Соотношение международного и национального права. Соотношение норм международного права и национального законодательства в РФ

100 р бонус за первый заказ

Выберите тип работы Дипломная работа Курсовая работа Реферат Магистерская диссертация Отчёт по практике Статья Доклад Рецензия Контрольная работа Монография Решение задач Бизнес-план Ответы на вопросы Творческая работа Эссе Чертёж Сочинения Перевод Презентации Набор текста Другое Повышение уникальности текста Кандидатская диссертация Лабораторная работа Помощь on-line

Узнать цену

В силу особенностей их связей как с внешней средой, так и внутрисистемного характера международное и внутригосударственное право - это две системы одной социальной действительности, оба обладают рядом свойств сходного характера, выступают в качестве внутреннего единства более высокой системы - права как общественного явления.

В нашей стране, по понятным причинам, исследователи проблем соотношения внутригосударственного и международного права сводили право только к нормам законодательства. Понимание права как системы норм не позволяет исследовать в динамике отношения между внутригосударственным и международным правом и, кроме того, искусственно сужает сферу их взаимодействия. Такое понимание права не дает возможности раскрыть взаимосвязь международных и внутригосударственных правоотношений и роль правосознания. Поэтому для анализа права важно, чтобы его сугубо правовое содержание не сужалось. Это важно и для того, чтобы можно было выяснить, почему между данными правовыми системами установились различные связи.

В современном мире, для которого характерна смена «кода» культуры, когда перед человечеством стоят глобальные проблемы выживания и существует опасность ядерного уничтожения, проблемы общественной безопасности приобретают особое значение. Среди них на первом плане - защита прав и свобод человека, сложившихся экосистем, культур и цивилизаций, обеспечение стабильного развития всех народов мира. Для этого необходимо создание механизма, который мог бы обеспечить ответственную деятельность всех правительств, т. е. создание новых и расширение существующих полномочий международных организаций. Нужна концепция равновесного развития человечества - целостной цивилизации, гармонически сочетающей в себе наследие всех стран и народов.

Тоталитарные, диктаторские режимы не признают общечеловеческие ценности, принципы и нормы международного права, грубо нарушают права и свободы граждан, национальных меньшинств. В этой связи возникает вопрос приоритета общечеловеческих ценностей перед классовыми и национальными. Отсюда также вытекает примат международного права над внутригосударственным правом.1 Примат международного права должен быть закреплен в конституциях всех стран, а судебная власть при рассмотрении дел должна учитывать принципы и нормы международного права.

Основным мотивом, по которому большинство ученых, в первую очередь международников, буквально возводило «берлинскую» стену между внутригосударственным и международным правом, считая, что нормы международного права могут действовать внутри страны только с санкции государства, было то, что система международного права и системы внутригосударственного права имеют различную природу ; международное право - результат согласования воли государств, и поэтому даже на международной арене приоритет остается за волей государств, а не за правом . На самом деле международное и внутригосударственное право имеют одну социальную природу , в центре той и другой системы - человек, его естественные и неотчуждаемые права и свободы.

Вопрос исследования соотношения международного и внутригосударственного права требует также выяснения объекта регулирования этих правовых систем . Таким объектом права выступают определенные общественные отношения, возникающие по поводу различных материальных и нематериальных благ, а не сами эти блага.

Основными факторами, определяющими приоритет международного права над внутригосударственным, являются:

1) ценностный фактор, т. е. приоритет общечеловеческих ценностей над всеми другими ценностями;

2) фактор экономического характера - интернационализация производства, международное разделение труда, образование мирового рынка;

3) политический фактор - наличие средств массового уничтожения, которые представляют опасность для всего человечества.

приоритетность международной правовой системы определяется развитием современного мира, идущего от униформизма к плюрализму, наличием общесоциальных ценностей, их значимостью сравнительно с классовыми, национальными интересами. Решающей общесоциальной ценностью при этом является человеческая личность, ее права и свободы.

В настоящее время все чаще признается, что международное право, международное сообщество и международные организации могут и должны вмешиваться во внутренние дела государств, если власть грубо нарушает права и свободы человека, права и свободы малых народов и национальных меньшинств. Это зафиксировано в целом ряде межгосударственных соглашений, прежде всего в Парижской хартии для новой Европы и ряде других.

Таким образом, в соответствии с нормами современного международного права его субъектами являются физические лица, нации, народности, государства, международные (межгосударственные) организации, юридические лица (государственные и общественные организации). Субъектами внутригосударственного права являются физические лица, юридические лица, международные организации, государство, нации, народ.

Вопрос о соотношении международного и внутригосударственного (национального) права является одним из центральных в теории международного права. Международная доктрина в этом вопросе выработала три основных направления: одно дуалистическое и два монистических.

В основе дуалистического подхода лежит тезис о том, что международное право и право национальное представляют собой два различных правопорядка. Отмечая это, основоположник этого направления немецкий ученый XIX века Г. Трипель писал: «Международное и внутригосударственное право суть не только различные отрасли права, но и различные правопорядки. Это два круга, которые не более чем соприкасаются и никогда не пересекаются».

Суть монистических концепций состоит в признании единства обеих правовых систем. Международное и национальное право рассматриваются как части единой системы права. При этом сторонники этих концепций расходятся только в вопросе примата (первенства, верховенства) этих правовых систем. Одни из них исходят из примата внутригосударственного права над международным (немецкая юридическая литература второй половины XIX - начала ХХ в.) Так, один из видных представителей этого направления немецкий ученый А. Цорн писал: «Международное право юридически является правом лишь тогда, когда оно является государственным правом». А его коллега А. Лассон утверждал, что «государство оставляет за собой свободу решать, соблюдать международное право или нет, в зависимости от того, диктуется ли это его интересами».

Обоснование позиции сторонников другой разновидности монистической концепции - примата международного права над внутригосударственным, получившей широкое распространение, содержится в трудах австрийского юриста ХХ в. Г. Кельзена, в послевоенные годы, профессора Калифорнийского университета (США). Отождествляя государство с корпорацией, Кельзен писал: «Государство рассматривается только как правовое явление, как юридическое лицо, т.е. корпорацию». Поэтому соотношение между международным правопорядком и национальными правопорядками «напоминает соотношение национального правопорядка и внутренних норм корпорации».

Советская концепция по этому вопросу основывалась на следующих посылках:

Международное и внутригосударственное право, будучи самостоятельными правовыми системами, находятся в постоянном взаимодействии, которое опосредуется волей государств - участников международного общения;

Оценивая обе монистические теории как несоответствующие объективной реальности существования суверенных государств, нельзя отрицать возможного преимущественного значения той или иной системы права в процессе их тесного взаимодействия;

Если влияние норм внутригосударственного права на международное можно назвать первичным, так как каждое государство, участвующее в создании международного права, исходит из характера и возможностей своего внутреннего права, то в процессе взаимодействия уже существующих норм оно не может не признавать принцип преимущественного значения норм международного права. Этот принцип получил четкое выражение в статье 27 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 года, согласно которой участник договора «не может ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания для невыполнения им договора».

Таким образом, хоть и с достаточно туманными оговорками, признавался примат норм международного права над нормами национального законодательства. В настоящее время такой примат норм международного права находит свое закрепление в текущем законодательстве России (см., например, часть 4 статьи 15 Конституции Российской Федерации). В ней сказано «Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора».

Здесь уместно затронуть вопрос о взаимовлиянии международного и национального права. Действительно, с одной стороны, международное право оказывает существенное влияние на становление, формирование и динамику норм национального права, налагая на государства исполнение обязательств, взятых ими при подписании различных международных договоров (например, к этому их обязывал Венский документ СБСЕ 1989 года). Но, с другой стороны, и само международное право может испытывать на себе влияние норм внутригосударственного права. Например, принятие в 1951 году в СССР Закона о запрещении пропаганды войны привело к тому, что в статье 20 Международного пакта.о гражданских и политических правах, принятого Генеральной Ассамблеей ООН в 1966 году, появилась норма, согласно которой «всякая пропаганда войны должна быть запрещена законом».

Международное (публичное) право отличается от внутригосударственного права. Отличия сводятся к следующему:

- По предмету правового регулирования - международное право регулирует отношения, возникающие только между специфическими субъектами; внутригосударственное право регулирует весь спектр общественных отношений, возникающих внутри государства и не затрагивающих интересы других государств, за исключением возникающих коллизий между правовыми системами различных государств.

- международное право регулирует исключительно демократические отношения; во внутригосударственном праве характер регулируемых отношений зависит от политико-правового режима.

- По субъектам - международное право регулирует отношения преимущественно между классическими субъектами права (государствами, нациями и народностями, борющимися за национальную независимость, международными межправительственными организациями и государствоподобным образованием); во внутригосударственном праве субъектами являются физические и юридические лица, государственные органы и другие субъекты, действующие на территории государства.

- По способу создания норм - в международном праве нормы создаются самими субъектами права для себя путем согласования воль при принятии акта; во внутригосударственном праве нормы права создаются специально уполномоченными органами.

- По источникам права - в международном праве источниками права являются договор и международный обычай; во внутригосударственном праве - закон, подзаконный акт, обычай, нормативный договор.

Международное (публичное) право отличается от международного частного права:

- По характеру нормативного образования - международное право - самостоятельная система права; международное частное право - отрасль российского права.

- По субъектам - субъектами международного права являются специфические субъекты; субъектами международного частного права - субъекты национальных правовых систем, обремененные иностранным элементом.

- По характеру регулируемых отношений - международное право регулирует отношения между специфическими субъектами (государствами, нациями и народностями, борющимися за национальную независимость, международными межправительственными организациями, государствоподобным образованием); международное частное право - гражданско-правовые отношения в широком смысле слова (гражданские в истинном смысле слова, семейные, наследственные, кооперативные, авторские и др.).

- По источникам - источниками международного права являются договоры и обычаи; международного частного права - как источники национального права, так и международные договоры и обычаи.

Нормы международного права создают права и обязанности только для субъектов международного права.

Органы государственной власти и иные субъекты, находящиеся на территории государства, непосредственно нормам международного права не подчиняются.

Реализация международных обязательств на внутригосударственном уровне осуществляется путем вхождения норм международного права в нормы внутригосударственного права.

Сам процесс вхождения норм международного права в национальное законодательство называется имплементацией. Способы вхождения именуются трансформацией. В широком смысле трансформация представляет собой способ осуществления международного права посредством издания государством внутренних нормативных актов (законов, актов ратификации и публикации международных договоров, административных постановлений, распоряжений и т.п.) и обеспечение исполнения им своего международного обязательства или в интересах использования им своего международного правомочия. Таким образом, норма международного права не преобразуется, она сохраняет свой статус. А вот ее содержанию, правилу поведения придается статус нормы национального права. Собственно, речь идет об имплементации международной нормы при помощи национального права.

Трансформация может быть общей и индивидуальной.

При общей трансформации государство устанавливает, что все или только определенные виды принятых им международно-правовых норм являются частью национального права страны.

При индивидуальной трансформации необходимо в каждом случае вводить международные нормы в национальное право страны специальным актом.

В некоторых странах, например в Великобритании, в отношении обычного международного права применяется общая трансформация, а в отношении договоров - индивидуальная. В России в отношении международных договоров применяется индивидуальная трансформация (Государственной Думой РФ издается специальный закон о ратификации).

В доктрине международного права различают несколько способов трансформации:

а) прямую рецепцию - когда норма международного права без изменения заимствуется национальным законодательством. Нередко этот способ именуется инкорпорацией, т.е. включением;

б) бланкетную рецепцию - когда норма международного права не заимствуется, но на нее делается соответствующая;

в) собственно трансформацию - когда норма международного права изменяется путем создания словесной национальной транскрипции (переводится на другой язык) и закрепляется в национальном нормативном акте, но ее смысловое значение при этом не претерпевает значительных изменений.

Предыдущая

Существуют две теории соотношения международного и государственного права , которые оказывают влияние на правотворческую и правоприменительную практику государств : монистическая и дуалистическая. Согласно монистической теории международное и внутригосударственное право образуют одну (единую) систему. Согласно дуалистической теории международное и внутригосударственное право - две различные правовые системы , лежащие в различных плоскостях и не подчиненные друг другу.

