Сергей шнуров дал "дп" свое самое восхитительное интервью.

Сергей Шнуров попал в список самых провальных интервью Владимира Познера за все его 50 с лишним лет работы журналистом. Причем ответственность за это он возложил на самого певца.

– Я его пригласил только потому, что мне сказали: «Это кумир молодежи, он необыкновенно популярный», – рассказал телеведущий в эфире радио Baltkom. – Я посмотрел в интернете пару его концертов. Да, это не моя музыка, но это не важно – надо поговорить с человеком. Пришел ко мне Шнур и оказался просто никакой. Ни на один вопрос нормально не может ответить, сказать, объяснить ничего не может. Я просто был поражен. Я не знал, что он такой.

При этом телеведущий подчеркнул, что не считает рокера глупым. Хотя реакцию Шнура после общения с Познером журналист посчитал не достойной умного человека.

– Потом он понял, что выступил не очень, и даже позволил где-то сказать: «Мне у Познера было скучно. Ему 80 лет, ну о чем с ним говорить». Я тогда подумал: «Больше ничего не мог сказать? И это все?» – усмехнулся телеведущий. – Он провалил это интервью. Он не был интересен как явление.

Владимир Познер не понимает, чем Сергей Шнуров привлекает внимание аудитории.

– Ну, матом, а чем еще? Это мне и было интересно узнать. Ведь он на самом деле притягивает внимание. Я подумал, что поговорив с ним, что-то пойму. Но я ничего не узнал. Шнур мне совсем неинтересен, – признает журналист.

Правда, позже Познер признал, что результат интервью зависит и от ведущего.

– Я считаю, что провал – это всегда вина журналиста, как бы там не было. Но это был не то, что провал. Он (Шнур. – Прим. Wday) оказался каким-то беспомощным. Я сперва думал, это какая-то маска, он играет во что-то. Нет, во время перерывов он закуривал дрожащими руками. Причем в студии, где курить нельзя! Я говорил, что это запрещено. Но он отвечал: «Я не могу, не могу…».

Кроме того, одними из самых провальных интервью Владимир Познер назвал общение с Михаилом Жванецким и свой первый разговор с Иваном Ургантом.

– Я не люблю брать за горло, особенно если человек мне очень симпатичен. Тут личное оказалось сильнее профессионального, – объяснил Познер.

Телеведущий рассказал, что Ургант очень закрытый.

– Все эти шутки – лишь маска, – уверяет Познер. – И что, мне взламывать эту дверь? Уже если надо, я могу, я знаю, что спросить. И потом, когда я общаюсь с членом правительства, с депутатом Думы – с человеком, который решает судьбу страны, это другой разговор. А что Ваня Ургант? Да, он ведет программу «Вечерний Ургант», играет в кино.

– Его можно назвать лидером мнений? – спросили Познера.

– Не думаю, – ответил телеведущий. – Потому что мало кто скажет, какое у него мнение. Он очень в этом смысле аккуратен, но не скажу, что это плохо. К тому же его программа не в прямом эфире, ее редактируют в четыре глаза. Это у меня прямой эфир. А то, что мы видим у Урганта, было записано гораздо раньше. На мой взгляд, это не телевидение.

По словам Познера, настоящее телевидение происходит на глазах у зрителя.

– А запись – это то, что уже было, что уже разрешили. Я не иду на записи в другие программы, только на прямые эфиры. Хочу, чтобы люди услышали именно то, что я сказал, без редакторских правок, – подытожил Познер.

Сергей Минаев: Давай начнем с «Дедпула 2». Как получилось, что твоя песня «Возня в грязи» прозвучала во время титров?

Сергей Шнуров: Это история двухгодичной давности. Когда актер, который играет Дедпула (Райан Рейнолдс. — Esquire ) приехал в Россию представлять первый фильм, из каждого утюга х***рила песня «Лабутены» (она же «Экспонат»). По слухам она ему дико понравилась. Он сделал пост в Instagram, адресованный мне, я отреагировал, и так завязался некий межокеанский контакт. И когда выходил «Дедпул 2», команда, которая привозит кино на наш рынок, обратилась ко мне. Насколько я понимаю, в каждой стране так было.

Минаев: То есть они взяли эту песню для восточного рынка.

Шнуров: Да. Более того, эта песня была специально написана по техническому заданию. Заказ как он есть.

