Главная » Бизнес идеи » Фотоподборка: самые известные русские эмигранты. Русская эмиграция в хх веке

Фотоподборка: самые известные русские эмигранты. Русская эмиграция в хх веке

По состоянию на август 1921 г. было более 1,4 млн. беженцев из России. В то же время доктор исторических наук В.М. Кабузан оценивает общее число эмигрировавших из России в 1918-1924 годах величиной не менее 5 млн. человек, включая сюда и около 2 млн. жителей польских и прибалтийских губерний (бывших российских), вошедших в состав новообразованных суверенных государств и предпочевших гражданство новых государств российскому. В большинстве случаев эмигрантами были военные, дворяне, интеллигенция, профессионалы, казаки и духовенство.

Военная эмиграция

Ещё в мае 1920 года генералом бароном Врангелем был учрежден так называемый «Эмиграционный Совет», спустя год переименованный в Совет по расселению русских беженцев. Гражданских и военных беженцев расселяли в лагерях под Константинополем , на Принцевых островах и в Болгарии ; военные лагеря в Галлиполи , Чаталдже и на Лемносе (Кубанский лагерь) находились под английской или французской администрацией.

Последние операции по эвакуации армии Врангеля прошли с 11 по 14 ноября 1920 года: на корабли было погружено 15 тысяч казаков, 12 тысяч офицеров и 5 тысяч солдат регулярных частей, 10 тысяч юнкеров, 7 тысяч раненых офицеров, более 30 тысяч офицеров и чиновников тыла и до 60 тысяч статских лиц, в основном, членов семей офицеров и чиновников.

В конце 1920 года картотека Главного справочного (или регистрационного) бюро уже насчитывала 190 тысяч имен с адресами. При этом количество военных оценивалась в 50-60 тысяч человек, а гражданских беженцев - в 130-150 тысяч человек.

После эвакуации Крыма остатки Русской Армии были размещены в Турции, где генерал П. Н. Врангель, его штаб и старшие начальники получили возможность восстановить её как боевую силу. Ключевой задачей командования стало, во-первых, добиться от союзников по Антанте материальной помощи в необходимых размерах, во-вторых, парировать все их попытки разоружить и распустить армию и, в-третьих, дезорганизованные и деморализованные поражениями и эвакуацией части в кратчайший срок реорганизовать и привести в порядок, восстановив дисциплину и боевой дух.

Белые эмигранты в Болгарии.

Юридическое положение Русской Армии и военных союзов было сложным: законодательство Франции, Польши и ряда других стран, на территории которых они располагались, не допускало существование каких-либо иностранных организаций, «имеющих вид устроенных по военному образцу соединений». Державы Антанты стремились превратить отступившую, но сохранившую свой боевой настрой и организованность русскую армию в сообщество эмигрантов. «Ещё сильнее, чем физические лишения, давила нас полная политическая бесправность. Никто не был гарантирован от произвола любого агента власти каждой из держав Антанты. Даже турки, которые сами находились под режимом произвола оккупационных властей, по отношению к нам руководствовались правом сильного» - писал Н. В. Савич , ответственный за финансы сотрудник Врангеля. Именно поэтому Врангель принимает решение о переводе своих войск в славянские страны.

Весной 1921-го года П. Н. Врангель обратился к болгарскому и югославскому правительствам с запросом о возможности расселения личного состава Русской Армии в Югославию. Частям было обещано содержание за счет казны, включавшее в себя паёк и небольшое жалование. 1 сентября -го года П. Н. Врангель издал приказ об образовании «Русского Общевоинского Союза» (РОВС). В него включались все части, а также военные общества и союзы, которые приняли приказ к исполнению. Внутренняя структура отдельных воинских подразделений сохранялась в неприкосновенности. Сам же РОВС выступал в роли объединяющей и руководящей организации. Его председателем стал Главнокомандующий, общее управление делами РОВС сосредотачивалось в штабе Врангеля. С этого момента можно говорить о превращении Русской Армии в эмигрантскую организацию Русский общевоинский союз являлся законным преемником Белой армии. Об этом можно говорить, ссылаясь на мнение его создателей: «Образование РОВСа подготавливает возможность на случай необходимости, под давлением общей политической обстановки, принять Русской армии новую форму бытия в виде воинских союзов». Эта «форма бытия» позволяла выполнять главную задачу военного командования в эмиграции - сохранение имеющихся и воспитание новых кадров армии.

Русские эмигранты в Китае

Перед революцией численность российской колонии в Маньчжурии составляла не менее 200-220 тысяч человек, а к ноябрю 1920 года - уже не менее 288 тысяч человек. С отменой 23 сентября 1920 года статуса экстерриториальности для российских граждан в Китае все русское население в нём, в том числе и беженцы, перешло на незавидное положение бесподданных эмигрантов в чужом государстве, то есть на положение фактической диаспоры. На протяжении всего периода Гражданской войны на Дальнем Востоке (1918-1922 годы) здесь наблюдалось значительное механическое движение население, заключавшееся, однако, не только в притоке населения, но и в значительном его оттоке - вследствие колчаковских, семёновских и прочих мобилизаций, реэмиграции и репатриации в большевистскую Россию.

Первый серьёзный поток русских беженцев на Дальнем Востоке датируются началом 1920 года - временем, когда уже пала Омская директория ; второй - октябрем-ноябрем 1920 года, когда было разгромлена армия так называемой «Российской Восточной окраины» под командованием атамана Г.М. Семенова (одни только регулярные его войска насчитывали более 20 тысяч человек; они были разоружены и интернированы в так называемых «цицикарских лагерях», после чего переселены китайцами в район Гродеково на юге Приморья); наконец, третий, - концом 1922 года, когда в регионе окончательно установилась советская власть (морем выехали лишь несколько тысяч человек, основной поток беженцев направлялся из Приморья в Маньчжурию и Корею, в Китай, на КВЖД их, за некоторыми исключениями, не пропускали; некоторых даже высылали в советскую Россию.

Вместе с тем в Китае, а именно в Синьцзяне на северо-западе страны, имелась ещё одна значительная (более 5,5 тысячи человек) русская колония, состоявшая из казаков генерала Бакича и бывших чинов белой армии, отступивших сюда после поражений на Урале и в Семиречье : они поселились в сельской местности и занимались сельскохозяйственным трудом.

Общее же население русских колоний в Маньчжурии и Китае в 1923 году, когда война уже закончилась, оценивалось приблизительно в 400 тысяч человек. Из этого количества не менее 100 тысяч получили в 1922-1923 годах советские паспорта, многие из них - не менее 100 тысяч человек - репатриировались в РСФСР (свою роль тут сыграла и объявленная 3 ноября 1921 года амнистия рядовым участникам белогвардейских соединений). Значительными (подчас до десятка тысяч человек в год) были на протяжении 1920-х годов и реэмиграции русских в другие страны, особенно молодежи, стремящейся в университеты (в частности, в США, Австралию и Южную Америку, а также Европу).

Политические настроения эмигрантов

Политические настроения и пристрастия начального периода русской эмиграции представляли собой достаточно широкий спектр течений, практически полностью воспроизводивший картину политической жизни дооктябрьской России.

В первой половине 1921 года характерной чертой было усиление монархических тенденций, объяснявшихся, прежде всего, желанием рядовых беженцев сплотиться вокруг «вождя», который мог бы защитить их интересы в изгнании, а в будущем обеспечить возвращение на родину. Такие надежды связывались с личностью П. Н. Врангеля, но только до того времени, пока не стала очевидна его неспособность организовать военный поход в Россию, а также элементарные условия жизни эмиграции.

Ссылки

Литература

Андрушкевич И. Н. РУССКАЯ БЕЛАЯ ЭМИГРАЦИЯ.(Историческая справка) Буэнос-Айрес, 2004 г.
Иванов И.Б. Русский Обще-Воинский Союз Краткий исторический очерк. СПб, 1994.
Поремский В. Д. Стратегия антибольшевистской эмиграции. Избранные статьи 1934-1997 гг. Москва "Посев"
Шкаренков Л. К. Агония белой эмиграции . - М.: Мысль, 1987.