Каждая из этих теорий имеет разновидности. В ряде случаев граница между ними практически исчезает.

Основное положение монистической теории заключается в том, что международное право в принципе может регулировать непосредственно внутригосударственные отношения и применяться национальными судами , другими государственными органами и должностными лицами, если таково было намерение создателей соответствующих международно-правовых норм или если это допускается внутригосударственным правом того или иного государства, находя отражение в его законодательстве. В отечественной доктрине одним из вариантов монистической теории считали концепцию примата внутригосударственного права над международным, выдвигавшуюся некоторыми немецкими авторами до Первой мировой войны и в период между двумя мировыми войнами, подчеркивая, что она своими корнями восходит к философии Гегеля. Если тезис о примате внутригосударственного права понимать буквально, то тогда он означает, что в случае расхождения норм международного права, обязывающих данное государство, с нормами его внутреннего права приоритет имеют последние, т.е. должны выполняться именно нормы внутреннего права. На практике германские суды последовательно такого подхода не придерживались. В сущности, этот тезис представляет собой отрицание международного права. Для гитлеровской Германии он был удобен, но, нарушая повсеместно международное право, Германия в этот период в лице своих руководителей не слишком заботилась о теоретическом обосновании таких нарушений.

Логика сторонников примата внутригосударственного права сводилась к тому, что государство, принимая международно-правовые обязательства , себя добровольно ограничивает и поэтому, если считает их не соответствующими своим высшим интересам, имеет право их не соблюдать. Сторонников этой концепции интересовало не столько то, образуют международное и внутригосударственное право единую правовую систему или нет, сколько то, что преимущественную силу якобы имеет внутригосударственное право, поэтому она вряд ли может рассматриваться в качестве чисто монистической. В настоящее время концепция примата внутригосударственного права практически ушла в прошлое.

Монистическая теория обычно связывается с концепцией примата международного права над внутригосударственным. Последняя заключается в том, что международное право в известном смысле рассматривается как имеющее приоритет по отношению к внутригосударственному. Этот приоритет интерпретируется как признание того, что в случае расхождения между внутригосударственным и международным правом преимущество имеет международное право, т.е. должны применяться именно нормы международного права. Указанная концепция зародилась в рамках англосаксонской правовой школы еще в XVIII в. и обычно связывалась с доктриной Блэкстона, сформулированной в 1765 г. Согласно этой доктрине международное право в полной мере воспринимается общим правом и является частью права страны или, по выражению современных авторов, инкорпорируется во внутригосударственное право. В качестве примера практического применения монистической теории ее сторонники часто приводят законодательство США , согласно которому договоры , ратифицированные в соответствии с Конституцией США, являются частью внутреннего права США. Данное положение на практике толковалось в более широком плане и распространялось также на обычаи , признанные США. Следует отметить, что на родине доктрины Блэкстона, в Соединенном Королевстве, она не применялась последовательно. Британские авторы свидетельствуют о том, что даже традиционное правило, согласно которому обычные нормы международного права автоматически составляют часть британского права, не всегда воспринимается буквально. Во всяком случае они подчеркивают, что при расхождении между законом , принятым парламентом , и международным обычным правом преимущество имеет закон. Что касается международных договоров Соединенного Королевства, то они приобретают силу в британском праве только на основании закона, принятого парламентом.

Сторонники монистической теории (по крайней мере умеренные) не отрицают того, что международное и внутригосударственное право в принципе действуют в разных областях. Просто они допускают возможность с санкции законодателя автоматического прямого действия и применения в тех или иных границах во внутригосударственной сфере международного права.

Дуалистическая теория, основанная на признании международного права и внутригосударственного права двумя различными системами, как и монистическая, имеет разновидности. Широкое распространение, особенно в западной доктрине, получил ее вариант, согласно которому для придания международному праву силы во внутригосударственной сфере необходимо в каждом конкретном случае (идет ли речь о международном праве или об определенном международном обычае) принятие на внутригосударственном уровне соответствующего закона или акта, часто называемого трансформационным актом. Сторонники этой точки зрения допускали прямое регулирование международным правом внутригосударственных отношений, но лишь в результате принятия трансформационного акта. Позднее, в советский период, указанная точка зрения в том или ином виде находила отражение в отечественной международно-правовой литературе.

Утверждалось, например, что, для того чтобы международное право непосредственно действовало и применялось во внутригосударственной сфере, необходимо санкционирование государством. Высказывалось также мнение, что в результате отсылки во внутригосударственном праве к положениям международного договора его положения могут непосредственно регулировать внутригосударственные отношения. Последняя точка зрения близка к монизму.

Некоторые авторы предпочитают говорить не о монистической и дуалистической теориях, а о доктрине инкорпорации и доктрине трансформации, считая, что в практическом плане решение вопроса о соотношении международного и внутригосударственного права зависит в первую очередь от законодателя, а в странах общего права - от судов. Таким образом, различие между монистической и дуалистической теориями они видят в том, включает законодатель в той или иной степени международное право автоматически во внутригосударственное или же требует для такого включения государственного санкционирования (принятия трансформационного акта). Следовательно, соотношение международного и внутригосударственного права согласно таким взглядам определяется волеизъявлением законодателя.

Традиционно считалось, что автоматическое включение международного права во внутригосударственное в той или иной степени свойственно странам общего права, а для так называемых континентальных стран (речь шла прежде всего о романо-германской семье правовых систем) характерно положение, которое предусматривает необходимость принятия трансформационных актов для обеспечения действия и применения международного права во внутригосударственной сфере. Тогда и при одном, и при другом подходе законодателя к данной проблеме пришлось бы признать, что как только международное право, какая-то категория его норм и какой-либо конкретный международно-правовой акт начинают рассматриваться в качестве части внутреннего права страны, в соответствующих рамках международное право непосредственно начинает регулировать внутригосударственные отношения. Следовательно, различие между взглядами дуалистов и монистов становилось бы чисто теоретическим.

Для практики важно не то, образуют международное и внутригосударственное право единую правовую систему или же являются двумя самостоятельными правовыми системами, а то, может ли какой-либо государственный орган, включая суд, или должностное лицо при решении конкретного дела, относящегося к его компетенции, для обоснования своего решения сослаться непосредственно на международный договор или международный обычай. Еще более важно для практики выяснить, имеет ли в каких-либо случаях то или иное положение международного права, на которое можно сослаться при решении конкретного дела непосредственно, приоритет по отношению к тому или иному положению внутригосударственного права в случае коллизии между ними.

Следует отметить, что в отечественной доктрине серьезную поддержку находит разновидность дуалистической теории, которую предлагают иногда называть диалектическим, или объективным, дуализмом. Согласно этому варианту дуалистической теории международное и внутригосударственное право разделяют объективные границы, которые не зависят ни от законодателя, ни от намерений сторон, заключающих международный договор. Международное право создается участниками межгосударственных отношений для регулирования этих отношений и объективно поэтому не может регулировать внутригосударственные отношения. Внутригосударственное право в состоянии регулировать только внутригосударственные и международные немежгосударственные отношения (внутригосударственные отношения с иностранным элементом).

Как монистическая, так и дуалистическая теория имеют определенные недостатки. Монистическая теория гипертрофирует субъективную сторону решения вопроса о соотношении международного и внутригосударственного права и в той или иной степени отрицает наличие особого объекта международно-правового регулирования межгосударственных отношений. Дуалистическая теория может привести к преувеличению различия между международным и внутригосударственным правом и тем самым к уменьшению связи между ними и фактически ориентировать на несоблюдение международного права.

Чрезмерное подчеркивание роли субъективного фактора при освещении вопроса о соотношении международного и внутригосударственного права имеет не только теоретическое значение. Оно способно дезориентировать законодателя либо стороны, заключающие международный договор. Если считать, что международное право по желанию законодателя или договаривающихся сторон может регулировать внутригосударственные отношения непосредственно, то теряется объект международно-правового регулирования. Тогда таким объектом в принципе могут быть любые внутригосударственные отношения, не говоря уже о международных негосударственных отношениях. Но в этом случае можно поставить вопрос и по-другому, доведя рассуждения до абсурда. Если субъективный фактор играет такую роль, можно представить гипотетическую ситуацию, когда законодатель попытается регулировать межгосударственные отношения. На первый взгляд вряд ли можно ожидать чего-либо подобного. Однако иногда наблюдаются попытки делать оговорки к международным двусторонним договорам под предлогом необходимости сделать интерпретационные заявления. Такого рода оговорки, как бы внешне они ни выглядели, являются, в сущности, попытками с помощью внутреннего права регулировать межгосударственные отношения.

В международно-правовой литературе СССР иногда высказывалась мысль о том, что монистическая теория может использоваться для вмешательства в дела, входящие во внутреннюю компетенцию государств (имелась в виду концепция примата международного права над внутригосударственным). Сомнительно, что это действительно так. Если законодательство строится на основании того, что все или какая-то часть международных договоров, обязывающих государство, имеют прямое действие во внутригосударственной сфере, становятся частью его внутреннего права или договаривающиеся государства считают (с учетом положений своего внутреннего права), что заключаемый ими договор будет прямо регулировать внутригосударственные отношения в пределах их территории , то ни о каком вмешательстве в сферу их внутренней компетенции говорить нельзя. Все происходит с их согласия. Вопрос, который следует задать в этом случае, сводится к тому, осуществляется ли прямое регулирование внутригосударственных отношений на самом деле.

Дуалистическая теория (если с ее помощью обосновывать в каждом конкретном случае необходимость принятия трансформационного акта) легко может быть использована в качестве если не оправдания, то во всяком случае объяснения того, почему внутригосударственное право в определенных ситуациях не соответствует каким-то положениям международного права, обязывающим данное государство, и тем не менее подлежит осуществлению, как если бы отсутствовали упомянутые положения международного права. На практике это может использоваться как обоснование действительности законов, которые должны были бы быть признаны недействительными на основании международных договоров.

Совместима ли с дуалистической теорией концепция примата международного права над внутригосударственным?

Обычно эту концепцию, как отмечалось, связывают с монистической теорией. Встречается точка зрения, согласно которой теория примата международного права над внутригосударственным не соответствует дуалистической концепции. Однако о примате (приоритете) международного права над внутригосударственным можно говорить, оставаясь и на позициях дуалистической концепции. Просто под приматом следует понимать не старшинство в иерархическом отношении, а необходимость привести внутригосударственное право в соответствие с международно-правовыми обязательствами государства.

Дуалистическая теория выглядит предпочтительнее, поскольку основана на объективных критериях, позволяющих видеть разницу между внутригосударственным и международным правом в характере регулируемых отношений. Вместе с тем и она не исключает, как указывалось, преувеличения роли субъективного фактора. Лишь упоминавшийся выше объективный дуализм позволяет избежать такого преувеличения. Однако он дает возможность представить только принципиальную схему соотношения международного и внутригосударственного права, но сам по себе не может устранить всех практических трудностей, связанных с решением вопросов, касающихся такого соотношения.

Практические трудности в области соотношения международного и внутригосударственного права заключаются в том, что идеального согласования того и другого добиться не удается, международное право так или иначе осуществляется во взаимодействии с внутригосударственным, но внутригосударственное право далеко не всегда оказывается готовым обеспечить осуществление международного.

Как правило, в законодательстве различных государств нет актов, предусматривающих, что все без исключения нормы международного права, обязывающие данное государство, становятся частью его внутреннего права или как-нибудь иначе автоматически приобретают силу во внутригосударственной сфере (например, путем отсылки к ним). Нет подобного рода положений и в праве тех государств, где прецеденты рассматриваются в качестве самостоятельного .

Получила определенное распространение практика принятия законов о включении общепризнанных норм международного права и (или) положений международных договоров во внутреннее право государств. Формулировки, которые при этом используются, различны.

Российские авторы обращали внимание на то, что нормы Конституции РФ 1993 г. и даже федеральных конституционных законов имеют приоритет перед нормами международных договоров. Но ст. 27 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. предусматривает, что ее участник не вправе ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания для невыполнения им договора. Это правило, как и другие, получившие закрепление в Конвенции, отражает обычную норму. Следовательно, одно то обстоятельство, что есть расхождения между положениями договора и конституции, не оправдывает невыполнения договора.