Минаев: Ты фильм посмотрел? Понравился?

Шнуров: В связи с пертурбациями в моей личной жизни было немного не до того. Но сегодня я его наконец посмотрю.

Минаев: В этом году в прокат вышел «Я худею», в котором ты снялся. В Instagram ты написал, что это одна из немногих работ, за которые тебе не стыдно. Я понимаю твою самоиронию. А за что тебе стыдно?

Шнуров: За пьяные выходки, в основном.

Минаев: Это понятно. А в творческом плане?

Шнуров: Бесспорно, есть какие-то песни, которые можно было бы «докрутить». Рифмы бывают недоделаны, аранжировки слабоваты. Но я человек импульсивный. Придумал что-то, и мне кажется, что это завершенный проект. Я испытываю эйфорию, и в этой эйфории могу записать песню небрежно.

Минаев: У тебя было два телевизионных проекта. Это «Про любовь» с Софой (журналисткой Софико Шеварднадзе. — Esquire ) и «Главный котик страны». Как ты сам себя оцениваешь?

Шнуров: Как ведущего я себя оцениваю на три с минусом. Возможно, это просто не мой формат.

Минаев: Тебе вообще интересно этим заниматься?

Шнуров: Это очень за***исто [муторно] и отнимает кучу времени. Не буду скрывать, это интересно — но только первый сезон. Если бы я до сих пор снимался в регулярной тв-программе, то был бы выжат. Конец прошлого года я вообще не помню. Я был на съемочной площадке и на концертах. Больше меня в мире не существовало.

Минаев: Зачем ты хватаешься за эти проекты? Понятно ведь, что не бедствуешь.

Шнуров: Это топливо для песен.

Минаев: Ты перерабатываешь это в творчество?

Шнуров: В искусство. Творчеством я не занимаюсь. Вот была программа «Про любовь». А потом мы сняли клип «Обезьяна и орел», с теми же людьми, что делали этот проект. И это, бл***ь, доставляло им невероятное удовольствие. Нам всем нужно было отстраниться, выйти из игры, дать волю всепобеждающей иронии.

Фото: Никита Бережной

Минаев: У тебя в последней песне появляется Глюкоза, которой долго нигде не было слышно. Почему она? Как ты вообще выбираешь артистов, с которыми пишешь песни?

Шнуров: Я люблю браться за безнадежные дела. Когда я понимаю: бл***ь, пи***ц, это невозможно! Невозможно вывести Глюкозу на новый виток популярности! Тогда это интересная задача.

Минаев: Ты сам ей предложил? Или она пришла и сказала: «Сереж, я хочу снова быть популярной».

Шнуров: Я давно ей это предлагал. Сначала песню «Сумка». Но тогда эта идея ей показалась дикой.

Минаев: В смысле дикой?

Шнуров: Слишком провокационной, неподходящей для ее образа. Мы приятельствуем с ней уже лет десять. Разговоры о совместной песне всплывали на пьянках время от времени. В итоге появилась песня «Жу-жу». Кстати, с ее мужем мы знакомы со школьной скамьи. Чистяков с невероятной гордостью пишет мне, что «Жу-жу» на первых местах хит-парадов. На что я ему иронично отвечаю: «Наверное, это успех».

Минаев: С кем бы ты никогда не стал записывать песню? Допустим, у тебя к человеку личная неприязнь, но ты понимаешь, что материал будет хороший.

Шнуров: Нет таких. Если мне это нужно, я сделаю.

Минаев: Некоторое время назад ты повесил в Instagram фотографию с Тимуром Бекмакбетовым и подписал что-то вроде «мутим кинишко».

Шнуров: Это обычная провокация. Мы с Тимуром случайно встретились в Германии. Я люблю такие вбросы делать — это дает людям возможность поп***деть, а они это обожают. Ради бога! Хотите поп***деть — вот вам повод.

Минаев: Ты следил за историей с журналистом Бабченко, которого убили, а через сутки он «воскрес»? (Журналист Аркадий Бабченко инсценировал собственное убийство в Киеве в ходе спецоперации СБУ. — Esquire ).

Шнуров: Мельком.

Минаев: Что ты об этом думаешь?

Шнуров: Думаю, мы наблюдали чудо.