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Эмиграция первой волны" в других словарях:

У этого термина существуют и другие значения, см. Эмигрант (значения). Эмиграция (от лат. emigro «выселяюсь») переселение из одной страны в другую по экономическим, политическим, личным обстоятельствам. Указывается по отношению к … Википедия

Эмиграция - (от лат. emigro выселяться, переселяться) добровольное или вынужденное переселение в др. страну для постоянного или временного (на длительный срок) проживания. Как явление Э. известна с древнейших времен. В эпоху средневековья и в новое время она … Российский гуманитарный энциклопедический словарь

Эмиграция - (от лат. emigre выселяюсь, переселяюсь) выезд из одной страны в другую на постоянное (иногда на неопределенно длительное время) проживание, как правило, с изменением гражданства. Лицо, выезжающее из страны с целью постоянного (или на длительный… … Миграция: словарь основных терминов

I Содержание: I. Общие понятия. II. Исторический очерк Э. с древнейших времен до начала XIX стол. III. Европейская Э. в XIX и в начале XX. IV. Э. из отдельных стран (статистика Э.): из Великобритании, Германии, Италии, Австро Венгрии, России и… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

Белая эмиграция (также Русская белая эмиграция , также Эмиграция первой волны ) - наименование волны эмиграции вследствие событий почти шестилетней Гражданской войны (1917-1923) гг.

Белая эмиграция, которая с 1919-го года приняла массовый характер, сформировалась в ходе нескольких этапов. Первый этап связан с эвакуацией Вооружённых сил Юга России под командованием Генерального штаба генерал-лейтенанта А. И. Деникина из Новороссийска в феврале 1920-го года. Второй этап - с эвакуацией Русской Армии под командованием генерал-лейтенанта барона П. Н. Врангеля из Крыма в ноябре 1920-го года, третий - с поражением войск адмирала А. В. Колчака и эвакуацией японской армии из Приморья в 1920-1921-х годах.

Общее количество эмигрантов из России на 1 ноября 1920 г. по подсчетам американского Красного Креста составляло 1 194 тыс. человек. По данным Лиги Наций по состоянию на август 1921 г. было более 1,4 млн беженцев из России. В то же время доктор исторических наук В. М. Кабузан оценивает общее число эмигрировавших из России в 1918-1924 годах величиной не менее 5 млн человек, включая сюда и около 2 млн жителей польских и прибалтийских губерний входивших в состав Российской империи до первой мировой войны и затем вошедших в состав новообразованных суверенных государств и предпочевших гражданство новых государств российскому. В подавляющем большинстве эмигрантами были военные, дворяне, интеллигенция, профессионалы, казаки и духовенство, государственные служащие, а также члены их семей.

Военная эмиграция

Ещё в мае 1920 года генералом бароном Врангелем был учрежден так называемый «Эмиграционный Совет», спустя год переименованный в Совет по расселению русских беженцев. Гражданских и военных беженцев расселяли в лагерях под Константинополем, на Принцевых островах и в Болгарии; военные лагеря в Галлиполи, Чаталдже и на Лемносе (Кубанский лагерь) находились под английской или французской администрацией.

Юридическое положение Русской Армии и военных союзов было сложным: законодательство Франции, Польши и ряда других стран, на территории которых они располагались, не допускало существование каких-либо иностранных организаций, «имеющих вид устроенных по военному образцу соединений». Державы Антанты стремились превратить отступившую, но сохранившую свой боевой настрой и организованность русскую армию в сообщество эмигрантов. «Ещё сильнее, чем физические лишения, давила нас полная политическая бесправность. Никто не был гарантирован от произвола любого агента власти каждой из держав Антанты. Даже турки, которые сами находились под режимом произвола оккупационных властей, по отношению к нам руководствовались правом сильного» - писал Н. В. Савич, ответственный за финансы сотрудник Врангеля. Именно поэтому Врангель принимает решение о переводе своих войск в славянские страны.

Весной 1921-го года П. Н. Врангель обратился к болгарскому и югославскому правительствам с запросом о возможности расселения личного состава Русской Армии в Югославию. Частям было обещано содержание за счет казны, включавшее в себя паёк и небольшое жалование. 1 сентября 1924-го года П. Н. Врангель издал приказ об образовании «Русского Общевоинского Союза» (РОВС). В него включались все части, а также военные общества и союзы, которые приняли приказ к исполнению. Внутренняя структура отдельных воинских подразделений сохранялась в неприкосновенности. Сам же РОВС выступал в роли объединяющей и руководящей организации. Его председателем стал Главнокомандующий, общее управление делами РОВС сосредотачивалось в штабе Врангеля. С этого момента можно говорить о превращении Русской Армии в эмигрантскую организацию Русский общевоинский союз являлся законным преемником Белой армии. Об этом можно говорить, ссылаясь на мнение его создателей: «Образование РОВСа подготавливает возможность на случай необходимости, под давлением общей политической обстановки, принять Русской армии новую форму бытия в виде воинских союзов». Эта «форма бытия» позволяла выполнять главную задачу военного командования в эмиграции - сохранение имеющихся и воспитание новых кадров армии.

С 1929 года В. В. Орехов, Е. В. Тарусский и С. К. Терещенко в Париже стали издавать журнал «Часовой» - орган связи русских солдат и офицеров в эмиграции (журнал издавался до 1988 года).

Во время Второй мировой войны из белых эмигрантов в Югославии был сформирован Русский корпус, сражавшийся на стороне Германии, с коммунистическими партизанами Тито, а позднее - с частями Советской Армии.

Казачество

В Европу эмигрировали и казачьи части. Русские казаки появились на Балканах. Все станицы, точнее - лишь станичные атаманы и правления, - подчинялись «Объединенному совету Дона, Кубани и Терека» и «Казачьему союзу», которые возглавлялись Богаевским.

Одной из самых крупных была Белградская общеказачья станица имени Петра Краснова, основанная в декабре 1921 г. и насчитывавшая 200 человек. К концу 20-х гг. численность её сократилась до 70 - 80 человек. Долгое время атаманом станицы состоял подъесаул Н. С. Сазанкин. Вскоре из станицы ушли терцы, образовав свою станицу - Терскую. Оставшиеся станице казаки вступили в РОВС и она получила представительство в «Совете военных организаций» IV отдела, где новый атаман генерал Марков имел одинаковое с другими членами совета право голоса.

В Болгарии к концу 20-х гг., насчитывалось не более 10 станиц. Одной из самых многочисленных была Калединская в Анхиало (атаман - полковник М. И. Караваев), образованная в 1921 г. в количестве 130 человек. Менее чем через десять лет в ней осталось только 20 человек, причем 30 уехало в Советскую Россию. Общественная жизнь казачьих станиц и хуторов в Болгарии состояла в помощи нуждающимся и инвалидам, а также в проведении военных и традиционных казачьих праздников.

Бургасская казачья станица, образованная в 1922 г. в количестве 200 человек к концу 20-х гг. насчитывала также не более 20 человек, причем половина из первоначального состава вернулась домой.

В течение 30 - 40-х гг. казачьи станицы прекращали свое существование в связи с событиями Второй мировой войны.

Европейские страны, принявшие русскую эмиграцию

По неполным данным Службы по делам беженцев Лиги наций, в 1926 году официально было зарегистрировано 755,3 тысячи русских беженцев. Больше половины из них - около 400 тысяч человек - приняла Франция; в Китае их находилось 76 тысяч, в Югославии, Латвии, Чехословакии и Болгарии приблизительно по 30-40 тысяч человек.

Выполнивший роль главной перевалочной базы эмиграции Константинополь со временем утратил свое значение. Признанными центрами эмиграции стали на её следующем этапе Берлин и Харбин (до его оккупации японцами в 1936 году), а также Белград и София. Русское население Берлина насчитывало в 1921 году около 200 тысяч человек, оно особенно пострадало в годы экономического кризиса, и к 1925 году их оставалось всего 30 тысяч человек. Приход к власти немецких национал-социалистов ещё более оттолкнул русских эмигрантов от Германии. На первые места в эмиграции выдвинулись Прага и, в особенности, Париж. Ещё накануне Второй мировой войны, но в особенности во время боевых действий и вскоре после войны обозначилась тенденция переезда части первой эмиграции в США.

Русские эмигранты в Китае

Первый серьёзный поток русских беженцев на Дальнем Востоке датируются началом 1920 года - временем, когда уже пала Омская директория; второй - октябрем-ноябрем 1920 года, когда было разгромлена армия так называемой «Российской Восточной окраины» под командованием атамана Г. М. Семенова (одни только регулярные его войска насчитывали более 20 тысяч человек; они были разоружены и интернированы в так называемых «цицикарских лагерях», после чего переселены китайцами в район Гродеково на юге Приморья); наконец, третий, - концом 1922 года, когда в регионе окончательно установилась советская власть (морем выехали лишь несколько тысяч человек, основной поток беженцев направлялся из Приморья в Маньчжурию и Корею, в Китай, на КВЖД их, за некоторыми исключениями, не пропускали; некоторых даже высылали в советскую Россию.