Существуют еще некоторые проблемы, которые могут быть замечены при простом сопоставлении ряда норм международного права. Даже если каким-либо нормам международного права (как показывает практика, чаще всего нормам, содержащимся в договорах) придается сила во внутригосударственной сфере и они получают приоритет в случае их расхождения с нормами внутригосударственного права, нередко четко не решается вопрос об уровне этих норм. Так, нормы договоров, не требующих ратификации, в случае включения таких договоров в законодательство того или иного государства не могут иметь приоритет по отношению к нормам законов, принятых парламентом, а имеют приоритет лишь в отношении норм, содержащихся в актах правительства .

В качестве примера нечеткости законодательства такого рода можно сослаться на ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, в которой просто провозглашается приоритет правил договоров перед правилами, установленными законом.

Включение положений международных договоров и обычаев во внутригосударственное право и признание их приоритета перед положениями внутригосударственного права, с ними расходящимися, не всегда автоматически устраняет трудности при применении норм международного права. Последние могут иметь слишком общий характер. В первую очередь это относится к общепризнанным принципам. Они ориентированы в основном на межгосударственные отношения, как, например, принцип неприменения силы.

Дополнительные сложности, связанные с соотношением международного и внутригосударственного права, могут возникнуть в федеративных государствах, если согласно конституции члены федерации вправе принимать законы по вопросам, отнесенным к их компетенции. Заключив, например, договор по таким вопросам без согласования с законами члена федерации, федерация создаст для себя непреодолимые трудности. Но и члены федерации могут создать для федерации подобного рода трудности, если будут заключать договоры с другими государствами, выходя за рамки своей компетенции. Такая тенденция была заметна в практике некоторых субъектов России в 1990-е годы. США долго не решались ратифицировать Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 г., ссылаясь на то, что реализация обязательств, предусмотренных Пактом, в той или мере относится к компетенции штатов.

Остается открытым, как правило, вопрос о том, каким образом обеспечивать осуществление во внутригосударственной сфере юридически обязательных решений международных организаций, особенно нормативного характера (например, резолюций Совета Безопасности о применении принудительных или превентивных мер, определяющих мандат вооруженных сил ООН). Придание им силы во внутригосударственной сфере предусматривается в соответствующих международно-правовых и внутригосударственных актах, относящихся к функционированию так называемых наднациональных организаций. Наиболее характерным примером таких организаций является Европейский союз .

Можно констатировать, что в настоящее время нет норм международного права, которые устанавливали бы, каким образом должны решаться противоречия между внутригосударственным и международным правом (например, путем признания приоритета положений международного права по отношению к положениям внутригосударственного права (с учетом их уровня) в случае расхождения между ними либо как-то иначе). Вопрос оставлен на усмотрение законодателя и правоприменительных органов каждого государства. В любом случае, однако, принцип добросовестного выполнения международных обязательств должен соблюдаться.

Сущность и механизм взаимодействия международного и внутригосударственного права

В свете концепции объективного дуализма взаимодействие международного и внутригосударственного права выглядит следующим образом. Внутригосударственное право должно быть согласовано с международным так, чтобы обеспечивать осуществление последнего. Если для выполнения положений международного права необходимо внутригосударственное правотворчество , происходит "переадресовка" положений международного права субъектам внутригосударственного права . Наименование этого процесса в юридической литературе вызывает значительные разногласия. Наиболее распространенным термином для его обозначения является "трансформация", хотя иногда этот термин употребляется в качестве наименования лишь одного из способов согласования международного и внутригосударственного права. Предлагаются также такие варианты, как "рецепция", "национально-правовая имплементация".

Трансформация в указанном выше смысле происходит во всех случаях, когда внутригосударственное право приводится в соответствие с международным, даже и тогда, когда формулировки международного договора могут породить иллюзию непосредственного применения его положений для регулирования внутригосударственных отношений.

Данный термин обозначает суть процесса, "переадресовку" независимо от того, как она осуществляется. Реально переадресуются не нормы международного права как таковые. На межгосударственном уровне они продолжают существовать и действовать. Просто во внутригосударственной сфере в результате "переадресовки" появляются правила, внешне повторяющие гипотезы международно-правовых норм, но уже применительно к субъектам внутригосударственного права. К санкциям международно-правовых норм, которые не находят отражения в международных актах и не переадресуются, относятся субъекты ответственности, и характер санкций во внутригосударственной сфере резко отличается от субъектов ответственности и характера санкций в межгосударственной сфере.

С точки зрения формы следует различать официальную трансформацию, юридически оформленную, происходящую в порядке, установленном законодательством соответствующего государства , и неофициальную, ad hoc, т.е. не оформленную юридически, происходящую не в силу того или иного правила либо комплекса правил, предусмотренных законодательством государства, а, так сказать, явочным порядком, по усмотрению каких-либо государственных органов . В последнем случае трансформация имеет место, если государство (т.е. само государство с международно-правовой точки зрения) хочет действовать согласно обязывающим это государство положениям международного права и внутригосударственное право ему в этом не препятствует, но никакого их осуществления не предусматривает.

С точки зрения способа осуществления можно различать автоматическую трансформацию и неавтоматическую, требующую принятия специального решения. Так, если законодательство предусматривает, что все международные договоры , в которых участвует государство, являются частью его внутреннего права, то нормы международного договора, как только он вступает для данного государства в силу, автоматически трансформируются. Если законодательство требует для придания договору силы закона , например принятия специального парламентского акта, это будет уже неавтоматическая трансформация.

С точки зрения масштабов процесса можно выделить общую, частичную и индивидуальную трансформацию. Так, трансформация на основании нормы внутригосударственного права, которая предусматривает, что все или большая часть положений международного права, обязывающих данное государство, являются частью его внутреннего права или его правовой системы , - это общая трансформация. Трансформация, которая осуществляется на основании нормы, предусматривающей необходимость в каждом случае вступления в силу для данного государства конкретного договора принятия специального парламентского акта, чтобы превратить его положения в нормы внутригосударственного характера, - это индивидуальная трансформация.

Трансформация на основе положения о том, что правила соответствующих договоров имеют приоритет перед правилами какого-либо отраслевого закона, может рассматриваться как частичная.

Большинство конституций провозглашает своим источником народ. В преамбуле Конституции РФ 1993 г. сказано: "Мы, многонациональный народ Российской Федерации... принимаем Конституцию Российской Федерации". В конституциях закрепляются основные права и свободы человека и гражданина , закладываются основы устройства общества и государства, а также устанавливаются пределы полномочий государства.

Некоторым конституциям присуща компактность и относительная немногословность. Примером может служить Конституция США 1787 г., состоящая из семи статей и 27 поправок. Обоснование такой немногословности можно найти в одном из решений Верховного суда США, который в 1819 г. заявил: "Конституция, содержащая точные подробности во всех разделах... приобретет многословие, присущее законодательному уложению, и едва ли сможет быть постигнута человеческим разумом... Потому ее природа требует того, чтобы были обрисованы лишь ее общие пределы, обозначены важнейшие объекты регулирования, с тем чтобы малые составные части этих объектов выявлялись из природы их самих".

Другие конституции более детальны в изложении прав и свобод, описании устройства и порядка функционирования государства. К их числу относится действующая Конституция РФ, состоящая из 137 статей и нескольких заключительных и переходных положений.

Будучи основополагающим национальным правовым актом, конституция регулирует внешние сношения государства, определяя полномочия органов государственной власти в области международных отношений, а также принципы внешней политики. В качестве примечательного примера можно привести Конституцию СССР 1977 г., содержавшую гл. 4 "Внешняя политика", ст. 29 которой гласила: "Отношения СССР с другими государствами строятся на основе соблюдения принципов суверенного равенства, взаимного отказа от применения силы или угрозы силой; нерушимости границ; территориальной целостности государств; мирного урегулирования споров; невмешательства во внутренние дела государств; уважения прав человека и основных свобод; равноправия и права народов распоряжаться своей судьбой; сотрудничества между государствами; добросовестного выполнения обязательств , вытекающих из общепризнанных принципов и норм международного права , из заключенных СССР международных договоров ". Как видно, этот перечень сходен с содержанием Декларации о принципах международного права , касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН , принятой Генеральной Ассамблеей ООН в 1970 г., и раздела "Декларация принципов, которыми государства-участники будут руководствоваться во взаимных отношениях" Заключительного акта СБСЕ 1975 г. Однако помещение приведенного перечня принципов в главу "Внешняя политика" подчеркивает намерение государства руководствоваться ими в международных отношениях, но не обязательно в своей внутренней политике, даже если некоторые из этих принципов могли бы быть применены в отношениях между государством и собственными гражданами .

Такая закрытость отечественной конституционной конструкции имела свое историческое объяснение. Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа, игравшая роль преамбулы Конституции РСФСР 1918 г., и в меньшей степени Декларация об образовании Союза Советских Социалистических Республик , занимавшая такое же место в Конституции СССР 1924 г., отражали как минимум настороженное отношение вновь образовавшегося государства к внешнему миру.

Внешний мир, в свою очередь, враждебно отнесся к возникновению государства , провозгласившего целью создание новой и чуждой ему социально-экономической формации, а потому долгое время отказывал ему в праве на место в сообществе "цивилизованных" государств, не останавливаясь перед применением вооруженной силы.

Несмотря на отмеченную особенность ранних конституций РСФСР и СССР, все они исходили из неизбежности и необходимости поддержания отношений с внешним миром. Например, в соответствии с Конституцией РСФСР 1918 г. в иерархии народных комиссариатов (министерств) на первом месте стоял Народный комиссариат по иностранным делам (ч. "а" ст. 43). В соответствии со ст. 37 Конституции СССР 1924 г. народный комиссар по иностранным делам занимал третье место после Председателя Совета Народных Комиссаров Союза ССР и его заместителей.

Закрытость первых конституций РСФСР и СССР для внешнего воздействия, в частности для проникновения международно-правовых принципов и норм, была средством самосохранения государства. В длительный период, когда право и законность в СССР всячески попирались, такая закрытость была еще и гарантией безнаказанности государственного аппарата , чьи жертвы были лишены возможности обращаться к средствам защиты, предоставляемым международным правом. При этом Конституция СССР 1936 г., на период действия которой пришлись жестокие репрессии государства против своих граждан, формально гарантировала достаточно широкий и прогрессивный для своего времени набор прав и свобод.

Укрепление Советского государства позволило ему оказывать возрастающее влияние на формирование норм международного права, а процессы демократизации, хотя и половинчатые, открыли доступ международно-правовым нормам во внутренний правовой порядок. Примером может служить ст. 129 Основ гражданского законодательства Союза ССР (Закон СССР) от 8 декабря 1961 г., которая гласила: "Если международным договором СССР установлены иные правила, чем те, которые содержатся в советском гражданском законодательстве, то применяются правила международного договора. Такой же порядок применяется в отношении гражданского законодательства союзной республики, если в международном договоре союзной республики установлены иные правила, чем предусмотренные гражданским законодательством этой союзной республики".

Значительный шаг к открытости внутреннего правового порядка для международно-правовых норм был сделан в рамках крупной конституционной и законодательной реформы второй половины 1980-х годов, которая, впрочем, так и осталась незавершенной. Примечательным явлением в рамках этого процесса стало принятие в 1989 г. Закона СССР "О конституционном надзоре в СССР" и образование в соответствии с ним Комитета конституционного надзора СССР. Решая вопрос о конституционности нормативного правового акта или его отдельных положений, Комитет в соответствии с ч. 3 ст. 21 Закона руководствовался как Конституцией СССР, так и "международными актами, участником которых является СССР".

Например, вынеся по собственной инициативе Заключение "О законодательстве по вопросам прописки граждан", Комитет указал: "Что же касается разрешительного порядка прописки, то положение о нем находится в противоречии со статьей 9 Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик, согласно которой граждане могут в соответствии с законом избирать род занятий и местожительство, а также положениями о праве граждан на свободу передвижения и свободу выбора себе местожительства в пределах территории страны, провозглашенными и закрепленными в основных международных актах о правах человека: Всеобщей декларации прав человека (ст. 13) и Международном пакте о гражданских и политических правах 1966 года (статья 12)".