Минаев: То есть теперь их двое: Иисус и он?

Шнуров: Да.

Минаев: Я человек циничный, но есть же какие-то границы. Теперь каждый раз, когда кого-то убьют, мы будем говорить: «Давайте подождем еще пару дней, может, оживет». Последние ориентиры теряются. Как у Ги Дебора в «Обществе спектакля».

Шнуров: Я бы сказал, что это не общество спектакля, а общество сериала. А в том, что эта история девальвировала некролог, я не вижу ничего плохого.

Минаев: Даже не некролог, а любой факт девальвируется, по умолчанию подвергается сомнению.

Шнуров: Факт девальвировался давным-давно. Тем более, что все факты мы черпаем из медиа-пространства. Что есть факт? Карикатура? Фотошоп? Невозможно отделить одно от другого. Жизнь протекает в телефоне, в мутной медиа-воде, и нет никаких ориентиров.

Минаев: Меня лайкают — значит, я существую?

Шнуров: Нет, не так. Я комментирую — значит, я существую!

Фото: Никита Бережной

Минаев: У тебя был пост о популярности в Instagram . Если ваш рейтинг падает — заведите котенка. Если он снова упадет — заведите ребенка и так далее. Как ты сам измеряешь уровень своей популярности? Кроме количества проданных билетов на шоу.

Шнуров: Замеры не так важны. Нужно производить популярность, а не замерять.

Минаев: Чем для тебя Instagram является в данном случае? Собственным ТВ-шоу?

Шнуров: Когда как. Телевизионным шоу, сериалом, инструментом для провокации или манипуляции, рекламной площадкой. Это мой медиа-ресурс.

Минаев: Для тебя существуют какие-то рамки? Когда ты думаешь: «На это я точно не пойду, это уже слишком!»

Шнуров: Конечно, есть. У меня есть четкое представление о себе, и существуют вещи, на которые я не пойду.

Минаев: Ты на днях очень трогательно написал про комедию дель арте, про паяцев, про Пьеро. Кем ты сам себя в комедии масок ощущаешь?

Шнуров: Я вижу «Ленинград» как некое площадное искусство, народный театр, скоморошество, где главный герой — Петрушка. Он непредсказуем. В антитезе «Пьеро и Арлекин» он существует где-то посередине.

Минаев: В прошлом году ты сказал, что в стране многое изменится, если мы прекратим слово «х***» заменять отточием. Ты вообще считаешь русских людей искренними?

Шнуров: Я с трудом подхожу к таким обобщениям, как «русские люди».

Минаев: Почему?

Шнуров: Потому что кто есть русские люди?

Минаев: Общность людей, проживающая на этой территории.

Шнуров: Я бы сказал, что это люди, думающие на русском языке. Представляешь, сколько темпераментов мы охватываем, вводя эту категорию? Говоря, что у национальности есть общий характер, мы сваливаемся в XVIII век и начинаем думать парадигмами.

Минаев: Ты считаешь, сегодня у нации нет национальной черты?

Шнуров: Я говорю, что эти размышления — плоды эпохи романтизма. Определение характера нации — это все XVIII век. А сейчас XXI. Время виртуализации, медиации, много чего еще. Посмотри, как люди одеваются, как говорят, как двигаются. Посмотри, как танцует наша молодежь — не отличишь от американцев.

Минаев: Ты считаешь, от этого они перестают быть русскими?

Шнуров: Нет, они думают на русском языке. Но мы сейчас скатимся в психолингвистику, а это спорно — утверждать, что язык порождает мировоззрение. Спорно потому, что сейчас язык претерпевает мощнейшие изменения. В нем много заимствований. Молодежь говорит на каком-то эсперанто. Невозможно сейчас зафиксировать русский характер в определенной точке и сказать: вот, это он и есть!

Фото: Никита Бережной

Минаев: Ты смотрел фильм «Лето»?

Шнуров: Нет.

Минаев: Тогда вопрос про Науменко я задавать не буду.

Шнуров: Почему? Я обожаю Науменко.

Минаев: Ты знаешь, что его сыграл Рома Зверь?

Шнуров: Когда я услышал об этом, я, конечно, ох***л. Но почему бы и нет? Как это снято, я не видел, сценарий не читал, поэтому осуждать не имею права.