Вместе с тем в Китае, а именно в Синьцзяне на северо-западе страны, имелась ещё одна значительная (более 5,5 тысячи человек) русская колония, состоявшая из казаков генерала Бакича и бывших чинов белой армии, отступивших сюда после поражений на Урале и в Семиречье: они поселились в сельской местности и занимались сельскохозяйственным трудом.

В 1931 году в Харбине на Дальнем Востоке, в Маньчжурии, где проживала большая русская колония в среде русской эмиграции образовалась Российская фашистская партия. Партия была создана 26 мая 1931 года на 1-м съезде Русских Фашистов, проходившем в Харбине. Лидером Российской Фашистской партии являлся К. В. Родзаевский.

Во время японской оккупации Маньчжурии было создано Бюро русских эмигрантов во главе со Владимиром Кислицыным.

Политические настроения эмигрантов

В первой половине 1921 года характерной чертой было усиление монархических тенденций, объяснявшихся, прежде всего, желанием рядовых беженцев сплотиться вокруг «вождя», который мог бы защитить их интересы в изгнании, а в будущем обеспечить возвращение на родину. Такие надежды связывались с личностью П. Н. Врангеля, а затем Великого Князя Николая Николаевича Младшего, которому ген. Врангель подчинил крупнейшую организацию Белого Зарубежья - РОВС.

Например, югославская, китайская и аргентинская эмиграция была настроена, в основном, монархистски, а чехословацкая, французская и американская в основном разделяла либеральные ценности.

В тридцатых годах были создана такая организация, как «Национальный Союз Русской Молодежи», впоследствии переименовавшаяся в «Национально-Трудовой Союз Нового Поколения» (НТСНП). Её целью было противопоставить марксизму-ленинизму другую идею, основанную на солидарности и патриотизме. В неё вошли, в основном, дети эмигрантов первой волны.

Значение эмиграции первой волны

В общей сложности вследствие революции в России за границу попало около 3 000 000 человек, в двух «волнах» - в 20-е годы и во время Второй мировой войны. В наши дни потомство этих двух волн русской белой эмиграции составляет около 10 миллионов человек, рассеянных по всей планете. Большинство из них ассимилировалось в странах своего рождения и пребывания, но существуют десятки тысяч людей, уже третьего и четвёртого поколения, для которых Россия - не просто отдаленная в прошлом родина предков, но предмет постоянного живого внимания, духовной связи, сочувствия и забот.

За 70 лет своего существования, без территории, без защиты, часто без прав, неоднократно теряя свои материальные накопления, русская эмиграция первой волны дала миру двух нобелевских лауреатов (литература - И. А. Бунин и экономика - В. В. Леонтьев); выдающихся деятелей искусства - Шаляпин, Рахманинов, Кандинский, Стравинский; плеяду известных ученых и технологов - Сикорский, Зворыкин, Ипатьев, Кистяковский, Фёдоров; целую эпоху в русской литературе; несколько философских и богословских школ.

В кинематографе

Художественные фильмы

1970 — Бег, кинофильм по мотивам произведений М. А. Булгакова «Бег», «Белая гвардия» и «Чёрное море».

В кинематографе

Художественые фильмы

1970 - Бег, кинофильм по мотивам произведений М. А. Булгакова «Бег», «Белая гвардия» и «Чёрное море».

Документальное кино

Документальная многосерийная лента «Русские без России» Никиты Михалкова о судьбе русской белой эмиграции:

Пролог - описаны события ноября 1920 года.
Диалоги с Колчаком - рассказывает внук адмирала Александра Колчака, который сейчас живёт во Франции.
Антон Деникин. Романс для генерала - рассказывает дочь Антона Деникина - Марина Антоновна.
Генерал Врангель. Когда мы уйдем - рассказывает дочь Петра Врангеля - Наталия Петровна.
Гибель Русской эскадры - о братьях Михаиле и Евгении Беренс.
Казаки: неразделённая любовь - о жизни русских казаков в эмиграции.
Версальские кадеты - о выпускниках Версальского кадетского корпуса.

Литература

Александров С. А. Политическая история Зарубежной России (1)
Александров С. А. Политическая история Зарубежной России (2)
Александров С. А. Политическая история Зарубежной России (3)
Аблова Н. Е. КВЖД и российская эмиграция в Китае . - М.,: Русская панорама, 2004. - 432 с. - ISBN 5-93165-119-5

Андрушкевич И. Н. РУССКАЯ БЕЛАЯ ЭМИГРАЦИЯ.(Историческая справка) Буэнос-Айрес, 2004 г.
«Они не успели нас разгромить!» Запись беседы с председателем Союза Русских Белогвардецев и их потомков в Болгарии Л. Е. Ходкевичем // «Вестник РОВС», 2002 г.
Иванов И. Б. Русский Обще-Воинский Союз Краткий исторический очерк. СПб, 1994.
Андрей Корляков Великий русский исход . - YMCA-Press, 2009. - 720 с. - ISBN 978-2-85065-264-6

Поремский В. Д. Стратегия антибольшевистской эмиграции. Избранные статьи 1934-1997 гг. Москва «Посев»
Шкаренков Л. К. Агония белой эмиграции. - М.: Мысль, 1987.
Статьи о русской эмиграции
Документы о белой эмиграции
«Александрино», школа А. Н. Яхонтова в Ницце - О существовавшей в 1920-1930-х годах в Ницце русской школе для детей эмигрантов из России
Анна Смирнова - Марли - о судьбе Анны Юрьевны Смирновой - Марли (в девичестве - Бетулинской) балерина, певица, поэт, композитор, автор «Песни партизан», ставшей гимном французского Сопротивления. Награждена орденом Заслуги и двумя орденами Почетного Легиона.
Ильина Н. «Возвращение» (об эмиграции в Китае)

Художественная литература

Булгаков М. «Бег»
Толстой А. «Эмигранты», «Похождения Невзорова, или Ибикус»
Барякина Э. «Белый Шанхай»

– В первой половине XX века принято говорить о двух волнах эмиграции. «Первую волну» традиционно связывают с периодом революции и Гражданской войны. Это люди, покинувшие родину самостоятельно, в составе воинских частей, в потоке гражданских беженцев, отступивших за границу с чинами Белых армий, выехавшие за границу вместе с семьей или бежавшие за рубеж нелегально. В составе «первой» волны Россию покинули около одного миллиона человек.

В это число не входят представители русских национальных меньшинств, проживавших на бывших окраинах Российской империи, получивших независимость – они российскую или советскую границу не пересекали, а просто получили новый статус. Некоторые из них всё же отождествляли себя с русской эмиграцией и позднее стали эмигрантами, по разным причинам выехав дальше на Запад, в первую очередь из-за опасения прихода советской власти. Позднее в Зарубежье эмигрантами стали называть и детей, а порой и внуков преимущественно представителей «первой» волны, даже если они родились уже за пределами России – многое зависело от самоидентификации, мироощущения и жизнечувствия каждого конкретного человека.

«Вторая» волна 1940-х годов – это примерно полмиллиона человек, имевших гражданство СССР по состоянию на 22 июня 1941 года, покинувших территорию СССР в годы войны (часть остарбайтеров и военнопленных, не вернувшихся на родину из Европы, беженцы, добровольно выехавшие с оккупированной территории СССР, а также власовцы и другие советские граждане, сотрудничавшие с противником в разных формах, члены их семей) и избежавших послевоенных репатриаций. Сюда же можно причислить несколько тысяч советских военнослужащих и специалистов, перебежавших из советских оккупационных зон стран Европы на Запад во второй половине 1940-х годов. Но абсолютное большинство составляли жители территорий, присоединенных к СССР в 1939-1940-х годах. Доля представителей всех национальных групп, отождествлявших себя именно с российской культурой, в этом потоке была вряд ли больше 100 тыс. человек.

Мы будем говорить о «первой» волне российской эмиграции.

Тут нужно понимать, что русские эмигранты и русские белые эмигранты – это разные категории. Русский эмигрант – это человек, отождествлявший себя с определенной культурной – а в большинстве случаев и религиозной – традицией, независимо от национальных или политических симпатий. Русский белый эмигрант, кроме того, занимал и вполне определенную политическую позицию, часто – энергичную, принципиальную, активистскую , то есть активного неприятия большевистской власти, ее преступлений и противостояния ей – и в той или иной степени связывал себя с Белым движением и традицией национального сопротивления большевикам. При этом далеко не все русские эмигранты, считавшие себя принципиальными политическими противниками большевиков, симпатизировали белым. Так что палитра настроений, оценок, реакций, взглядов была яркой и разной.