Следующий шаг в направлении открытости отечественной правовой системы был сделан с принятием в 1992 г. поправки к Конституции РСФСР 1978 г., ст. 32 которой теперь гласила: "Права и свободы человека принадлежат ему от рождения. Общепризнанные международные нормы, относящиеся к правам человека, имеют преимущество перед законами Российской Федерации и непосредственно порождают права и обязанности граждан Российской Федерации". Впрочем, некоторая неопределенность термина "общепризнанные международные нормы" затрудняла применение этого конституционного положения. Возникала неясность с тем, в каких источниках правоприменитель должен был искать такие нормы, как ему следовало устанавливать их "общепризнанность", должен ли он был рассматривать их в качестве равноценных и, соответственно, применять нормы, содержащиеся в договорных источниках и в так называемых "мягких" источниках.

Ныне действующая Конституция РФ менее неопределенна в том, что касается взаимодействия международного права с внутренним правом. В соответствии с ч. 4 ст. 15 Конституции "общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора".

Подобные, на первый взгляд сходные, положения - не редкость для действующих конституций ряда государств мира.

Статья 55 Конституции Франции гласит: "Международные договоры или соглашения, должным образом ратифицированные или одобренные, имеют силу, превышающую силу акта Парламента , с момента опубликования, при условии применения каждого соглашения или договора другой стороной". Как видно, далеко не всякий международный договор имеет преимущество перед национальным законом. Конституция полагает целесообразным специально оговорить дополнительные условия преимущественной силы договора, а именно их опубликование и применение другими участниками.

В соответствии с ч. 4 ст. 6 Конституции Армении "международные договоры вступают в силу только после ратификации или одобрения. Международные договоры являются составной частью правовой системы Республики Армения. Если ратифицированным международным договором установлены иные нормы, чем предусмотренные в законах, то преимуществом пользуются нормы договора". Таким образом, условием вхождения договора в правовую систему Армении является его ратификация, и лишь ратифицированный договор в случае его коллизии с национальным законом будет иметь приоритет в применении. Подобным образом ч. 1 ст. 28 Конституции Греции наделяет "преобладающей юридической силой по отношению ко всякому противоположному положению закона" не любые международные договоры, а лишь "после их одобрения законодательным путем и по их вступлении в силу в соответствии с положениями каждого из них".

Некоторые конституции придерживаются иного подхода и вводят международные договоры, при соблюдении определенных условий, непосредственно в структуру своего национального законодательства.

В соответствии с ч. 1 ст. 96 Конституции Испании "правомерно заключенные международные договоры после их официального опубликования в Испании составляют часть ее внутреннего законодательства. Их положения могут быть отменены, изменены или приостановлены только в порядке, указанном в самих договорах, или в соответствии с общими нормами международного права". Испанская Конституция не наделяет международные договоры преимущественной силой по отношению к национальным законам. Вторую фразу ч. 1 ст. 96 можно понять так, как если бы последующий акт не обязательно отменял предыдущий. Иными словами, национальный акт, имеющий тот же предмет регулирования, что и международный договор, может иметь преимущество в применении перед договором только в том случае, если последний будет отменен, изменен или приостановлен в соответствии с применимой нормой международного права, будь эта норма заключена в самом договоре или же она является "общей нормой международного права". Источником последней, очевидно, следует считать Венскую конвенцию о праве международных договоров 1969 г.

Как показывают приведенные примеры зарубежных конституций, термин "международные договоры" нередко уточняется путем указания на то, что не всякий международный договор может обладать приоритетом по отношению к национальному закону. В каком же значении этот термин применен в п. 4 ст. 15 Конституции РФ?

В силу того что п. "г" ч. 2 ст. 125 Конституции РФ Конституционный Суд (далее - КС РФ) уполномочен разрешать дела о соответствии Конституции "не вступивших в силу международных договоров Российской Федерации", допустимо исключить из содержания конституционного термина "международный договор" такие соглашения, которые вступают в силу с момента подписания. Иными словами, на соглашение, вступающее в силу с момента подписания, не распространяется приоритет применения по отношению к национальному закону, предусмотренный ч. 4 ст. 15 Конституции.

Текст Конституции не дает иных прямых указаний, допускающих дальнейшую конкретизацию термина "международный договор", как он употреблен в Конституции. Обратимся в поисках правовых аргументов к иным источникам, в первую очередь к специальному правовому акту - Федеральному закону "О международных договорах Российской Федерации" 1995 г. Перечисляя в ч. 1 ст. 15 договоры, подлежащие ратификации, Закон на первое место ставит договоры, "исполнение которых требует изменения действующих или принятия новых федеральных законов, а также устанавливающие иные правила, чем предусмотренные законом".

Конституция РФ не определяет понятия "общепризнанные принципы и нормы международного права", не указывает источников таких принципов и норм, не предоставляет средства и методы для их выявления и установления их содержания.

Подобным термином оперируют и некоторые иностранные конституции.

Например, в соответствии со ст. 25 Конституции Германии "общие правила международного права являются составной частью федерального права. Они имеют преимущество перед законами и непосредственно порождают права и обязанности для жителей федеральной территории". При этом согласно ч. 2 ст. 100 Конституции полномочием устанавливать, какая норма международного права является частью федерального права и порождает ли она права и свободы человека, наделен Федеральный Конституционный суд.

Таким образом, именно судебный орган с применением имеющегося у него инструментария правовых средств должен устанавливать содержание указанных норм. Наделение такой функцией высшего судебного органа не случайно. На него возлагается ответственность по выявлению не просто норм международного права, а общепризнанных норм. После его решения такие нормы наряду с ратифицированными и вступившими в силу международными договорами займут особое, приоритетное по отношению к национальным законам место во внутреннем праве.

Отмеченная недосказанность Конституции РФ в отношении способов установления общепризнанных принципов и норм международного права отчасти была восполнена Верховным и Конституционным Судами РФ, которые в ряде своих решений высказали мнение о том, что источником закрепления общепризнанных принципов и норм международного права для целей их применения судами являются "международные пакты, конвенции и иные документы" или "международные акты".

Это не означает, что общепризнанным принципам и нормам международного права, не закрепленным в такого рода источниках, закрыт путь в российскую правовую систему, просто они не будут иметь приоритета перед правилами национального закона.

Анализируя ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, необходимо помнить о ч. 1 той же статьи, которая гласит: "Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации. Законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации". Что же касается международных договоров, то в соответствии с ч. 6 ст. 125 Конституции "не соответствующие Конституции Российской Федерации международные договоры Российской Федерации не подлежат введению в действие и применению". Таким образом, сама Конституция устанавливает жесткие рамки, в которых может осуществляться норма о приоритете применения международного договора. В случае коллизии между нормами договора и Конституцией безусловным верховенством будет пользоваться последняя, что же касается не соответствующего Конституции международного договора, то он лишается преимущества по отношению к национальному закону.

В течение того времени, что действует Конституция РФ 1993 г., законодатель воспроизводит формулировки ч. 4 ст. 15 во вновь принимаемых или приводимых в соответствие с требованиями Конституции ранее принятых нормативных актах.

Международное право в деятельности Конституционного Суда РФ

Четвертую группу составляют дела о толковании Конституции. Здесь, как и в делах первой группы, заявителями могут быть только органы власти, однако перечень их сокращен. Таковыми могут быть Президент, обе палаты Федерального Собрания, Правительство, органы законодательной власти субъектов Федерации.

Наконец, в случае возбуждения процедуры отрешения от должности Президента именно к КС РФ будет обращен запрос Совета Федерации о даче заключения о соблюдении установленного порядка выдвижения обвинения главы государства в государственной измене или совершении иного тяжкого преступления .

Ни Конституция, ни Закон о Конституционном Суде РФ не обязывают Суд применять в своей деятельности источники иные, чем Конституция. Иными словами, анализируя поставленные перед ним вопросы права , Суд использует в качестве кодекса и правового эталона букву Конституции и свое понимание этой буквы. Примечательно, что Комитет конституционного надзора СССР, своего рода прообраз судебного органа конституционного надзора, решая вопрос о конституционности нормативного правового акта или его отдельных положений, руководствовался как Конституцией СССР, так и "международными актами, участником которых является СССР".

Итак, наиболее очевидной ситуацией, в которой КС РФ может столкнуться с актами международного права , является рассмотрение дела о конституционности не вступившего в силу международного договора. То, что Суд может изучать договор на предмет соответствия Конституции только до его вступления в силу, является гарантией от потенциально разрушительного вторжения национальных органов власти в действующее международное право.

Понятие "не вступивший в силу международный договор РФ" предполагает, что это должен быть договор, уже подписанный должным образом уполномоченным лицом, но еще не ратифицированный Государственной Думой и не утвержденный иным федеральным органом государственной власти. Впрочем, в этом понятии можно усмотреть и некоторую неопределенность. Не ясно, понимает ли под ним Конституция вообще не вступивший в силу договор или же договор, не вступивший в силу только для России. Может ли, к примеру, КС РФ рассматривать запрос о конституционности действующего многостороннего договора, полноправной стороной которого Россия еще не стала?

Устранить такую неопределенность может либо толкование соответствующего положения Конституции, либо практика КС РФ. Что касается практики, то она минимальна. До настоящего времени Суд вынес три решения по делам о конституционности международного договора, включая уже упомянутое Постановление о Договоре о принятии в Российскую Федерацию Республики Крым, причем первое из них было не по существу вопроса.

Так, 12 февраля 1999 г. группа депутатов Государственной Думы обратилась в КС РФ с запросом о проверке конституционности российско-украинского Договора о дружбе, сотрудничестве и партнерстве 1997 г. К тому моменту Договор уже был ратифицирован украинской стороной. Пока Суд занимался предварительным изучением запроса, процесс ратификации шел полным ходом, и уже 1 апреля 1999 г. Россия и Украина обменялись ратификационными грамотами, после чего Договор вступил в силу. Суду лишь оставалось вынести решение об отказе в рассмотрении запроса по существу, поскольку он не вправе оценивать конституционность уже действующего договора.

20 июня 2012 г. группа депутатов Государственной Думы попыталась оспорить конституционность Протокола о присоединении России к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации и добиться отказа введения в действие и применения в РФ как самого Протокола, так и приложений к нему, находящихся в неразрывной связи с Марракешским соглашением и всеми прилагаемыми к нему многосторонними торговыми соглашениями. В частности, заявители ссылались на несоблюдение процедуры ратификации, которая к моменту подачи запроса уже началась, а также требований, вытекающих из закрепленного Конституцией разграничения предметов ведения между органами государственной власти Федерации и субъектов. Они также высказали опасения в том, что обязательная процедура урегулирования споров в ВТО приведет к "обязывающему вмешательству международной организации", чем будет нарушен суверенитет РФ и конституционный принцип разделения властей , создана угроза ее национальной безопасности. КС РФ, тщательно рассмотрев доводы заявителей, не нашел оснований для признания Протокола не соответствующим Конституции.

Нередко заявитель, оспаривающий конституционность нормативного правового акта, привлекает международно-правовые нормы для аргументации своего запроса. При этом следует учитывать, что в соответствии с Законом о Конституционном Суде РФ (ч. 3 ст. 74) Суд "при принятии решения не связан основаниями и доводами, изложенными в обращении".

Так, вынося в июле 1999 г. решение по делу о конституционности отдельных положений Федерального закона "О культурных ценностях, перемещенных в СССР в результате Второй мировой войны и находящихся на территории Российской Федерации", КС РФ не только не ограничился тем, что рассмотрел аргументы заявителя - Президента РФ, основанные на международных актах, как имеющих международно-правовое содержание, так и лишенных его, но и предпринял анализ некоторых международно-правовых источников, не упомянутых в обращении.

Конституция и Закон о Конституционном Суде РФ допускают ситуацию, когда международно-правовые акты могут фигурировать в передаваемых в КС РФ спорах о компетенции, возникающих на федеральном уровне или на уровне субъектов Федерации или между федеральными органами государственной власти и органами государственной власти субъектов. Например, Государственная Дума может усомниться в праве исполнительной власти заключить некое международное соглашение. Или орган государственной власти субъекта Федерации может оспорить правомерность заключения федеральным органом международного договора, вторгающегося в область совместного ведения Федерации и субъекта, без предварительного согласования с последним. Или же Президент может обратиться в КС РФ с запросом о правомерности возбуждения Государственной Думой процесса денонсации международного договора.