Минаев: Я разговаривал с Ильей Стюартом (продюсер «Лета». — Esquire ). Он сказал: это история про русский рок, про перестройку, про Питер, европейцам будет трудно ее понять. И так получилось, что на следующий день у меня было интервью с Робертом Макки, который написал «Историю на миллион долларов». Я ему рассказал про фильм «Лето», про особенности русской души, на что он попросил выключить диктофон и произнес: «Вы так любите поп***деть об этой русской душе. Вы на моих лекциях учитесь, а я учился на Станиславском. Может, вам надо не ныть о русской душе, а снимать получше?»

Шнуров: Мне кажется, русское кино сейчас находится в парадигме XX века. Мы разговариваем сами с собой, пытаясь ответить Голливуду. Это полная х***ня, разговор с пустотой. Тот же Звягинцев: если оценивать его фильм как высказывание — это круто. Но его киноязык — это ХХ век, хоть ты е***нись. Сними он что-то похожее на «Бердмена» (фильм Алехандро Иньяритту 2014 года. — Esquire ), я бы на каждом углу кричал, что он гений.

Минаев: Есть такая точка зрения: американцы, например, не боятся идти до конца в драматургии. Они могут говорить о любых вещах: о трансгендерах, о больных СПИДом, о матери, которая продала детей. А мы боимся. Поэтому наше кино получается неискренним и никто не хочет его смотреть.

Шнуров: Когда я говорил о том, что нужно перестать искать эвфемизмы, писать через точки слово «х***», я это и имел в виду. Пора открыть глаза и признать, что слово «х***» существует. Но с кино другая проблема. Кино — вещь технологичная. Кино — один из маркеров экономики. Не может экономически слабая страна создавать ох***тельное кино. Если только это не Италия. (Смеется.)

Минаев: А музыку может эта страна создавать?

Шнуров: Сейчас уже нет.

Минаев: А когда могла?

Шнуров: Во времена Ленинградского рок-клуба, когда техническое отставание было не столь очевидно. И привезенная каким-нибудь морячком драм-машина могла сделать альбом «Группа крови». Организовать его звуковое пространство, я имею в виду.

Минаев: Прости мне это хамство, но ведь по сравнению с Западом было вторично. Уже были The Smiths и The Cure .

Шнуров: Я считаю, эта музыка была манифестом. Мы идем на Запад, мы принадлежим западной культуре. Пусть порой мы выглядим провинциально, звучим несколько заимствовано. Но мы часть этой культуры. Ленинградский рок-клуб был порожден большой идеей. Которая, как мы помним, за считанные дни смела большую идею социализма.

Фото: Никита Бережной

Минаев: Ты писал недавно, что твоей жизни значительную роль играли музы. Это фигура речи? Или женщины действительно были одним из факторов, которые тебя направляли?

Шнуров: Ну послушай песни. Конечно же, да! У меня очень много действительно лирических вещей, причем на первом же альбоме. Кати, Лели эти бесконечные. Женская тема из «Ленинграда» так и сочится.

Минаев: То есть в нынешнем твоем состоянии, исходя из этой логики, ты должен выдать шедевр.

Шнуров: Думаю, да.

Минаев: Ты придерживаешься мнения, что художник должен страдать?

Шнуров: Временами. Если страдать всегда, ты не сможешь пользоваться тем аналитическим аппаратом, который позволяет делать что-то действительно качественное, классное и цепляющее.

Минаев: Когда мы говорили с тобой год назад, ты сказал: «Матильда не сделала меня лучше, она меня просто спасла». Сейчас вы решили развестись. Что произошло за эти 12 месяцев?

Шнуров: Столько всего, что можно книгу написать.

Минаев: Чувствуешь себя виноватым в разводе?

Шнуров: Экзистенциальное чувство вины присуще любому человеку.

Минаев: Озлобленные читательницы пишут тебе в комментариях — «доб***довался». Причина в этом?

Шнуров: К сожалению, нет.

Минаев: Матильда ушла от тебя?

Шнуров: К сожалению, да.

Минаев: Ты как-то пытался эту чашку склеить? Вернуть отношения?

Шнуров: Да, но бесполезно клеить чашку, если женщина задумала стащить весь сервиз.

Минаев: К кому же можно уйти от Шнура?

Шнуров: Да сам голову сломал.