Крымский Исход 1920 года, конечно, отличался от Нарвского, Одесского, Новороссийского, Дальневосточного и других исходов. И здесь дело не только в многочисленности – исход русских людей в Маньчжурию тоже был многочисленным. За короткий период пребывания у власти в Крыму и на Юге России в 1920 году генерал-лейтенанту барону Петру Николаевичу Врангелю и его ближайшему соратнику, чье имя гораздо меньше известно нашим современникам, в значительной степени удалось создать модель российской государственности и наглядно показать и современникам, и потомкам – на каких основах и принципах белые собирались созидать и восстанавливать Россию.

Крымский Исход – это конец несостоявшегося русского Тайваня. И очень важно, что Русская Армия, с которой ушли десятки тысяч гражданских беженцев, покинула родину проигравшей, но не побежденной большевиками, что впоследствии причиняло им немалые беспокойства. «Мы вынесли Россию на своих знаменах», – подчеркивал в одном из своих приказов генерал Врангель. В 1920-1921 годах в Крыму и в лагере I армейского корпуса в Галлиполи была создана и укреплена очевидная альтернатива большевистской власти – и военная, и политическая, и социальная, и духовно-нравственная. При этом ведь белые и беженцы, покидавшие Крым 95 лет назад, понятия не имели о том, какой чудовищной ценой Россия и ее народ заплатят за власть большевиков в ближайшие тридцать лет.

– Известны ли точные цифры уехавших?

– По данным генерала Врангеля, на 126 кораблях и судах Крым покинули 145 693 человека. По данным его соратников – подпоручика Владимира Христиановича Даватца и общественно-политического деятеля Николая Николаевича Львова – на 126 кораблях и судах были вывезены до 136 тыс. человек. Порядок цифр представим.

– История не знает сослагательного наклонения, но тем не менее – а если бы не уехали? Могли ли остаться? Что сыграло главную роль в выборе судьбы, какие аргументы?

– Ответ несложный: по моему мнению, Россия за период с конца 1917 года и до весны 1953 года пережила демографическую катастрофу. Всего за 35 лет в нашей стране после установления власти, самоназвавшейся, по выражению Александра Солженицына, «советской», при этой власти , а зачастую и вследствие ее политических и социально-экономических мероприятий – погибли более 50 млн человек .

Эта чудовищная цифра складывается из суммирования основных категорий погибших. Численность каждой из них по отдельности в целом известна и может быть аргументирована либо демографическими расчетами, либо официальной статистикой, здесь мы их только суммируем: 7,5 млн человек – жертвы гражданской войны, 4,5 млн человек – жертвы голода 1921-1922 годов, 6,5 млн человек – жертвы рукотворного голода 1933 года, 0,8 млн человек – «кулаки», погибшие на этапах раскулачивания и в спецпоселках для раскулаченных, примерно 1 млн – «контрреволюционеры» (так называемая «58-я статья»), расстрелянные по политическим обвинениям в 1923-1953 годах, 2 млн – заключенные, погибшие в колониях, тюрьмах, лагерях, на этапах, в изоляторах в 1922-1953 годах, 27 млн – жертвы локальных войн, конфликтов и Второй мировой войны, 1,3 млн – жертвы голода 1947 года и послевоенной борьбы власти с повстанцами.

Некоторые категории установить до сих пор проблематично, например, неизвестны оценки смертности от голода в сталинских колхозах в 1930-е – 1940-е годы по СССР, численность погибших при подавлении антиколхозных восстаний начала 1930-х годов, численность «сактированных» заключенных-доходяг, умерших сразу же после формального освобождения и в статистику смертности в ГУЛАГе не включенных, и т. д. В целом это разве не катастрофа? В какой стране мира всего за 35 лет произошло что-то подобное?

Да, конечно, и в царской России случались катаклизмы, только масштабы потерь несопоставимы. Например, от голода и холеры в 1891-1892 годах при Александре III погибли 375 тыс. человек, интеллигенция говорила: «Царь-голод». По всем составам преступлений, включая уголовные, а также преступления, за которые судили военно-полевые суды, в Российской империи почти за сорок лет, в 1875-1913 годах были казнены, со всеми допусками и преувеличениями, не более 10 тыс. человек – сравните с миллионом расстрелянных «контрреволюционеров». За 30 лет, в 1885-1915 годах в России в тюремной системе гражданского ведомства умерли 126 тыс. человек, это при низком уровне медицины и отсутствии антибиотиков – теперь сравните с двумя миллионами погибших заключенных советских тюрем и лагерей (это без раскулаченных).

А как оценить постоянное принуждение к жизни во лжи и лицемерии, опустошавших человеческие души и убивавших в человеке его духовное самостояние?.. Побуждения к доносительству, к смене убеждений по команде в соответствии с очередным решением партийно-политических органов?.. Нужно было демонстрировать лояльность, энтузиазм, преданность, изображать из себя «беспартийного большевика» – или быть им по убеждениям. Конечно, всё это имело необратимые последствия.

Таким образом, если бы не уехали – результат предсказать нетрудно. Особенно если учесть, что, например, на Среднем Урале в рамках репрессивной политики бывшим чинам Белых армий выносили смертные приговоры в том числе с формулировкой «в будущем для советской власти – пользы не принесет» . Иван Алексеевич Бунин в своей знаменитой речи 1924 года ответил на вопрос, почему не остались: «Мы так или иначе не приняли жизни, воцарившейся с некоторых пор в России, были в том или ином несогласии, в той или иной борьбе с этой жизнью и, убедившись, что дальнейшее сопротивление наше грозит нам лишь бесплодной, бессмысленной гибелью, ушли на чужбину» .

– Можно ли хотя бы приблизительно оценить масштаб потери, которую понесла Россия из-за эмиграции?

– Когда-нибудь это произойдет, когда будут составлены максимально полные поименные базы данных представителей русского образованного класса и мы сможем оценить масштабы потерь, которые были понесены обществом в результате революции, гражданской войны и эмиграции. Но для этого необходимо понимать значение и ценность человеческой жизни и человеческого капитала. Как можно оценить и чем измерить несозданные научные школы и технологии, не воспитанные поколения учеников и студентов, неосуществленные эксперименты и неразработанные теории, ненаписанные учебники, произведения и картины, неснятые кинофильмы, несделанные открытия, незащищенные диссертации и неоткрытые лаборатории…

Как оценить ущерб для правового сознания и общественного воспитания в результате исчезновения русских юристов?.. Как можно объяснить, что ум и таланты таких инженеров-авиаконструкторов как Игорь Иванович Сикорский, Александр Николаевич Прокофьев де Северский, Александр Михайлович Картвели – и сотен других инженеров, реализовавших себя за рубежом, о чем свидетельствуют анкеты Архива Общества русских инженеров – уникальны?..

Питирим Александрович Сорокин создал целый социологический факультет в Гарварде. Какой финансовой мерой можно измерить это интеллектуальное достижение, потерянное для России?.. А в каких единицах оценить многолетнюю работу кафедры истории русской культуры, работавшую под руководством Федора Августовича Степуна в Мюнхенском университете?.. Подобных примеров читатели и сами могут привести более чем достаточно.

– Если попытаться найти в трагедии эмиграции положительные моменты – были ли они? Что дала эмиграция России и миру? Известна фраза «Мы увезли Россию с собой». Действительно ли эмиграция позволила сохранить от уничтожения часть русской культуры?

– Если вновь вернуться к парижской речи Ивана Алексеевича Бунина, то он отчетливо сформулировал суть и смысл миссии русской эмиграции: свидетельство о том, что Россия – это не СССР, а русское и советское – диаметрально противоположные, враждебные и несмешиваемые понятия («Можно было претерпеть ставку Батыя, но Ленинград нельзя претерпеть» ); свидетельство о большевизме остальному миру; и – продолжение сопротивления. Да, эмиграция не свергла советской власти. Но, как сказал в одном из своих выступлений литератор и политзаключенный Никита Игоревич Кривошеин, она хотя бы на полчаса приблизила конец советской власти. А полчаса – это очень много.

– Существует множество мифов и стереотипов о русской эмиграции: белая кость, аристократия, монархисты, пропивающие награды в парижских кабаках… Откуда взялось всё это?