Пока Суду не приходилось сталкиваться с жалобами , в которых оспаривалось бы право тех или иных органов государственной власти заключать или расторгать международный договор (в упомянутом деле, возникшем в связи с Протоколом о присоединении России к Марракешскому соглашению об учреждении ВТО, предметом запроса была процедура заключения международного договора). В возможном споре такого рода предметом является не столько международный акт, сколько акт национального органа, поэтому на первый взгляд международно-правовой элемент здесь менее выражен, чем в деле о конституционности не вступившего в силу международного договора.

Надо сказать, что Закон о Конституционном Суде РФ предъявляет к ходатайствам о разрешении спора о компетенции больше требований, чем к запросам о проверке конституционности не вступившего в силу международного договора. В частности, стороны спора должны исчерпать иные способы его разрешения. Если же Суд все-таки примет к рассмотрению спор о компетенции, предметом которого будет акт ратификации или утверждения международного договора, ему, по всей видимости, придется глубоко исследовать Венскую конвенцию о праве международных договоров 1969 г.

Чаще всего КС РФ обращается к международным источникам при рассмотрении жалоб граждан или объединений граждан, Уполномоченного по правам человека и запросов судов и Генерального прокурора, в которых оспаривается конституционность закона, примененного или подлежащего применению в конкретном деле. Суд не обязан этого делать, да и заявители не всегда ссылаются на такие источники. Однако Суд то и дело приводит в своих решениях международные договоры или даже акты международных организаций, вне зависимости от того, рассматривает он обращение по существу или нет, нередко используя такие источники для выявления конституционного смысла положений законов.

Особо следует отметить, что КС РФ начал ссылаться на положения Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. еще до ее ратификации Россией, а на практику Европейского суда по правам человека (далее - ЕСПЧ) - до того, как было вынесено первое постановление по жалобе против России. В дальнейшем между КС РФ и ЕСПЧ установился диалог, в ходе которого первый, применяя правовые позиции и доводы второго в подкрепление выводов, сделанных на основе Конституции, стал проводником этих позиций и доводов в российскую правовую систему и правоприменительную практику.

В свою очередь, ЕСПЧ неоднократно и чаще всего позитивно ссылался на практику КС РФ, используя ее в качестве одного из эталонов при рассмотрении жалоб против России. Исключение составили несколько постановлений, в которых ЕСПЧ либо подверг критике предшествующее решение КС РФ, признававшее оспариваемое положение закона соответствующим Конституции (Постановления палаты первой инстанции и Большой палаты по делу "Константин Маркин против России" соответственно от 7 октября 2010 г. и 22 марта 2012 г.), либо предложил российским властям, в том числе и КС РФ, предпринять действия, неосуществимые в рамках действующей Конституции (Постановление по делу "Анчугов и Гладков против России" от 4 июля 2013 г.). Во избежание подобных юриспруденческих конфликтов в будущем КС РФ принял решение, согласно которому в случаях, если российский суд общей юрисдикции придет к выводу о невозможности исполнения постановления ЕСПЧ без признания не соответствующими Конституции норм, конституционность которых ранее была подтверждена КС РФ, он обязан приостановить производство по делу и обратиться в КС РФ с запросом о проверке конституционности этих норм (Постановление от 6 декабря 2013 г. N 27-П). Эта правовая позиция получила законодательное закрепление в дополнениях к Закону о Конституционном Суде РФ, вступивших в силу в июне 2014 г.

Примечателен диалог КС РФ с международным правом, сопровождавший эволюцию его подхода к проблеме смертной казни . Конституция РФ допускает возможность установления федеральным законом такой меры наказания за особо тяжкие преступления против жизни впредь до ее отмены. При этом лицу, обвиняемому в совершении такого преступления, должно предоставляться право на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей (ч. 2 ст. 20). Вступая в Совет Европы в 1996 г., Россия обязалась подписать Протокол N 6 об отмене смертной казни к Конвенции о ащите прав человека и основных свобод в течение одного года после вступления (что было сделано), а еще через два года его ратифицировать (чего так и не произошло). Кроме того, с момента вступления в Совет Европы Россия обещала Парламентской ассамблее установить мораторий на приведение в исполнение смертных приговоров .

КС РФ своими средствами и без видимой связи с обязательствами России перед Советом Европы установил мораторий уже на само вынесение смертных приговоров. Постановлением, принятым в феврале 1999 г., запрещалось назначение наказания в виде смертной казни впредь до образования на всей территории страны работоспособных коллегий присяжных заседателей. Отпущенный на это законом срок должен был истечь 1 января 2007 г., но законодатель продлил его еще на три года. И если бы до 1 января 2010 г. Россия не ратифицировала Протокол N 6, а коллегии присяжных были бы образованы во всех субъектах Федерации, суды, строго говоря, были бы вправе вновь выносить смертные приговоры. Во избежание появления противоречивой правоприменительной практики в отношении возможности назначения наказания в виде смертной казни после введения судов с участием присяжных заседателей на всей территории страны Верховный Суд РФ обратился к КС РФ с просьбой разъяснить смысл предписаний его Постановления с учетом новых условий.

В Определении, вынесенном 19 ноября 2009 г., КС РФ констатировал длительное действие в России "комплексного моратория" на применение смертной казни, который включает в себя временный запрет на приведение в исполнение смертных приговоров (он начал действовать с момента принятия России в Совет Европы) и на само их вынесение (со дня подписания Россией Протокола N 6). Второй компонент комплексного моратория был подкреплен внутренним конституционно-правовым актом - Постановлением КС РФ 1999 г., запрещавшим назначение наказания в виде смертной казни впредь до повсеместного образования коллегий присяжных заседателей. Комплексный мораторий был также подкреплен устойчивой практикой самого КС РФ по жалобам лиц, осужденных к смертной казни, практикой судов общей юрисдикции, а еще до сформирования первого компонента - практикой Президента по осуществлению помилования . Суд также пошел на неоднозначный шаг, признав Протокол N 6 - нератифицированный международный акт - "существенным элементом правового регулирования права на жизнь", тем самым интегрировав его в отечественную правовую систему.

Следует исходить из того, что это мнение не создает общего правила для всех договоров, когда-то подписанных Россией, но по разным причинам не ратифицированных. В данной ситуации качество правового регулятора признано за Протоколом N 6 в силу того, что он оказался составной частью комплекса национальных и международных мер, направленных на осуществление конституционной цели - исключение смертной казни из перечня мер наказания.

Что касается вынесения КС РФ заключения в связи с процедурой отрешения Президента от должности, то если когда-нибудь ему придется решать такую задачу, то маловероятно, чтобы он обратился к международному праву, хотя иностранные аналогии могут оказаться полезными.

Остаются дела о толковании Конституции РФ. Здесь вероятна ситуация, когда Суду придется заняться поиском и анализом применимых норм международного права.

Решая редкие дела об абстрактном, т.е. не возникающем в связи с рассмотрением конкретного вопроса права, толковании Конституции, Суд не часто обращается к международно-правовым аргументам. Да и заявителей по таким делам пока мало интересовали те положения Конституции, в которых упоминаются общепризнанные нормы и принципы международного права или международные договоры России.

Одним из исключений стал запрос Думы Чукотского автономного округа о толковании ст. 69 Конституции РФ, которая гласит: "Российская Федерация гарантирует права коренных малочисленных народов в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права и международными договорами Российской Федерации".

Заявитель просил, среди прочего, разъяснить: каковы права коренных малочисленных народов в соответствии с международным правом; имеют ли общепризнанные принципы и нормы международного права приоритет по отношению к нормативным правовым актам Федерации и ее субъектов; каков порядок применения таких принципов и норм. В кратком решении, вынесенном в декабре 1996 г., Суд отказал заявителю в рассмотрении его запроса, указав, что, "отвечая на поставленные вопросы, КС РФ был бы вынужден, по сути, сформулировать конкретные правовые нормы, которые определяли бы правовой статус коренных малочисленных народов, их права и т.д., что явилось бы вторжением в компетенцию законодателя".

В то же время КС РФ, не подменяя собой законодателя, может делать подсказки или даже давать инструкции законодателю, основанные на международном праве.

В Постановлении по делу о конституционности указов Президента в связи с событиями в Чечне, вынесенном в 1995 г., Суд упомянул Дополнительный протокол II к Женевским конвенциям о защите жертв войны 1949 г. Он не анализировал сам документ, однако недвусмысленно указал законодателю, что совершенствование законодательства, регулирующего применение вооруженных сил, должно осуществляться с учетом Протокола. А в Постановлении по жалобе нескольких граждан на нарушение их прав применением одной из статей ГПК РФ Суд обязал законодателя внести изменения в Кодекс для того, "чтобы гарантировать возможность пересмотра вступивших в законную силу судебных постановлений в случаях установления Европейским судом по правам человека нарушения положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом общей юрисдикции конкретного дела, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в Европейский суд по правам человека".

Впрочем, можно по-разному оценивать подсказку, данную КС РФ правоприменителю в Определении, вынесенном 28 июня 2012 г. по жалобе гражданина, жаловавшегося на нарушение его прав рядом положений УПК РФ и ссылавшегося на заключение Комитета по правам человека по его же индивидуальной жалобе.

Признав, что соображения Комитета по конкретной жалобе, адресованные России, не равнозначны по своему правовому весу Постановлению ЕСПЧ, КС РФ заявил, что "принятие Комитетом по правам человека соображений, содержащих адресованное Российской Федерации предложение о проведении повторного судебного разбирательства , является достаточным поводом для вынесения прокурором постановления о возбуждении производства ввиду новых обстоятельств, если выявленные Комитетом нарушения положений Международного пакта о гражданских и политических правах не могут быть исправлены в другом порядке, а их устранение необходимо для обеспечения правосудности вступившего в законную силу приговора (определения, постановления) суда и восстановления прав и законных интересов граждан и иных лиц". Подсказка или намек законодателю усматриваются в другом пассаже данного решения, которым "не исключается право федерального законодателя иным образом урегулировать механизм правового, в том числе уголовно-процессуального, реагирования на соображения Комитета по правам человека, принятые по индивидуальным сообщениям находящихся под юрисдикцией Российской Федерации лиц и констатирующие нарушение Российской Федерацией какого-либо из прав, закрепленных в Международном пакте о гражданских и политических правах".

В целом можно констатировать существование обширной практики КС РФ в отношении международного права. С самого начала своей деятельности Суд регулярно упоминает международные договоры или делает ссылки на общепризнанные нормы и принципы международного права, не всегда уточняя, какие именно нормы и принципы он имеет в виду. Однако, обращаясь к норме международного права, он не часто анализирует ее с той основательностью, с какой он исследует норму Конституции или иного внутреннего нормативного правового акта. КС РФ не всегда придает должное значение иерархии источников, приводя в своих решениях в качестве равнозначных универсальные и региональные договоры или обязательные нормы и рекомендации. Суд упоминал в качестве авторитетных источников международные договоры, в которых Россия не участвовала, или решения международных организаций, в которых Россия не состояла.

Итак, КС РФ не применяет, в строгом смысле, международное право, иными словами, не использует его в качестве средства осуществления своих полномочий, не толкует углубленно его нормы. Кодексом для КС РФ является Конституция; его судья , принимая присягу, клянется исполнять свои обязанности, "подчиняясь при этом только Конституции Российской Федерации, ничему и никому более" (ст. 10 Закона о Конституционном Суде РФ). Тем не менее КС РФ регулярно обращается к международно-правовым аргументам. Выводы Суда основаны прежде всего на Конституции, ее букве и духе, именно ее нормы являются применимым правом, а международное право служит дополнительным доводом, которым Суд пользуется для придания дополнительного веса своему решению. Вместе с тем из практики КС РФ следует вывод о том, что он считает международное право необходимым критерием, которому должны соответствовать законодательство и практика судов, и нередко привлекает его при оценке поставленных перед ним вопросов права.