Минаев: Я хотел бы закончить разговор на политической ноте. Многие наши с тобой общие знакомые в этом году прошли через выбор. Ты когда-нибудь говорил себе: «Я артист и знаю, что такое популизм и что такое манифест. Пойду-ка я в политику»?

Шнуров: Меня тянули в политику, но мне не нравится жанр и костюмы. Это не мое шоу. Как и катание на коньках. Есть специально обученные люди, которые катаются на коньках. Я ох***тельный акробат, но бл***ь, пусть каждый занимается своим делом.

Российский тележурналист Владимир Познер назвал одно из самых провальных интервью, которое ему пришлось брать в рамках своей программы «Познер». По признанию телеведущего, которое он сделал в интервью радио журналисту радиостанции Baltkom Вадиму Радионову , это был разговор с лидером группы «Ленинград» Сергеем Шнуровым. При этом, уверен Познер, именно Шнуров его и провалил.

«Мне сказали, что надо взять интервью у Сергея Шнурова, так как он находится на пике популярности и все такое. Ну пришел ко мне Шнур. И оказался никакой, я просто был поражен этому. Ему нечего было сказать, он не отвечал на вопросы, он был пустой, неинтересный. Я не знал, что он такой. Я не хочу сказать, что он глупый. Но - он провалил это интервью!», - сказал он.

По словам российского журналиста, он наслышан, что Шнуров потом сказал, что ему у Познера было скучно. [Это признание Шнуров сделал в интервью радио Baltkom ].

«Да, я знаю, что он потом пожаловался, что у Познера было скучно, но что он еще мог сказать. Но, действительно, чем он мог взять у меня на эфире - матом? Нет. Он провалил это интервью. Я ничего не узнал, ничего!», - сказал Познер.

При этом журналист указал, что согласен, что в провале вся вина ложится на интервьюере, но это был не тот случай.

«Шнур был каким-то беспомощным. У него тряслись руки. Он в перерывах закуривал нервно, при том, что в студии курить нельзя», - добавил Познер.

В интервью радио Baltkom Познер также рассказал о том, как ему удается конкурировать за аудиторию с программой «Пусть говорят».

«Засилье на российском телевидении программ, где на суд публики выносится «грязное белье», заставило людей скучать по получению интеллектуальной информации. Моя программа «Познер» железно идет около полуночи. Это может быть нескромно, но я скажу, что мне удается удержать рейтинг программы и зрителя, потому что то, что я делаю, я делаю лучше всех! Да, есть подобные программы, их записывают, монтируют, редактируют, если надо и что-то вырезают из сказанного, и все это очень мило. Но при этом в эфире почти нет прямого разговора, и определенный круг людей скучает по такой программе», - сказал журналист.

При этом, Познер признался, что его приятно удивляет контингент его зрителя.

«Вы знаете, меня узнают и благодарят полицейские, продавцы на рынке, гардеробщицы в театре, и я счастлив, что так сложилось, что люди скучают по честному и откровенному разговору. А я не вру никогда! Они знают, что я честно исполняю свой долг, а это значит сообщать информацию объективно. Ведь мы всегда знаем, что зачастую говорим полуправду. Зритель знает, что нельзя навязывать свою точку зрению. Видимо это находит отклик, потому что это людям нужно», - указал Познер.

Российский телеведущий также указал, что понимает также популярность программ вроде «Пусть говорят».

«Я настолько привык к таким программам - ведь это американская придумка, когда люди говорят о себе бог весть что, это даже не зеркало жизни, а часть чего-то. Таких программ очень много в мире. И да, они очень популярны, ведь человек такая натура - нас хлебом не корми, а дай посмотреть в замочную скважину. И эти программы построены на нашем любопытстве к не совсем приличному», - сказал Познер.

С нами ничего не сталось, к сожалению. Как показывает практика.

• - «Ленинград» почти 20 лет существует - вы уже явно не молодежь, но вроде еще и не легенда. Или легенда?

Да не, уже легенда, к бабке не ходи.

• - Вообще, я видел несколько ваших концертов за последнее время - вы стали невероятно профессиональным коллективом.

Я думаю, что в России мы лучшие.

• - При этом ты мне недавно говорил, что ты король корпоративов. А тебя они не … [утомляют]? Нет ли ощущения, что приходится быть таким клоуном для менеджеров?