– В первую очередь, советский кинематограф.

– А существуют ли фильмы, достоверно, без искажений показывающие русскую эмиграцию? Что стоит смотреть или читать людям, интересующимся темой?

– На мой субъективный взгляд – с художественными кинофильмами пока у нас проблемы. Если говорить о документальном кино, то рекомендую многосерийный фильм петербургского режиссера-документалиста Михаила Львовича Ордовского-Танаевского «Русский Корпус. Свидетельства». Интервью, живые свидетельства, и в первую очередь – тональность, интонации, рефлексия рассказчиков – производят сильное впечатление независимо от личного отношения к их действиям и поступкам.

Если говорить о популярной исторической литературе, то порекомендовал бы начинающим читателям исторический очерк Михаила Викторовича Назарова «Миссия русской эмиграции» (I том). А за консультациями по поводу литературы по отдельным темам и сюжетам истории русской эмиграции можно обратиться в Дом русского зарубежья.

– Отношение эмигрантов к России – каким оно было? Какие настроения преобладали?

– Если говорить о довоенной эмиграции, то многие «сидели на чемоданах» и ждали, когда падет советская власть, чтобы вернуться на родину. В 1920-е – 1930-е годы политически активная часть эмиграции понимала, что на родине происходят огромные социальные перемены и их результаты нужно учитывать. Надежды на механическую реставрацию – власти, собственности, Дома Романовых, привычных форм дореволюционной жизни – вряд ли реалистичны. Поэтому эмиграция стремилась узнать и понять – что происходит «за железным занавесом» и как народ относится к власти. Для сбора информации использовались разные сведения, вплоть до перебросок через границу добровольцев. Большинство из них заканчивались трагично.

Конечно, часть эмиграции ушла в быт, небольшая часть – в той или иной форме – примирилась с советской властью. Были и те, кто не только вернулся, но и пошел служить большевикам в качестве агентов в Зарубежье. Среди самых известных примеров – муж Марины Цветаевой, первопоходник, подпоручик Марковского пехотного полка Сергей Яковлевич Эфрон и муж Надежды Плевицкой, начальник Корниловской Ударной дивизии генерал-майор Николай Владимирович Скоблин.

Но большинство, по крайней мере в Европе, занимали позицию непримиримую, а вот формы этой непримиримости варьировались.

По оценкам британских экспертов, в 1937-1938 годах в Европе проживали примерно 350 тыс. неассимилированных русских беженцев. В 1993 году сын офицера Корниловского Ударного полка Ярослав Александрович Трушнович рассказывал мне об этом так: «В 1934 году в Белграде было как минимум 80 русских организаций, включая Союз рыболовов в 16 человек, который тоже считался политической организацией. Подавляющее большинство военной эмиграции желало драться».

«Русский уголок» Парижа: перед русской церковью на rue Daru воскресным утром (1930 г.?)
(Huntington W. The Homesick Million. Russia-out-of-Russia. Boston, 1933.)

– Острый вопрос – эмиграция и сотрудничество с нацистской Германией. Какие были мотивы, аргументы у сторонников и противников? Сильный ли урон нанесло это «имиджу» русской эмиграции?

– Это большая и сложная тема, о которой скажу коротко. Ликвидация Российской государственности и суверенитета исключались. Думаю, что эмигрантов, которых мы бы назвали русскими национал-социалистами, было немного и они не пользовались серьезным политическим влиянием среди соотечественников. Гораздо больше было политически активных эмигрантов, интересовавшихся результатами социальных экспериментов Гитлера, Муссолини, Салазара 1930-х годов, искавших варианты «третьего пути» по организации общественной жизни и народного хозяйства – между классическим капитализмом и сталинским социализмом. По сравнению со сталинскими колхозами и ГУЛАГом, в котором к 1941 году находилось более 3,3 млн человек, этот «третий путь», «национально-трудовой строй» всё равно выглядел более оптимальным, так как допускал частную инициативу, предпринимательство и крестьянскую собственность на землю без реституции прав помещиков. Но и эти активисты вряд ли составляли большинство.

Думаю, что среди эмигрантов большинство в Европе составляли либо те, кто рассчитывал на то, что в войне между Германией и СССР рухнет власть Сталина, а дальше возможны варианты, либо те, кто занимал нейтральную позицию. Какая-то часть эмигрантов считала, что нужно защищать внешние границы СССР, так как объективно – это российские границы. Другие, вспоминая слова покойного генерала Врангеля, намеревались «идти хоть с чертом против большевиков при условии, что этот черт не сможет оседлать Россию».

Генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин считал, что нужно ориентироваться на англо-французских союзников, которые разобьют Гитлера, а затем и Сталина. Он принципиально и решительно отвергал участие в войне на стороне Германии, но ни на йоту не изменил своего отношения к большевистскому режиму и в 1946 году писал: «Ничто не изменилось в основных чертах идеологии большевиков и в практике управления ими страной. По-прежнему в СССР задушены слово и мысль; по-прежнему царит там потогонная система крепостного труда, а в концентрационных лагерях томятся на каторжных работах миллионы безвинных людей; по-прежнему доносы, сыск и провокация являются обычными методами советского правления, “стенка” – излюбленным средством расправы, а страх, всеподавляющий, животный страх – основным оплотом советского правопорядка. По-прежнему народы богатейшей в мире страны – нищи, безгласны, бессудны и бесправны. Этого не знает только тот, кто знать не желает». Вместе с тем Деникин со своей принципиальной позицией в годы войны оказался в меньшинстве.

Генерал-майор Антон Васильевич Туркул полагал, что русские эмигранты должны поддерживать тех «подсоветских» людей, которые поднимут трехцветный флаг и бросят вызов Сталину. В эмиграции в 1930-е годы нашла отклик точка зрения журнала «Часовой» и Национально-трудового союза о том, что такие люди найдутся и выйдут они из рядов Красной армии – в знак протеста против коллективизации и голода 1933 года, унесших миллионы человеческих жизней.

Генерал-лейтенант профессор Николай Николаевич Головин утверждал, что даже если – вопреки здравому смыслу – Германия будет вести против СССР колониальную войну, у нее никогда не хватит сил и ресурсов для того, чтобы оккупировать и удержать под своим контролем такую огромную территорию. И так далее. Мнений и вариантов действий предлагалось много.

На практике в 1941-1945 годах примерно 14-15 тысяч русских эмигрантов несли военную службу на стороне Германии, в том числе многие генералы и белые воины, включая, вероятно, несколько тысяч офицеров, а также Георгиевские кавалеры, офицеры службы Генерального штаба, герои и участники Первой мировой войны.

Участвовали в Сопротивлении и служили в войсках союзников сотни русских эмигрантов, может быть – несколько тысяч максимум. Но белых воинов среди них было несопоставимо меньше. Один из самых известных из них – Л.-гв. штабс-капитан конной артиллерии Игорь Александрович Кривошеин, участник французского Сопротивления и узник Бухенвальда. В 1947 году французские власти депортировали его вместе с семьей из Франции. В итоге он репатриировался в СССР, в 1949 году был арестован органами МГБ и осужден на десять лет за «сотрудничество с мировой буржуазией». В 1954 году его освободили, а выпустили из СССР обратно во Францию лишь в 1974 году.

Особая история – служба белых воинов во власовской армии. Из 35 генералов власовской армии – более половины участвовали в Белом движении, среди полковников, подполковников и войсковых старшин их доля превысила четверть. Бывшие чины Белых армий преобладали на должностях командиров частей и соединений. Кроме офицеров Русского Корпуса и Казачьего Стана, они дали власовцам корпусного, дивизионного и как минимум пять полковых и четырех батальонных командиров.

Конечно, были и эмигранты, сохранившие в годы войны нейтральную позицию. Судить об ущербе «имиджу» эмиграции мне здесь трудно – гражданские войны за 25-30 лет не заканчиваются, а эмигранты считали, что они ведут свою гражданскую войну. Эту точку зрения либо можно принять, либо отвергнуть, а оценки поступков в любом случае будут индивидуальны, и вряд ли когда-либо они станут единодушными. Поэтому предлагаю оценить аргументы и мотивы участников событий самим читателям, посмотрев на досуге вышеупомянутый фильм Михаила Ордовского-Танаевского.

– Что изменилось для эмигрантов после крушения советского строя?