Реализация норм международного права судами Российской Федерации

Интернационализация в современном мире экономических, социальных, культурных, политических, иных связей с необходимостью влечет возрастание роли международного права . Причем одна из особенностей современных норм международного права заключается в том, что их эффективность зависит не только от их реализации в сфере межгосударственных отношений, но и от применения указанных норм в сфере отношений с участием субъектов национального права . В Декларации Совещания на высоком уровне о верховенстве права на национальном и международном уровне, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 24 сентября 2012 г., была отмечена необходимость усиления поддержки государств , по их просьбе, в процессе национального осуществления соответствующих международных обязательств путем увеличения технической помощи и укрепления потенциала.

Правовые основы реализации судами общей юрисдикции и арбитражными судами Российской Федерации норм международного права. Основной нормой внутригосударственного права, позволяющей судам общей юрисдикции и арбитражным судам Российской Федерации (далее - суды Российской Федерации, суды) применять нормы международного права при рассмотрении подведомственных им дел, является положение ч. 4 ст. 15 Конституции РФ , включившей общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации в ее правовую систему . Указанное конституционное положение было конкретизировано в процессуальном, материальном законодательстве, включая законодательство, закрепляющее основы судебной системы Российской Федерации. Так, согласно ст. 3 Федерального конституционного закона "О судебной системе Российской Федерации" единство судебной системы Российской Федерации обеспечивается в том числе применением всеми судами общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации.

В результате условия межправительственного нератифицированного договора не должны противоречить Конституции Российской Федерации, федеральным законам или указам Президента Российской Федерации.

Международные договоры Российской Федерации, согласие на обязательность которых принято Правительством РФ, обладают приоритетом по отношению к актам правительства и актам федеральных органов исполнительной власти .

В силу принципа иерархии нормативных актов приоритетом по отношению к законам Российской Федерации обладают международные договоры Российской Федерации, заключенные от имени Российской Федерации (межгосударственные договоры), согласие на обязательность которых было принято в форме федерального закона.

Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики о режиме российско-китайской государственной границы от 9 ноября 2006 г. к числу таких договоров не относится.

Положения УК РФ и УПК РФ обладают приоритетом по отношению к нормам нератифицированного Соглашения между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики о режиме российско-китайской государственной границы от 9 ноября 2006 г.

Поскольку Правительство РФ не обладает полномочиями устанавливать, изменять или отменять нормы уголовного и уголовно-процессуального законодательства, положения нератифицированного Соглашения между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики о режиме российско-китайской государственной границы от 9 ноября 2006 г. в части, устанавливающей иные правила, чем предусмотренные УК РФ и УПК РФ, не подлежат применению на территории Российской Федерации.

Необходимо учитывать также особенности применения норм международного права в уголовно-правовой сфере, которые не могут действовать непосредственно, но требуют обязательного наличия в Уголовном кодексе РФ отсылочной нормы к международным договорам.

Данное положение распространяется в том числе на нормы, определяющие действие уголовного закона в отношении лиц, совершивших преступления на территории РФ, а также признаки составов конкретных преступлений.

Исходя из пункта "о" статьи 71 Конституции Российской Федерации, а также статьи 8 УК РФ уголовной ответственности в Российской Федерации подлежит лицо, совершившее деяние, содержащее все признаки состава преступления , предусмотренного Уголовным кодексом Российской Федерации.

В связи с этим международно-правовые договоры, предусматривающие изъятия из принципов уголовного права и содержащие нормы, ограничивающие действие УК РФ на территории нашей страны, могут применяться судами Российской Федерации только в тех случаях, когда норма Уголовного кодекса Российской Федерации прямо устанавливает необходимость применения международного договора Российской Федерации.

В настоящее время ст. 322 УК РФ не содержит отсылочных положений к нормам международного права, ограничивающих действие данной нормы в случаях, предусмотренных международными договорами РФ.

Данное Соглашение не отменяет норм УПК РФ, регулирующих общий порядок производства по уголовным делам о преступлениях, совершенных иностранными гражданами или лицами без гражданства на территории Российской Федерации.

По смыслу Соглашения между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики о режиме российско-китайской государственной границы 2006 г., нормы данного Соглашения применяются в случаях, когда в отношении нарушений Государственной границы Российской Федерации отсутствуют основания для возбуждения уголовных дел.

При наличии оснований для возбуждения уголовного дела по факту незаконного пересечения Государственной границы Российской Федерации применяются нормы УК РФ и УПК РФ".

Применение судами Российской Федерации положений, содержащихся в международном договоре Российской Федерации, допускается и в том случае, если такой договор был официально опубликован. В связи с этим уместно сослаться на правовую позицию Конституционного Суда РФ , изложенную в Постановлении от 27 марта 2012 г. N 8-П по делу о проверке конституционности п. 1 ст. 23 Федерального закона "О международных договорах Российской Федерации" в связи с жалобой гражданина И.Д. Ушакова. По мнению Конституционного Суда РФ, "официальное опубликование вступившего в силу международного договора Российской Федерации обеспечивает полное и точное доведение от имени компетентного государственного органа содержания такого договора до сведения неограниченного круга лиц посредством размещения его аутентичного текста в печатном издании, указанном в законе, и тем самым позволяет любому получить достоверную информацию о содержащихся в нем правилах, соотнести их с правилами, установленными законами и иными нормативными правовыми актами Российской Федерации, и иметь возможность оценить последствия их внутригосударственного применения. Именно в этих целях в пункте 3 статьи 5 Федерального закона "О международных договорах Российской Федерации" специально оговаривается, что в Российской Федерации непосредственно действуют положения официально опубликованных международных договоров Российской Федерации, не требующие издания внутригосударственных актов для применения".

Нарушение судом норм международного права, источником закрепления которых является в том числе и международный договор Российской Федерации, влечет за собой отмену или изменение судебного акта. Указанное положение нашло свое закрепление в упомянутом Постановлении Пленума Верховного Суда РФ "О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации", п. 9 которого предусмотрел, что "при осуществлении правосудия суды должны иметь в виду, что по смыслу ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, ст. ст. 369, 379, ч. 5 ст. 415 УПК РФ, ст. ст. 330, 362 - 364 ГПК РФ неправильное применение судом общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации может являться основанием к отмене или изменению судебного акта. Неправильное применение нормы международного права может иметь место в случаях, когда судом не была применена норма международного права, подлежащая применению, или, напротив, суд применил норму международного права, которая не подлежала применению, либо когда судом было дано неправильное толкование нормы международного права".

Любое лишение свободы, в том числе и заключение под стражу, должно осуществляться согласно закону. При рассмотрении в кассационном порядке материалов, касающихся продления лицу меры пресечения в виде заключения под стражу, Верховный Суд РФ, отменив постановление о продлении меры пресечения в виде заключения под стражу, указал: "...руководитель следственного управления Следственного комитета при прокуратуре РФ по Забайкальскому краю не относится к лицам, с согласия которых, в силу ч. 3 ст. 109 УПК РФ, может вноситься в соответствующий суд ходатайство следователя о продлении срока содержания обвиняемого под стражей свыше 12 месяцев.

На основании изложенного судебная коллегия полагает необходимым изменить Б. меру пресечения.

Данное решение не противоречит положениям ст. ст. 22, 55 Конституции Российской Федерации, ст. 9 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г., а также требованиям пункта 3 статьи 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 года, в соответствии с которыми каждый задержанный или заключенный под стражу имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено предоставлением гарантий явки в суд.

Такой гарантией явки в суд обвиняемого Б. судебная коллегия считает подписку о невыезде и надлежащем поведении. Принимая такое решение, судебная коллегия учитывает характер инкриминированных ему преступлений, его роль в их совершении, а также заключенное с ним досудебное соглашение о сотрудничестве, в рамках которого он признал свою вину , рассказал об обстоятельствах совершенных им преступлений и изобличил иных лиц, причастных к их совершению".

Толкование международного договора должно осуществляться в соответствии с Венской конвенцией о праве международных договоров от 23 мая 1969 г. (разд. 3, ст. ст. 31 - 33). Согласно п. "b" ч. 3 ст. 31 Венской конвенции при толковании международного договора наряду с его контекстом должна учитываться последующая практика применения договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования (п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда РФ "О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации").

Документы, разрабатываемые и утверждаемые в рамках международных межправительственных организаций и конференций, могут служить доказательством толкования соответствующих норм международного права и, как следствие, подлежат учету, в том числе и судами Российской Федерации согласно Венской конвенции о праве международных договоров. Указанными документами могут являться: замечания общего порядка Комитета по правам человека, Комитета по экономическим, социальным и культурным правам, Комитета по правам ребенка, Комитета против пыток, Комитета по ликвидации расовой дискриминации; рекомендации, принимаемые Комитетом министров Совета Европы; доклады Европейского комитета по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания, содержащие стандарты обращения с лицами, лишенными свободы.

Доказательствами толкования соответствующих норм международного права также могут являться ежегодные доклады, иные документы, разрабатываемые и принимаемые в рамках специальных процедур, действующих под эгидой Совета ООН по правам человека.

Суды при толковании норм международного права и национального законодательства Российской Федерации принимают во внимание содержание соответствующих документов.

Верховный Суд РФ, рассмотрев гражданское дело по заявлению о признании частично недействующим п. 19 Административного регламента исполнения государственной функции по организации рассмотрения предложений, заявлений и жалоб осужденных и лиц, содержащихся под стражей, утвержденного Приказом Министерства юстиции РФ от 26 декабря 2006 г. N 383, в решении от 20 февраля 2012 г. по делу N АКПИ12-22 отметил: "...пункт 19 Административного регламента, предусматривая приобщение ответов на обращения подозреваемых и обвиняемых к их личным делам и изготовление копий этих ответов с выдачей их на руки, фактически воспроизводит вышеуказанные положения Федерального закона и, следовательно, ему не противоречит. Оспариваемая норма согласуется с положениями международных правовых актов, регламентирующих права осужденных, в частности Рекомендацией Rec (2006) Комитета Министров Совета Европы государствам-членам о правилах содержания заключенных в Европе, принятой 11 января 2006 г., согласно которой заключенным должна быть предоставлена возможность держать при себе письменную версию предоставленной им информации (правило 30.2)".

Реализация судами Российской Федерации положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней. С 5 мая 1998 г. частью правовой системы Российской Федерации стала Конвенция о защите прав человека и основных свобод. Суды Российской Федерации в своей деятельности применяют положения Конвенции с учетом толкования, данного Европейским судом по правам человека.

В силу ст. 5 Конвенции любое судебное решение, связанное с заключением лица под стражу, должно быть мотивировано. В соответствии с разъяснениями, содержащимися в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ "О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации", к обстоятельствам, оправдывающим изоляцию лица от общества , может относиться возможность того, что подозреваемый, обвиняемый, подсудимый могут продолжить преступную деятельность, либо скрыться от предварительного следствия или суда, либо сфальсифицировать доказательства по уголовному делу, вступить в сговор со свидетелями . При этом указанные обстоятельства должны быть реальными, обоснованными, т.е. подтверждаться достоверными сведениями. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации, руководствуясь ст. 5 Конвенции, отменила постановление Иркутского областного суда о продлении срока содержания под стражей, поскольку, за исключением ссылки на обвинения лица в совершении нескольких особо тяжких преступлений, судьей не были приведены мотивы и основания продления срока под стражей, конкретные обстоятельства, оправдывающие продление этого срока, а также доказательства, подтверждающие наличие этих обстоятельств.

Как следует из ст. 6 Конвенции, истолкованной Европейским судом по правам человека, запрещается необоснованный пересмотр вступившего в законную силу судебного решения. При рассмотрении надзорных жалоб Верховный Суд РФ, руководствуясь положениями ст. 6 Конвенции, как правило, отказывает в передаче надзорной жалобы для рассмотрения в судебном заседании. Так, Определением Верховного Суда РФ от 18 июня 2010 г. Управлению Пенсионного фонда РФ было отказано в передаче надзорной жалобы для рассмотрения в судебном заседании Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда РФ. Запрет необоснованного пересмотра вступившего в силу судебного постановления, содержащего имущественные обязательства, является гарантией права собственности , предусматриваемого ст. 1 Протокола N 1 к Конвенции.