Слушай, менеджеров нет, а клоунов вообще очень мало в стране. До … [много] юмористов, а скоморохов нет вообще. Нет таких дурачков, в хорошем смысле этого слова. Поэтому как это может надоесть? Никак. Если мне надоест, то ни одного не останется тут скомороха - останутся юмористы, … [блин], и депутаты. И какие-то невнятные хипстеры, которые очень хотят что-то сыграть, но не знают что. Никакого месседжа они не могут послать, они все время поют междометиями: о-у-а-у, никакого посыла. О чем это - непонятно. Понятно, что ребята очень стараются.

«Фиаско», музыкальная колонка Сергея Шнурова о запрете матерной лексики в произведениях искусства

• - Ну а тебе только скоморохом хочется быть? Раньше же у вас и серьезные песни были, «Мне бы в небо», например, да и альбом «Хлеб» почти целиком из них состоит. Эту тему не хочется продолжить?

Абсолютно нет. Собственно говоря, понимание своего места в мире у меня произошло не так уж давно, когда у Сорокина начала появляться тема нового средневековья. Я понимаю, что все остальное, кроме площадного искусства, - это, сука, наносная … [ерунда], особенно в России. Все это от ума. «Мне бы в небо» я сейчас исполнять не люблю, потому что та эмоция, которую несет эта композиция, мне неблизка сейчас абсолютно. Я бы такое не хотел слушать. Погрустить о том, что все не так, ребята, - это уже общее место. А скоморошество - это метод, проверенный веками, та банальность, которая работает. На … все остальное? Если тебе нужно разрубить дрова - возьми топор.

• - Скоморохи ведь часто на Руси плохо заканчивали. Вспомнить хотя бы героя фильма «Андрей Рублев». Ты не опасаешься властей в этом смысле?

Да нет, почему, опасаюсь. Но дело в том, что в России любой более или менее значимый художник подвергался гонениям. Это нормально, это, … [блин], издержки профессии.

• - А были реальные конфликтные эпизоды?

Конечно, были, но рассказывать я про них не буду. Зачем это нужно? Эти эпизоды касаются меня и кое-кого еще. А общественность пускай живет в своих представлениях о жизни.

• - Ты же иногда даже критикуешь законы, которые принимаются нашими депутатами.

Нет, я их не критикую, это невозможно. Идиотизм не поддается критике, потому что в нем нет логики. Если ты пытаешься логическим аппаратом взломать абсолютно алогичную … [чушь], ты этого сделать не можешь. Критиковать - это глупо, это не тот путь.

• - Ну а тебе как сочинителю не стало сложнее из-за них жить в стране?

Абсолютно нет. Смотри, что такое творчество? Это та искра, которая пробегает между ручкой и бумажкой. Это запретить невозможно, на это повлиять даже невозможно. Какая атмосфера в стране - … [неважно], на этот процесс сил воздействовать нет. Вот это творчество. Все остальное - выступления, концерты, записи - это уже последствие того, что ты уже сделал. Творчество уже произошло. Помешать писать песни или придумывать музыку мне атмосфера не может. Просто потому, что руки их туда не дотянутся.

• - А как ты думаешь, надолго это все? Весь абсурд и идиотизм.

В самой главной книжке ведь написано: и это пройдет.

• - А когда пройдет? При нашей жизни?

Вообще, в принципе это надолго, этот период только начинается. Но опять же - сколько мы собрались с тобой жить? Я же уже пел, что не стоит загадывать, кто здесь кого переживет. Но я не думаю так: эта система нелогична, она крутится непонятно как, существует за счет магии. А как говорит нам история - наука магию побеждает. Эти же все законы непонятно о чем. Может быть, они создаются, для того чтобы людям типа меня расшатывать нервы. Чтобы я начинал метаться и говорить: … [черт], … [черт], … [черт], какая … [ерунда], что происходит. Может, ради этого. Может, ради того, чтобы народ оторопел и сказал: «Ни … себе, они … [с ума сошли]». А может быть, это опять же алогичная какая-то вещь.

• - Был ведь у нас еще один скоморох - Сергей Михалок. Вы даже в чем-то похожи были, как утверждал Артемий Троицкий в свое время. Но как разошлись ваши пути! Раньше он из себя дурачка провинциального изображал, а теперь бросил пить, накачался и стал исполнять такие протестные пролетарские зонги. При этом популярности и тебе хватает, и ему.