– Или – что не изменилось?.. Эти вопросы лучше задать самим эмигрантам. Если коротко – было очень много надежд. Борис Степанович Брюно, кадет Владикавказского кадетского корпуса, в 1991 году говорил мне, что будущее России зависит от того, найдутся ли хорошие священники, хорошие учителя и хорошие офицеры. Кто и что хотел увидеть в постсоветской России?.. Для одних – самым важным оказались границы, собирание земель и территорий вокруг Российского государства. Для других – главное волнение и опасения связывались с сохранением советского наследия, мавзолея и новым витком сталинославия. Для третьих – важнейшую роль имеет место России в окружающем мире – или отстраненность и дистанцированность от этого мира. Но многие сердечно и искренне, несмотря на преклонный возраст, ринулись помогать и посильно служить, издавать на свои крошечные пенсии книги, журналы, воссоздавать разрушенные храмы… Единицы переехали и вернулись на родину. Но нужно понимать, что после революции 1917 года прошли три поколения, и русская эмиграция в 1990-е годы была совсем не такой, как в 1950-е – 1960-е.

– Что сегодня представляют из себя эмигрантские общины? Насколько ассимилировались или, наоборот, сохранили национальную идентичность?

– На мой взгляд, Русское Зарубежье, о котором говорил в своей парижской речи Иван Алексеевич Бунин в 1924 году, стало неотъемлемой частью российской истории и культуры еще в конце прошлого века. Всего один красноречивый пример: в эмиграции уже давно не отмечается памятными богослужениями, собраниями и выступлениями 7 ноября – годовщина захвата власти большевиками в России, День Скорби и Непримиримости, когда-то объединявший практически всю эмиграцию.

– Травма в общественном сознании, как последствие раскола и Исхода – она уже залечена или еще нет? Переживаем ли мы сегодня последствия? Какие?

– А вы полагаете, что раскол и Исход 1920 года кого-то всерьез заботят?.. Они вполне будут скоро забыты. Помирят непримиримое. В этом смысле боюсь, что мы стоим перед лукавым искушением. Мы давно отказались от серьезного и честного разговора о собственном прошлом – о большевизме и его цене. Мы всё пытаемся соединить ГУЛАГ, колхозы, НКВД и миллионные жертвы – с исторической Россией. При необходимости в один ряд поставят и Дзержинского, и Бунина, и Сталина, и митрополита Антония (Храповицкого).

Зачем нужно было устраивать перезахоронение в России Вдовствующей императрицы Марии Федоровны? Чтобы везти ее останки мимо памятников убийце ее детей и внуков?..

Зачем нужно было устраивать перезахоронение в России генерал-лейтенанта Антона Ивановича Деникина и Ивана Александровича Ильина?.. Чтобы и далее без тени смущения прославлять Сталина и «счастливую колхозную жизнь» с трудоднями в виде палочек в колхозном табеле?..

Русская эмиграция всегда считала себя голосом свободной России – в словах, делах, мыслях, в устроении церковной и приходской жизни, в творчестве и молитве, в отрицании большевистской несвободы, губительной для человеческого духа. Но разве не новой несвободы ищет современная Россия? И следовательно – для чего нам такой богатый и разный эмигрантский опыт, если нуждаемся мы только в эмигрантских раритетах, чтобы улучшить свой имидж?..

Русского Зарубежья больше нет. Следовательно, нет и эмигрантского неприятия советской власти, а те эмигранты и их потомки, которые остались – не все , слава Богу, но многие с нею теперь предпочитают соглашаться, не замечая или не желая замечать тревожные события и факты. И они, и мы, по-моему, разучились в значительной степени различать духов – и видеть разницу между русским и советским. Между большевизмом и Россией.

Нынче мы постепенно и успешно приватизируем остатки Зарубежной России, включая архивы, документы, экспонаты – и даже в отдельных случаях останки – лишь бы ничто нам не мешало и не препятствовало пребывать в историческом беспамятстве, благодушии и равнодушии. Поэтому мы стремимся как можно скорее забыть о том, что национальная эмиграция стремилась хотя бы на полчаса приблизить конец советской власти.

Подготовил Артем Левченко

29 июня 1922 года Федор Шаляпин, отправившись в гастрольное турне, навсегда покинул Русскую землю. Вспоминаем 7 великих русских эмигрантов, чей отъезд стал серьезной потерей для России. Эмиграция обрушивалась на Россию неоднократно. Кто-то покидал страну добровольно, кто-то становился изгнанником, вынужденный бегством спасать свою жизнь. Большинство из них до конца дней сохраняли тонкие нити, связывающие их с Родиной, лелея мечту рано или поздно вернуться домой.

В погоне за мечтой

Федор Шаляпин - человек, оказавший огромное влияние на мировое оперное искусство, эмигрировал из страны 29 июня 1922 года. Официально – на очередные гастроли. Решение об эмиграции пришло не сразу. Однако уже по возвращению из вторых заграничных гастролей у Шаляпина появилось твердое намерение «осуществить мечту». Проблема заключалась в том, что у семьи было мало шансов последовать за Федором Ивановичем. Для получения заветного разрешения он придумывает версию, будто своими гастролями демонстрирует «какие в «советах» живут и процветают артисты». В 1927 году Шаляпин пожертвовал все сборы от своего концерта детям эмигрантов. Этот жест на Родине расценивается как поддержка белогвардейцев. 24 августа этого же года он лишается звания Народного артиста и права когда-либо вернуться в СССР.

"Русский витязь"

Выдающийся авиаконструктор Игорь Сикорский создал на Родине первые в мире четырехмоторные самолеты «Русский витязь» и «Илья Муромец». Отец Сикорского придерживался монархических взглядов и был русским патриотом. Из-за угрозы собственной жизни авиаконструктор эмигрировал сначала в Европу, но, не увидев возможностей для развития авиации, принял решение об эмиграции в 1919 году в США. Будучи на Родине состоятельным человеком, он вынужден был начать в Америке все с нуля. Сикорский основал «Сикорски аэро инжиниринг». До 1939 года авиаконструктор создал более 15 типов самолетов, в том числе «Американский клипер», а также ряд моделей вертолетов, в том числе VS-300 с одним несущим винтом и небольшим хвостовым винтом, по принципу которого сегодня строится 90% вертолетов в мире. Первый полет на новом аппарате Сикорский всегда осуществлял сам.

Окаянные дни

Иван Бунин какое-то время пытался «убежать» от большевиков в родной стране. Он считал, что «дом, населенный могучим семейством, освященный богопочитанием, памятью о прошлом» разорили и превратили в кошмарно-кровавый балаган под руководством «выродка и нравственного идиота от рождения» Ленина. В 1919 году он переезжает из красной Москвы в не занятую Одессу, и только в 1920 году при подходе Красной Армии к городу он переезжает в Париж. Во Франции Бунин напишет свои лучшие произведения: «Митина любовь», цикл рассказов «Темные аллеи» и, наконец, автобиографический роман «Жизнь Арсеньева». В 1933 году Ивану Бунину, человеку без гражданства, будет вручена Нобелевская премия по литературе с официальной формулировкой «за строгое мастерство, с которым он развивает традиции русской классической прозы».

"Синий всадник"

Основоположник абстракционизма, основатель группы «Синий всадник» Василий Кандинский покидает Москву в 1921 году по причине несогласия с отношением страны «советов» к искусству. В Берлине он преподает живопись и становится видным теоретиком школы «Баухауз», теоретические посылки которой сводятся к понятию «функционализма». Вскоре он получает мировое признание как один из лидеров абстрактного искусства. В 1939 году он бежит от нацистов в Париж, где получает французское гражданство. С 2007 года в России ежегодно вручается Премия Кандинского за новаторство, оказавшее влияние на ситуацию в современном российском искусстве.

Отец "глянца"

Имя практически неизвестно в России. В мировой же индустрии глянцевых журналов, рекламы, графического дизайна модной фотографии Бродович является такой же культовой фигурой, как, скажем, для кинематографа. А, может быть, даже больше. Когда Алексею исполнилось 16 лет, он, ничего не сказав родителям, отправился воевать на Первую мировую. Правда, с фронта беглец был возвращен домой и был отправлен изучать военную науку в кавалерийское училище. Однако революция 1917 года не позволило Бродовичу развить карьеру кавалериста: в 1920 году он вместе с семьей эмигрирует во Францию, где реализуется совсем в неожиданном качестве - как художник. В 1924 году он выиграл конкурс на лучший дизайн афиши благотворительного бала, обойдя самого Пабло Пикассо. Это становится путевкой в жизни для бывшего кавалериста. Спустя всего несколько лет Алексей Бродович становится одним из самых авторитетных дизайнеров и фотографов в Европе, изменившим подход как к дизайну, так и к фотографии. Он переезжает в США, где становится арт-директором знаменитого модного журнала Harper"s Baazar, в котором он сделал настоящую революцию в дизайне рекламы и глянцевых журналов.