Право на участие в судебном заседании является неотъемлемым аспектом справедливого судебного разбирательства, гарантируемого ст. 6 Конвенции. Руководствуясь указанной нормой международного права, Верховный Суд РФ отменил судебное постановление, принятое в отсутствие истца, не извещенного своевременно и надлежащим образом о времени и месте судебного заседания. Верховным Судом РФ в Определении от 17 апреля 2012 г. по делу N 25-В12-3 было отмечено следующее: "...в надзорной жалобе указывается, что повестка была получена К. уже после рассмотрения судом его кассационной жалобы.

Получение К. судебной повестки после слушания дела лишило его возможности присутствовать на судебном заседании, что является нарушением права гражданина на справедливое разбирательство дела, гарантированное в том числе п. 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Допущенное судом кассационной инстанции нарушение норм процессуального права является существенным и непреодолимым, в связи с чем может быть исправлено только посредством отмены судебного постановления".

Европейский суд по правам человека неоднократно обращал внимание на то, что если доказательства совершенного преступления были получены вследствие осуществления оперативно-розыскных мероприятий и по делу отсутствуют достаточные основания полагать, что умысел лица на совершение этого преступления сформировался независимо от действий сотрудников правоохранительных органов либо лиц, действующих по их поручению, то исходя из положений ст. 6 Конвенции в толковании Европейского суда соответствующие доказательства подлежат признанию судом недопустимыми. При рассмотрении уголовного дела в порядке надзора Верховный Суд РФ установил, что у осужденного не было умысла на приобретение наркотических средств, действия по приобретению наркотиков носили единичный характер и были спровоцированы сотрудником правоохранительных органов. Руководствуясь ст. 6 Конвенции и учитывая соответствующую практику Европейского суда по правам человека, Верховный Суд РФ отменил в связи с отсутствием состава преступления приговор и кассационное определение в отношении осужденного.

Любое ограничение прав и свобод человека должно быть мотивированным. Административное выдворение, осуществляемое согласно ст. 18.8 КоАП РФ, может нарушать право на семейную и частную жизнь, гарантируемое ст. 8 Конвенции. Руководствуясь указанной нормой международного права, Верховный Суд РФ изменяет постановления о привлечении лица к административной ответственности за нарушение ст. 18.8 КоАП РФ в части назначения дополнительного административного наказания в виде административного выдворения, если судьей не приводятся достаточные основания для применения такой меры. Так, Верховный Суд РФ изменил постановление судьи Лазаревского районного суда г. Сочи, согласно которому лицо было признано виновным в совершении административного правонарушения , предусмотренного ч. 1 ст. 18.8 КоАП РФ, исключив указание о назначении дополнительного административного наказания в виде административного выдворения за пределы территории Российской Федерации.

ВАС РФ рассмотрел заявление индивидуального предпринимателя о пересмотре в порядке надзора Определения Арбитражного суда Республики Башкортостан от 11 ноября 2009 г. по делу N А07-23889/21 и Постановления ФАС Уральского округа от 13 января 2010 г. по тому же делу. Отменив упомянутые судебные акты, ВАС РФ указал: "...вынесение судом первой инстанции определения о возвращении заявления, оставленного без изменения судом кассационной инстанции, привело к невозможности предпринимателя защитить в установленном Арбитражным процессуальным кодексом РФ порядке свои права и законные интересы в сфере предпринимательской деятельности . Отказ в правосудии не допускается п. 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и противоречит сложившейся практике Европейского суда по правам человека, в соответствии с которой принцип международного права, запрещающий отказ от правосудия, является одним из всемирно признанных основополагающих принципов права (Golderv. United Kingdom, Постановление от 21.02.1975). Уровень доступа к правосудию, обеспеченный внутренним законодательством, должен быть достаточным для обеспечения лицу "права на доступ", эффективность которого требует, чтобы лицо пользовалось ясной и конкретной возможностью оспорить действие, представляющее собой вмешательство в его права (F.E. v. France, Постановление от 30.10.1998)".

Возобновление судами Российской Федерации производства по делу в связи с установленным Европейским судом по правам человека нарушением Российской Федерацией положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод или Протоколов к ней. На 30 ноября 2014 г. в отношении Российской Федерации Европейским судом по правам человека (далее - Европейский суд, Суд) было принято 1597 постановлений, значительная часть из которых вступила в силу и содержит нарушения Конвенции и (или) Протоколов к ней. Во исполнение указанных постановлений Российская Федерация согласно праву Совета Европы обязана принять меры общего характера с целью недопущения повторения аналогичного нарушения и меры индивидуального характера, связанные с восстановлением прав и свобод заявителя, т.е. с приведением заявителя в первоначальное состояние, существовавшее до момента нарушения конвенционных прав и свобод. Одной из таких индивидуальных мер является возобновление производства по гражданскому, уголовному делу, в ходе которого и были допущены соответствующие нарушения.

Как следует из ст. 413 УПК РФ, установленное Европейским судом нарушение положений Конвенции или Протоколов к ней при рассмотрении уголовного дела является основанием для возобновления производства по такому делу.

Президиумом Верховного Суда РФ на основании ст. ст. 413, 415 УПК РФ было возобновлено производство и приняты постановления в связи с установлением Европейским судом нарушений Конвенции и (или) Протоколов к ней по целому ряду ранее рассмотренных дел (материалов).

По смыслу ч. 4 ст. 413 и ч. 5 ст. 415 УПК РФ в их взаимосвязи Президиум Верховного Суда РФ принимает решение об отмене или изменении вступивших в законную силу приговора, определения или постановления суда в тех случаях, когда установленное Европейским судом нарушение Конвенции о защите прав человека и основных свобод позволяет сделать вывод о незаконности, необоснованности или несправедливости состоявшихся судебных решений.

В соответствии с ч. 4 ст. 392 ГПК РФ (в ред. Федерального закона от 9 декабря 2010 г. N 353-ФЗ) одним из оснований для пересмотра судебных постановлений, вступивших в законную силу, является установление Европейским судом по правам человека нарушения положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом конкретного дела, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в Европейский суд по правам человека.

Несмотря на то что данное положение ГПК РФ начало действовать с 1 января 2012 г., в практике судов общей юрисдикции имелись случаи возобновления производства по гражданскому делу в связи с принятием Европейским судом постановления ранее указанной даты.

В связи с принятием Европейским судом Постановления по делу Шофман против Российской Федерации от 24 ноября 2005 г. нельзя не сослаться на Обзор законодательства и судебной практики Верховного Суда РФ за третий квартал 2009 г., утвержденный Постановлением Президиума Верховного Суда РФ от 25 ноября 2009 г.. В указанном Обзоре были приведены выдержки из определения о возобновлении производства по делу, принятого 7 февраля 2007 г. одним из районных судов.

"Постановлением Европейского суда по правам человека от 24 ноября 2005 г. установлено, что тот факт, что Шофман был лишен возможности оспорить свое отцовство, поскольку не знал, что таковым не является, пока не прошло более года после регистрации рождения ребенка, не был соразмерен преследуемым законом целям. Европейский суд установил нарушение ст. 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Постановление Европейского суда по правам человека от 24 ноября 2005 г. по делу "Шофман против Российской Федерации" является самостоятельным основанием для пересмотра решения районного суда, вынесенного по делу по иску Шофмана об аннулировании в актовой записи о рождении ребенка записи о нем как об отце ребенка по вновь открывшимся обстоятельствам, поскольку установлены существенные факты, которые не были и не могли быть известны при вынесении решения суда. С учетом данных обстоятельств решение районного суда отменено".

Рассматривая вопрос о возобновлении производства по гражданскому или уголовному делу, нельзя не обратить внимания на необходимость такого возобновления в связи с принятием Комитетом ООН по правам человека соображений, в которых констатируется нарушение Российской Федерацией прав и свобод человека и гражданина, гарантируемых Международным пактом о гражданских и политических правах 1966 г.

Отраслевое процессуальное законодательство Российской Федерации (УПК РФ, ГПК РФ, АПК РФ) непосредственно не предусматривает возможность возобновить производство по делу в связи с принятием в отношении Российской Федерации соображений Комитетом ООН по правам человека, иными международными договорными органами ООН, контролирующими исполнение государствами обязательств по защите прав и свобод человека. В свою очередь, практика, в том числе Комитета по правам человека, свидетельствует о наличии таких соображений.

По состоянию на март 2014 г. в Комитет по правам человека в отношении Российской Федерации было подано 85 сообщений (жалоб), из них 19 сообщений Комитетом были признаны неприемлемыми, по 9 сообщениям производство прекращено, по 5 сообщениям Комитет констатировал отсутствие какого-либо нарушения положений Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г. и по 29 сообщениям, наоборот, было установлено хотя бы одно нарушение положений Пакта. 30 сообщений находятся на рассмотрении Комитета.

По делу N 1304/2004 ("Хорошенко против Российской Федерации") Комитет по правам человека напомнил, что "все судебные разбирательства по уголовным делам должны в принципе проводиться устно и публично и что публичность слушаний обеспечивает транспарентность судопроизводства и тем самым служит важной гарантией уважения интересов отдельных лиц и общества в целом. В п. 1 ст. 14 подтверждается, что в демократическом обществе суды имеют право не допускать на разбирательство всю публику либо ее часть по соображениям морали , общественного порядка (ordrepublic) или государственной безопасности, или когда того требуют интересы частной жизни сторон, или - в той мере, в какой это, по мнению суда, строго необходимо, - при особых обстоятельствах, когда публичность нарушала бы интересы правосудия. Комитет отметил, что в данном случае государство-участник не выдвигало никаких подобных обоснований, и он, соответственно, констатировал нарушение пункта 1 статьи 14 Пакта".

В рассматриваемом аспекте нельзя не остановиться на правовых позициях, изложенных Конституционным Судом РФ при анализе жалобы гражданина А.А. Хорошенко на нарушение его конституционных прав п. 5 ст. 403, ч. 4 ст. 413 и ч. ч. 1 и 5 ст. 415 УПК РФ. В Определении от 28 июня 2012 г. по делу N 1248-О были отражены следующие правовые позиции, которые следует учитывать в дальнейшем судам Российской Федерации:

"...В соответствии со статьей 413 УПК Российской Федерации вступившие в законную силу приговор, определение и постановление суда могут быть отменены и производство по уголовному делу возобновлено ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств (часть первая); новыми обстоятельствами являются признание Конституционным Судом Российской Федерации закона, применяемого судом в данном уголовном деле, не соответствующим Конституции Российской Федерации; установленное Европейским судом по правам человека нарушение положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод либо иные нарушения положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод, а также иные новые обстоятельства (часть четвертая).

Право возбуждения производства ввиду новых обстоятельств, не связанных с решениями Конституционного Суда Российской Федерации или Европейского суда по правам человека, принадлежит прокурору; поводами для возбуждения производства ввиду новых обстоятельств могут быть сообщения граждан, должностных лиц, а также данные, полученные в ходе предварительного расследования и судебного рассмотрения других уголовных дел (части первая и вторая статьи 415 УПК Российской Федерации); при этом пересмотр обвинительного приговора ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств в пользу осужденного никакими сроками не ограничен (часть первая статьи 414 УПК Российской Федерации).

Из содержания приведенных положений уголовно-процессуального закона во взаимосвязи со статьями 15 (часть 4), 17 (часть 1), 45 и 46 Конституции Российской Федерации и с учетом правовых позиций, сформулированных Конституционным Судом Российской Федерации в сохраняющих свою силу решениях, вытекает, что принятие Комитетом по правам человека соображений, содержащих адресованное Российской Федерации предложение о проведении повторного судебного разбирательства, является достаточным поводом для вынесения прокурором постановления о возбуждении производства ввиду новых обстоятельств, если выявленные Комитетом нарушения положений Международного пакта о гражданских и политических правах не могут быть исправлены в другом порядке, а их устранение необходимо для обеспечения правосудности вступившего в законную силу приговора (определения, постановления) суда и восстановления прав и законных интересов граждан и иных лиц. По сути, это нашло подтверждение и в пункте 9 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 года N 5 "О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации", согласно которому при осуществлении правосудия суды должны иметь в виду, что неправильное применение судом общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации может являться основанием к отмене или изменению судебного акта".

Международное право о соотношении с национальным правом. Международное право устанавливает общую обязанность обеспечивать выполнение государствами своих международных обязательств. При этом каждое государство само вправе определять средства осуществления международных обязательств в пределах своей юрисдикции, что вытекает из принципа невмешательства во внутренние дела (п. 7 ст. 2 Устава ООН).