Ну адресат музыки «Ляписа Трубецкого» - это люди от 18 до 22. Мне это неинтересно вообще. Я вообще не люблю лозунги. Лозунги - это самое … [плохое], что может быть в искусстве. Плакатность - она, наверное, хороша, но мне кажется, что любая пропаганда - это пропаганда. И Михалок занимается пропагандой.

• - А чем занимаешься ты?

Я не пропагандирую. У меня нет повелительного наклонения ни в одной песне. У меня нет призывов. У меня нет противостояния, … [блин], добра и зла. У меня нет черного и белого абсолютно. У меня картинка такая, … [не] пойми какая.

• - Слушай, а откуда у тебя вдруг взялось так много женской лирики. Это же твоего авторства все эти песни?

Бесспорно, моего. Эти песни родились, оттого что другая женская лирика, на мой взгляд, не давала той проблематики, которая существует сейчас у телок. Телкам очень сложно, да. Они буквально живут в костюмах. Они себе … [делают] силиконовые губы. Они буквально аватары уже. То, что происходит в их душе или в мозгу, никто не описывает. Все пишут те же самые песенки про любовь: ты ушел, … [блин], а я не пришла. А ситуация изменилась - мы живем с аватарами. И эти песни вот оттуда: какие разговоры происходят в моем представлении в раздевалке фитнес-клубов. Это что-то новое, то, чего не было.

• - А почему вещизм такой? «Сумка» , потом «Платье» … Про туфли тоже будет?

В общем, лубутены у нас тоже есть, да. Бесспорно, эта тема исчерпаема. Но как у того же А.С.Пушкина в «Евгении Онегине» - там про бренды довольно много есть. И вот сейчас период - нужно мне написать про бренды, я написал про бренды. Но это не значит, что я теперь всю жизнь буду писать про эти бренды. Пару глав обязательно нужно посвятить. Потому что это сильно, это много, это сейчас важно. Это сейчас буквально главное.

• - Ты прям как-то это наблюдаешь вокруг себя?

- Ну конечно. Собственно говоря, весь инстаграм про это.

• - Ты же при этом счастливый семейный человек. Но в песнях это как-то не отражается.

Ну почему - вот «Лютик» тебе, пожалуйста, целиком про любовь.

• - Но все равно у тебя не слишком положительные женские образы - они все время несчастные, фрустрированные, консюмеризмом измученные…

Все песни, написанные мной - ну большинство, - они про сильных телок, не про слабых. Про то, что она вообще управляет этим процессом. У нее какая-то своя магия, возникающая с помощью «Ива Сен-Лорана». Раньше вудуисты делали куриными лапками какие-то движения и пассы, а теперь для того, чтобы расстаться с мужчиной, нужно пойти купить платье, это магический жест.

• - А ты сразу решил, что женский вокал нужен, когда такие песни стали писаться?

Да не, у нас была же женщина вообще всегда в коллективе, которая пела на сцене. Света Колибаба, потом была Девятый Вал, потом Наташа Павлова, потом Коган. Целая вереница телок прошла через группу «Ленинград». Просто дело в том, что немногие ходили на ранние концерты и представляют себе, что такое был «Ленинград» в 2004 году. А телка была всегда. Потом, когда я в 2010-м заново группу собирал, я понимал, что либо мы станем как Eagles и будем бесконечно играть «WWW», либо нужно что-то кардинально новое, причем в рамках того же самого. Собственно говоря, от этого и появилась поющая телка, совсем иной мир.

«Сумка» - пожалуй, самый выразительный клип «Ленинграда» за последний год. Почти кино про женщин и их проблемы

• - Кажется, что ты еще пишешь такие песни, которые советскую эстраду подразумевают.

Напрямую. Мы же, собственно говоря, находимся в традиции. Другой традиции у нас нет. Мы не делаем вид, что мы, … [блин], родились в Англии, мы не делаем вид, что мы американцы, мы не представляем себя французами. У нас такая традиция. У нас свой Элвис Пресли - это ­Аркадий Северный, и никуда ты от этого не денешься. Вернее, даже скорее Чак Берри. Все остальное - наивность и глупость, которая присутствует всегда в советском роке и в русском. Кажется, что чем будет иностраннее, тем будет лучше. Неправда. Другой культуры популярной песни у нас нет. Русский рок - это вообще была тупиковая ветвь развития.