В эпоху катастроф

Как писал сам Николай Бердяев в своих воспоминаниях, на его долю философа выпало слишком много событий. Бердяев пережил три войны, две российских революции, духовный ренессанс начала века, русский коммунизм, мировой культурный кризис, но более тяжелым испытанием стали для него трансформации, приспособления и измены людей. Он четыре раза оказывался в тюрьме, при этом два раза при старом режиме и два – при новом, провел в сибирской ссылке 3 года, пережил процесс, который грозил ему вечным поселением в Сибири и в итоге – был выслан с Родины в 1922 году. Следователь предупредил: если появитесь на границе СССР, будете расстреляны. В эмиграции Бердяев написал самые известные свои работы «Смысл истории», «Философия свободного духа», «О назначении человека» и ряд других.

Русский стиль

Русский композитор, пианист-виртуоз Сергей Рахманинов эмигрировал из страны вскоре после революции 1917 года, воспользовавшись неожиданным приглашением дать ряд концертов в Стокгольме. За рубежом Рахманинов создал 6 произведений, которые явили собой вершину русской и мировой классики. Он создал свой исключительный стиль, в который гармонично слились традиции русской музыки и джаз, древнерусский знаменный распев и «ресторанная» эстрада 30-х годов, виртуозность стиля конца позапрошлого века и жесткий авангард. Произведения зарубежного периода отличает наполненность философским звучанием: абсурдностью, жестокостью бытия в современном мире и утратой духовности. Он впервые вывел русскую фортепианную школу на мировой уровень, а его произведения входят в репертуар ведущих пианистов мира.

Начнем, естественно, с Первой эмигрантской волны. Ее называют еще Белой эмиграцией, и понятно почему. После поражений Белой Армии на Северо-Западе первыми военными эмигрантами стали части армии генерала Юденича, интернированные в 1918 году в Эстонии. После поражений на Востоке другой очаг эмиграционной диаспоры (примерно в 400 тыс. чел.) образовался в Маньчжурии с центром в Харбине. После поражений на Юге пароходы, отправлявшиеся из черноморских портов в тылу отступающих деникинских и врангелевских войск (главным образом Новороссийска, Севастополя и Одессы), как правило, брали курс на Константинополь, ставший на время “Малой Россией”.

Перед революцией численность российской колонии в Маньчжурии составляла не менее 200-220 тысяч человек, а к ноябрю 1920 года - уже не менее 288 тысяч человек. С отменой 23 сентября 1920 года статуса экстерриториальности для российских граждан в Китае все русское население в нем, в том числе и беженцы, перешло на незавидное положение бесподданных эмигрантов в чужом государстве, то есть на положение фактической диаспоры. На протяжении всего бурного периода Гражданской войны на Дальнем Востоке (1918-1922 годы) здесь наблюдалось значительное механическое движение население, заключавшееся, однако, не только в притоке населения, но и в значительном его оттоке - вследствие колчаковских, семеновских и прочих мобилизаций, реэмиграции и репатриации в большевистскую Россию.

Первый серьезный поток русских беженцев на Дальнем Востоке датируются началом 1920 года - временем, когда уже пала Омская директория; второй - октябрем-ноябрем 1920 года, когда было разгромлена армия так называемой “Российской Восточной окраины” под командованием атамана Г.М. Семенова (одни только регулярные его войска насчитывали более 20 тысяч человек; они были разоружены и интернированы в так называемых «цицикарских лагерях», после чего переселены китайцами в район Гродеково на юге Приморья); наконец, третий, - концом 1922 года, когда в регионе окончательно установилась советская власть (морем выехали лишь несколько тысяч человек, основной поток беженцев направлялся из Приморья в Маньчжурию и Корею, в Китай, на КВЖД их, за некоторыми исключениями, не пропускали; некоторых даже высылали в советскую Россию).

Следует указать на то любопытное обстоятельство, что, наряду с “белой”, в Китае, в частности, в 1918-1922 годах в Шанхае, некоторое время существовала и “красная” эмиграция, впрочем, немногочисленная (около 1 тысячи человек). После окончания гражданской войны в Приморье большинство революционеров вернулись на Дальний Восток. В ноябре 1922 года - как бы “на смену” им - на кораблях эскадр контр-адмиралов Старка и Безуара прибыли 4,5 тысячи белоэмигрантов; в сентябре 1923 года к ним присоединились и остатки дальневосточной флотилии с беженцами на борту. Положение эмигрантской колонии в Шанхае, по сравнению с Европой и Харбином, было несравненно более тяжелым, в том числе и из-за невозможности конкуренции с китайцами в сфере неквалифицированного труда. Второй по численности, но, может быть, первой по предприимчивости русской эмигрантской колонией во внутреннем Китае была община в Тяньцзине. В 1920-х здесь проживало около двух, а в 1930-х уже около 6 тысяч русских. По несколько сотен российских эмигрантов разместились в Пекине и в Ханьчжоу.

Вместе с тем в Китае, а именно в Синьцзяне на северо-западе страны, имелась еще одна значительная (более 5,5 тысячи человек) русская колония, состоявшая из казаков генерала Бакича и бывших чинов белой армии, отступивших сюда после поражений на Урале и в Семиречье: они поселились в сельской местности и занимались сельскохозяйственным трудом.

Наиболее видные “беженцы” (аристократы, чиновники и коммерсанты), как правило, были в состоянии оплатить билеты, визы и прочие сборы. В течение одной-двух недель в Константинополе они улаживали все формальности и отправлялись дальше, в Европу, - главным образом во Францию и Германию: к началу ноября 1920 года, согласно данным красноармейской разведки, их число достигло 35-40 тысяч человек.

Достойна быть упомянутой и такая статистически ничтожная, но политически “громкая” эмиграционная акция Советской России как депортация ученых гуманитарного профиля в 1922 году. Она состоялась осенью 1922 года: два знаменитых “философских парохода” доставили из Петрограда в Германию (Штеттин) около 50 выдающихся российских гуманитариев (вместе с членами их семей -- примерно 115 человек). Аналогичным образом были высланы из СССР и такие видные политики как Дан, Кускова, Прокопович, Пешехонов, Ладыженский. И к тем, и к другим, по всей видимости, был применен Декрет ВЦИК “Об административной высылке” от 10 августа 1922 года.

Определенных успехов по оказанию помощи русским эмигрантам добилась Лига Наций. Ф.Нансен, знаменитый норвежский полярный исследователь, назначенный в феврале 1921 года Комиссаром по делам русских беженцев, ввел для них особые удостоверения личности (так называемые “нансеновские паспорта”), со временем признанные в 31 стране мира. С помощью созданной Нансеном организации (Refugees Settlement Comission) около 25 тысяч беженцев было трудоустроено (главным образом, в США, Австрии, Бельгии, Германии, Венгрии и Чехословакии).

Общее количество эмигрантов из России, на 1 ноября 1920 года, по подсчетам американского Красного Креста, составляло 1194 тысяч человек; позднее эта оценка была увеличена до 2092 тысяч человек. Наиболее авторитетная оценка численности “белой эмиграции”, данная А. и Е. Кулишерами, так же говорит о 1,5-2,0 млн. человек. Она основывалась в том числе и на выборочных данных Лиги Наций, зафиксировавших, по состоянию на август 1921 года, более 1,4 млн. беженцев из России. В это число входили также 100 тысяч немцев-колонистов, 65 тысяч латышей, 55 тысяч греков и 12 тысяч карел. По странам прибытия эмигранты распределились таким образом (тысяч человек): Польша - 650, Германия - 300, Франция - 250, Румыния - 100, Югославия - 50, Греция - 31, Болгария - 30, Финляндия - 19, Турция - 11 и Египет - 3.

В то же время В. Кабузан оценивает общее число эмигрировавших из России в 1918-1924 годах величиной не менее 5 млн. человек, включая сюда и около 2 млн. оптантов, то есть жителей бывших российских (польских и прибалтийских) губерний, вошедших в состав новообразованных суверенных государств.

В 1922 году, согласно Н.А. Струве, сводная численность российской эмиграции составляла 863 тысячи человек, в 1930 году она сократилась до 630 тысяч и в 1937 году - до 450 тысяч человек. Территориальное распределение русской эмиграции представлено в табл. 1.