Согласно ст. 26 Венской конвенции о праве международных договоров государства обязаны добросовестно выполнять международные обязательства. А ее ст. 27 гласит: государство не может ссылаться на положения своего внутреннего права и на пробелы в праве для оправдания нарушений обязательств по международному праву. Из данной статьи вытекает обязанность государства привести свое внутреннее право в соответствие с международным или обеспечить иным образом его выполнение.

Зарубежные доктрины. При исследовании соотношения международного и национального права сложились две основополагающие теории: монистическая и дуалистическая. Каждая имеет преимущества и недостатки.

В соответствии с монистической теорией международное и национальное право объединены в одну правовую систему (отсюда и название теории). Право по своей природе едино, в конечном счете адресовано индивидам и регулирует их отношения.

Данная теория имеет разновидности: приоритета международного или национального права.

Согласно первой (X. Лаутерпахт, К. Иглтон и др.) международное право имеет приоритет перед внутренним. Государства сохраняют компетенцию регулировать дела в пределах своей территории с помощью внутреннего права лишь в отсутствие применимой нормы международного права (Г. Кельзен).

Положительные черты данной разновидности монистической теории видятся в том, что ее сторонники допускают возможность действия и применения международного права в сфере внутригосударственной юрисдикции с санкции государства. Кроме того, акцентируется внимание на усилении роли международного права в деле защиты прав человека. Индивид непосредственно защищается международным правом, а абсолютизация суверенитета и внутренней компетенции государств несовместима с обеспечением прав и свобод человека (Дж. Хамфри, М. Ганджи, Р. Фолк).

Вторая разновидность монистической теории, провозглашающая приоритет национального права над международным, берет начало от взглядов Г. Гегеля о государстве как абсолютной власти на земле, которое по своей воле вправе изменить нормы как своего, так и «внешнегосударственного» (международного) права. Последнее представляет собой сумму внешнегосударственного права различных стран и является правом в той мере, в какой образует часть внутригосударственного права (А. Цорн, К. Бергбом, М. Венцель).

Позитивным здесь является то, что подчеркивается изначальная роль воли и интересов государств в развитии международного права. Но существует и опасность использования подобных взглядов для оправдания произвола в международных отношениях, поскольку в случае расхождения норм двух правовых систем приоритет исполнения имеет внутреннее, а не международное право, которым можно и пренебречь.

Дуалистическая теория исходит из того, что международное право и национальное право принадлежат к самостоятельным и независимым друг от друга правовым системам, имеющим специфические объекты регулирования, субъекты и источники права (X. Трипель, Р. Аго, Д. Анцилотти).

Представляется, что данная теория больше соответствует правовым реальностям, практике государств, чем монистическая. Она подчеркивает не только самостоятельность и независимость двух правовых систем, но и объективную неизбежность их взаимного влияния, основную роль и ответственность государства в выборе способов и средств внутригосударственного выполнения норм международного права.

Главный недостаток крайнего проявления дуалистической теории - преувеличение различий и разграничение международного и национального права, что может быть использовано для несоблюдения международных обязательств государства.

Между полярными разновидностями монистической и дуалистической теорий выделяются промежуточные, более «мягкие»: сдержанный дуализм (Ч. Хайд: международное и внутреннее право различные, но связанные между собой системы, оказывают влияние на формирование, развитие и функционирование друг друга, могут регулировать одни и те же предметы); умеренный монизм (А. Фердросс: «Международный договор является не только источником международного права, но может быть также обязателен и внутри государства»); диалектическая концепция (Г. Зейдель: нормы международного права, обязательные для государства, и его внутреннее право создают единую правовую систему, относящуюся к этому государству); диалектический дуализм (М. Шоу, Л. Хенкин: международное право может участвовать в регулировании отношений, являющихся предметом внутреннего права, но это происходит не автоматически, а в результате дозволения соответствующего государства); теория координации (Дж. Фицморис, Ш. Руссо: каждая система является высшей в своей сфере, и может иметь место коллизия обязательств, но международное право автоматически не отменяет противоречащие ему внутренние нормы).

Отечественная доктрина. Советская доктрина была весьма близка к теории диалектического дуализма. Основное внимание отечественных ученых в исследовании было сосредоточено на вопросе о возможности или невозможности действия норм международного права во внутренней сфере, позиции по которому могли быть прямо противоположными.

По мнению сторонников категорического отрицания такой возможности (Е. Т. Усенко, И. И. Лукашук, В. Г. Буткевич, С. В. Черни- ченко, В. А. Василенко, А. Л. Маковский), неправильной является даже постановка вопроса о допустимости применения международного права во внутригосударственной сфере. Поэтому выполнение международных обязательств возможно лишь после их трансформации (преобразования) во внутреннее право или приобретения ими силы внутреннего права путем издания соответствующих национальных актов.

Противоположная точка зрения (И. П. Блищенко, Н. В. Миронов, Г. В. Игнатенко, Р. А. Мюллерсон и др.) заключалась в том, что отечественное законодательство уже тогда исходило из идеи применимости и непосредственного действия норм международного права в сфере внутригосударственных отношений.

Кажущиеся несовместимыми позиции сторонников «трансформации» и «непосредственного действия» норм международного права тем не менее не являлись абсолютно полярными. Приверженцы обеих отмечали, что нормы международного права в любом случае не изменяют свою природу. Все также подчеркивали, хотя и по-разному, необходимость санкции государства для возможности использования и применения международного права («акт инкорпорации», «генеральная трансформация», «юридические основания применения» и т. д.).

Новый этап развития отечественной доктрины связан с принятием в 1993 г. Конституции РФ, в которой впервые были закреплены положения об общепризнанных принципах и нормах международного права и международных договорах РФ как составной части ее правовой системы, а также о приоритете применения положений международных договоров в случае их расхождения с законами (ч. 4 ст. 15). Важно подчеркнуть, что это не рядовая, а высшая конституционная норма - общеправовой принцип и одна из основ конституционного строя России. Это придало новый импульс исследованиям. Обсуждение проблемы действия и применения норм международного права в правовой системе страны стало рассматриваться уже не только в теоретическом, но и в прикладном аспекте.

Что касается практики, то нормотворческие и правоприменительные органы, все субъекты внутреннего права используют нормы международного права, ссылаются на них. Судебная и арбитражная практика также свидетельствуют о неуклонном расширении применения международного права.

Ничто не мешает государству в силу его суверенитета распространить действие согласованных и принятых им норм международного права на регулирование отношений с участием организаций и индивидов во внутригосударственной сфере. Воля государства, выраженная иным (не законодательным, а договорным) путем, в равной мере может быть обязательной в сфере внутренней юрисдикции с санкции государства. Такое регулирование экономичнее и эффективнее, чем преобразование этих норм в нормы внутреннего права.

В литературе выделяют два типа правовых систем – международное право и внутреннее (национальное) право государств. Они существуют независимо друг от друга, имеют как общие черты, так и специфические, присущие им как самостоятельным системам права.

Общие черты следующие: обе системы представляют собой совокупность юридических принципов и норм, обязательных для субъектов права, выполнение которых может быть обеспечено принудительно. И международное право, и внутригосударственное право обладают сходной структурой:: они делятся на отрасли, подотрасли, институты, а "первичным элементом" обеих систем являются правовые нормы.

Среди отличительных черт принято выделять:

• 1) предмет регулирования. Предметом национального права являются отношения между субъектами национального права отдельных государств, которые ограничиваются пределами государственной территории и рамками внутренней компетенции. Международное право регламентирует главным образом взаимоотношения субъектов международного права, к которым относятся государства, народы, борющиеся за свою независимость, международные организации, государствоподобные формирования;
• 2) способ создания правовых норм. Как правило, нормы национального права создаются в результате односторонней государственно-властной деятельности, в то время как нормы международного права создаются его субъектами на основе свободного волеизъявления участников международного общения;
• 3) источники права. Внутригосударственные нормы сформулированы в виде нормативных актов, нормативных договоров, обычаев и т.д., в то время как международноправовые нормы выражаются в форме международных договоров, международных обычаев, актов международных конференций и совещаний, в документах международных организаций;
• 4) субъекты права. Субъектами внутригосударственного права являются: государство, государственные органы и должностные лица, субъекты федерации, органы местного самоуправления, юридические и физические лица и т.д. К субъектам международного права относятся адресаты международно-правовых норм и их создатели.

Итак, международное право можно определить как особую систему права – совокупность международно-правовых принципов и норм, создаваемых субъектами международного права и регулирующих отношения между государствами, народами, борющимися за свою независимость, международными организациями, государствоподобными образованиями, а также, в некоторых случаях, отношения с участием физических и юридических лиц.

Проблема соотношения международно-правовых и национальных норм исторически не нова: юридические исследования в этой области получили свое развитие примерно с XVI в. и совпали с периодом оформления самого международного права в виде целостной концепции знаний, отличной от внутригосударственного права . И. И. Лукашук отмечал: "...есть основания считать, что именно в XVI веке международное право начинает постепенно проникать в политику, растет число договоров, формируются обычаи, за которыми государства стали признавать юридическую силу. С конца XVI века в доктрине утверждается позитивизм. Очевидно, с наступлением этого века и начинается предыстория международного права. Однако самые главные характеристики современного международного права – общепризнанные принципы и нормы международного права, составляющие основу действующей системы международных отношений, еще далеки от своей “зрелой” формы выражения. Главным орудием разрешения международных споров и разногласий является война. Что же касается правовых норм, то большая часть из них носила не общий, а конкретный, индивидуальный характер, будучи результатом политических сделок в интересах только участников и нередко в ущерб интересам других стран. Даже такой элементарный принцип, как равноправие, признавался в весьма урезанном виде" .

Однако с течением времени увеличивались и развивались отношения между государствами, в связи с чем соотношение международно-правовых и национальных норм становилось предметом изучения не только ученых- юристов, но и философов, теологов, богословов. В XIX в. утверждается принцип суверенного равенства и происходит размежевание внутригосударственного права с международным правом . Именно тогда был заложен фундамент и основа соотношения международного и внутригосударственного права как равновеликих, но взаимодействующих правовых систем. Доктринальные разработки этого вопроса получают все более качественный и глубокий характер, вследствие чего на свет появляются концепции соотношения международного и внутригосударственного права, получившие условное название монистической и дуалистической доктрин.

Однако современное международное право постепенно интернационализируется . Суть интернационализации заключается в расширении и диверсификации связей между государствами, в том числе за счет реализации принципа сотрудничества государств. Уже "в XIX веке происходят существенные изменения в сфере права международных договоров. Растет количество заключаемых соглашений..." . XX век стал новой вехой глобальных интеграционных процессов: на европейском континенте сформировано Европейское сообщество, ставшее в настоящее время во многих аспектах образцом коммунитарного права; в то же время прекращение существования Союза Советских Социалистических Республик привело к появлению новых форм интегративного взаимодействия бывших союзных республик, прежде всего СНГ. Кроме того, шесть республик образовали Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС) в целях формирования общего таможенного и экономического пространства. Российская Федерация участвует также и в иных интеграционных объединениях, например Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), созданной для поддержания коллективной безопасности в Евро-Азиатском регионе.

В связи с этим сущность интеграции все отчетливее прослеживается и на содержании заключаемых участниками, субъектами международного права международных договоров, отражающих не только основные черты соприкосновения между государствами, но и специфику подобного взаимодействия между иными, новыми, нетрадиционными субъектами международного права, что напрямую влияет и дополняет новыми гранями взаимодействие международного и внутригосударственного права.

Современное международное право по-новому оценивает соотношение международного и внутригосударственного права, исходя из тех реалий, которые привнесла в нашу жизнь глобализация. Как отмечает Ю. А. Тихомиров, "с усилением в мире интеграционных тенденций процесс согласованного развития проходит более масштабно и интенсивно. Каждая национальная правовая система отражает суверенитет государства и его неодинаковые подходы к увязыванию собственных интересов на международной арене. Общие правила ведения дел в мировом сообществе вырабатываются путем признания их ценности и регулятивности для государств-участников. В то же время общепризнанные принципы и нормы международного права влияют на национальные правовые системы"