Эмиграция первой волны(Русская белая эмиграция)- волна эмиграции из России, возникшая вследствие событий почти шестилетней Гражданской войны (1917--1923) гг.Географически эта эмиграция из России была, прежде всего, направлена в страны Западной Европы. Основными центрами русской эмиграции первой волны стали Париж, Берлин, Прага, Белград, София. Значительная часть эмигрантов оседала также в Харбине, а в первое время в Константинополе. Первые русские трудовые и религиозные эмигранты в Австралии появились ещё в XIX веке, но это не было массовым явлением. После 1905 года в Австралии начали появляться и первые политические эмигранты. После 1917-1921 гг. в Австралии появились новые эмигранты, бежавшие из Советской России, но их было очень немного. Основными центрами новой эмиграции были Брисбен, Мельбурн, Сидней.

Эмигранты этого времени считали, свое изгнание вынужденным и кратковременным эпизодом, надеясь на скорое возвращение в Россию, после быстрого, как им казалось крушения советского государства. Во многом этими причинами вызвано их стремление обособится от активного участия в жизни стран пребывания, противодействие ассимиляции и нежелание адаптироваться в новой жизни. Они стремились ограничить свою жизнь рамками эмигрантской колонии.

Первая эмиграция состояла из наиболее культурных слоев российского дореволюционного общества, с непропорционально большой долей военных. По данным Лиги Наций, всего Россию после революции покинуло 1 миллион 160 тысяч беженцев. Около четверти из них принадлежали к Белым армиям, ушедшим в эмиграцию в разное время с разных фронтов.

Первый серьезный поток русских беженцев на Дальнем Востоке датируются началом 1920 года - временем. Второй - октябрем-ноябрем 1920 года, когда было разгромлена армия так называемой “Российской Восточной окраины” под командованием атамана Г.М. Семенова. Третий - концом 1922 года, когда в регионе окончательно установилась советская власть, (морем выехали лишь несколько тысяч человек, основной поток беженцев направлялся из Приморья в Маньчжурию и Корею, в Китай, за некоторыми исключениями, не пропускали, некоторых даже высылали в советскую Россию.

Вместе с тем в Китае, а именно в Синьцзяне на северо-западе страны, имелась еще одна значительная (более 5,5 тысячи человек) русская колония, состоявшая из казаков генерала Бакича и бывших чинов белой армии, отступивших сюда после поражений на Урале и в Семиречье, они поселились в сельской местности и занимались сельскохозяйственным трудом.

Общая же людность русских колоний в Маньчжурии и Китае в 1923 году, когда война уже закончилась, оценивалась приблизительно в 400 тысяч человек. Из этого количества не менее 100 тысяч получили в 1922-1923 годах советские паспорта, многие из них - не менее 100 тысяч человек - репатриировались в РСФСР (свою роль тут сыграла и объявленная 3 ноября 1921 года амнистия рядовым участникам белогвардейских соединений). Значительными (подчас до десятка тысяч человек в год) были на протяжении 1920-х годов и реэмиграции русских в другие страны, особенно молодежи, стремящейся в университеты (в частности, в США, Австралию и Южную Америку, а также Европу).

Первый поток беженцев на Юге России имел место также в начале 1920 года. Еще в мае 1920 года генералом Врангелем был учрежден так называемый “Эмиграционный Совет”, спустя год переименованный в Совет по расселению русских беженцев. Гражданских и военных беженцев расселяли в лагерях под Константинополем, на Принцевых островах и в Болгарии; военные лагеря в Галлиполи, Чаталдже и на Лемносе (Кубанский лагерь) находились под английской или французской администрацией. Последние операции по эвакуации армии Врангеля прошли с 11 по 14 ноября 1920 года: на корабли было погружено 15 тысяч казаков, 12 тысяч офицеров и 4-5 тысяч солдат регулярных частей, 10 тысяч юнкеров, 7 тысяч раненых офицеров, более 30 тысяч офицеров и чиновников тыла и до 60 тысяч гражданских лиц, в основном, членов семей офицеров и чиновников. Именно этой, крымской, волне эвакуированных эмиграция далась особенно тяжело.

К концу зимы 1921 года в Константинополе оставались лишь беднейшие и неимущие, а также военные. Началась стихийная реэвакуация, особенно крестьян и пленных красноармейцев, не опасавшихся репрессий. К февралю 1921 года число таких реэмигрантов достигло 5 тысяч человек. В марте к ним добавилось еще 6,5 тысячи казаков. Со временем она приняла и организованные формы.

Весной 1921 года генерал Врангель обратился к болгарскому и югославскому правительствам с запросом о возможности расселения русской армии на их территории. В августе согласие было получено: Югославия (Королевство сербов, хорватов и словенцев) приняла на казенный счет Кавалерийскую дивизию Барбовича, кубанских и часть донских казаков (с оружием; в их обязанности входило несение пограничной службы и государственные работы), а Болгария - весь 1-й корпус, военные училища и часть донских казаков (без оружия). Около 20% личного состава армии при этом покинуло армию и перешло на положение беженцев.

Около 35 тысяч российских эмигрантов (преимущественно военных) была расселена по различным, главным образом, балканским странам: 22 тысячи попали в Сербию, 5 тысяч в Тунис (порт Бизерта), 4 тысячи в Болгарию и по 2 тысячи в Румынию и Грецию.

Определенных успехов по оказанию помощи русским эмигрантам добилась Лига Наций. Ф. Нансен, знаменитый норвежский полярный исследователь, назначенный в феврале 1921 года Комиссаром по делам русских беженцев, ввел для них особые удостоверения личности (так называемые “нансеновские паспорта”), со временем признанные в 31 стране мира. С помощью созданной Нансеном организации (Refugees Settlement Comission) около 25 тысяч беженцев было трудоустроено (главным образом, в США, Австрии, Бельгии, Германии, Венгрии и Чехословакии).

Общее количество эмигрантов из России, на 1 ноября 1920 года, по подсчетам американского Красного Креста, составляло 1194 тысяч человек; позднее эта оценка была увеличена до 2092 тысяч человек. Наиболее авторитетная оценка численности “белой эмиграции”, данная А. и Е. Кулишерами, так же говорит о 1,5-2,0 млн. человек. Она основывалась в том числе и на выборочных данных Лиги Наций, зафиксировавших, по состоянию на август 1921 года, более 1,4 млн. беженцев из России. В это число входили также 100 тысяч немцев-колонистов, 65 тысяч латышей, 55 тысяч греков и 12 тысяч карел. По странам прибытия эмигранты распределились таким образом (тысяч человек): Польша - 650; Германия - 300; Франция - 250; Румыния - 100; Югославия - 50; Греция - 31; Болгария - 30; Финляндия - 19; Турция - 11 и Египет - 3.

Отделение эмиграции от оптации составляет весьма трудную, но все же важную задачу: в 1918-1922 годы общее число эмигрантов и репатриантов составило (по ряду стран, выборочно): в Польшу - 4,1 млн. человек, в Латвию - 130 тысяч человек, в Литву - 215 тысяч человек. Многие, особенно в Польше, на самом деле были транзитными эмигрантами и не задерживались там надолго.

По неполным данным Службы по делам беженцев Лиги наций, в 1926 году официально было зарегистрировано 755,3 тысячи русских и 205,7 тысячи армянских беженцев. Больше половины русских - около 400 тысяч человек - приняла тогда Франция; в Китае их находилось 76 тысяч, в Югославии, Латвии, Чехословакии и Болгарии приблизительно по 30-40 тысяч человек (в 1926 году всего в Болгарии находилось около 220 тысяч переселенцев из России). Большинство армян нашли пристанище в Сирии, Греции и Болгарии (соответственно, около 124, 42 и 20 тысяч человек).

Выполнивший роль главной перевалочной базы эмиграции Константинополь со временем утратил свое значение. Признанными центрами “первой эмиграции” (ее еще называют Белой) стали, на ее следующем этапе, Берлин и Харбин (до его оккупации японцами в 1936 году), а также Белград и София. Русское население Берлина насчитывало в 1921 году около 200 тысяч человек, оно особенно пострадало в годы экономического кризиса, и к 1925 году их оставалось всего 30 тысяч человек. Позднее на первые места выдвинулись Прага и Париж. Приход к власти нацистов еще более оттолкнул русских эмигрантов от Германии. На первые места в эмиграции выдвинулись Прага и, в особенности, Париж. Еще накануне Второй Мировой войны, но в особенности во время боевых действий и вскоре после войны обозначилась тенденция переезда части первой эмиграции в США.