• - Однако же вы выступаете на главном фестивале русского рока, на «Нашествии».

А что нам было делать? У нас, к сожалению, небогатый выбор фестивалей. Где бы мы еще могли показать себя во всей красе?

• - Тем не менее публика же адекватно вас там воспринимает, даже более чем адекватно. Но при этом в контексте тех, кого ты называешь вторичными музыкантами.

Ну не особенно вторичными. Мы тоже не первичные. Мы просто с разных полок.

• - Разница в том, что вы все понимаете про себя, а они все время что-то изображают.

Ну да. Нет самокритичной оценки. Никто сам себе не говорит, что ты живешь в этой реальности. Собственно говоря, для мировой культуры ты незначимая величина вообще. Это какая-то местечковая … [ерунда].

• - Ты все-таки не ответил насчет мата: что вы с этим будете делать? Реально будете петь «все по пенису и до фаллоса»?

Ну песня-то как раз про невозможность этого пути. Это не звучит, это не работает. Это смешно. Таких песен написать десять нельзя. Она одна, и она про это. Про то, что это невозможно.

• - Запретить это невозможно?

Не, запретить возможно. Запретить возможно все. Невозможно писать песни в таком формате. Вот я художник, у меня была палитра, была там красная краска. Потом мне сказали: красная краска плохая, не пользуйся ею. Давай … [делай] те же самые картины, закат, только без красной краски. Но я же не думаю, что красная краска плохая. Я художник, я пользуюсь всей палитрой. И собираюсь писать точно так же песни.

Хороший пример того, как Шнуров обходится с общественно-политической тематикой: эта песня называется «Крым»

• - А как ты вообще фильтруешь всю повестку дня чудовищную, которая окружает со всех сторон? Украина, законы, какие-то суды постоянные, идиотские запреты… Как ты через себя это пропускаешь?

- … [Кошмар] - он вообще всегда. … [Кошмар] - это сопровождение жизни, ощущение того, что жизнь - это не летнее приключение с какими-то друзьями, поющими под гитару. У меня все равно есть ощущение близящегося конца, и для этого мне законы, … [блин], не нужны.

• - В смысле - ощущение конца?

Ну человек же смертен.

• - А я думал, ты про всеобщий конец.

Слушай, ну всеобщий конец, не всеобщий - это уже … [все равно]. Вот почему все так переживают по поводу конца света? У каждого свой конец света, и он точно наступит.

• - И вся эта ситуация - это частности по сравнению с ним?

Ну а что ситуация? Можно сидеть переживать, охать, крехать, говорить: ой … [блин], … [кошмар]. Ну, … [кошмар], да. Но охать - это ничего тебе не дает.

• - А что нужно делать?

Я пытаюсь делать самую … [лучшую], … [блин], группу в мире. Все. Если я ее сделаю - будет всем … [хорошо]. А высказываться, не обладая всей полнотой информации, - это идиотизм. Сейчас время высказываний и комментариев. Ну … [надоели] вы уже, … [блин]. Мне неинтересно мнение Маши, … [блин], Пупкиной, сука, по поводу Крыма. У нее оно есть, она обязательно его выскажет у меня где-нибудь, … [блин], в инстаграме. Хотя она знает ровно то же самое, что и я, из газет. То бишь полной информации нет. У меня нет своей разведки, … [блин], я не общался с президентом Обамой, … [блин], по прямой линии.

• - Ладно, давай о музыке. Я так понял, инди-группы наши тебя не убеждают. А кто-нибудь убеждает?

Ну я послушал, как его, Макса Коржа - вполне себе ничего, очень музыкально. Совсем такое что-то наивно-детское, но при этом с музыкой там все в порядке. Но я не то чтобы русских, я даже и иностранцев не особо слушаю. Послушал вот последний альбом Die Antwoord , и мне он не показался. Дело в том, что музыка сама по себе сейчас не несет такой силы, как 10 лет назад. Не говоря уж про двадцать. Поэтому следить за этим бесполезно. Это как интересоваться новыми мультфильмами. Если ты снимаешь свои мультики, тут два выхода - либо ты собираешь информацию про всех, либо ты абсолютно закрыт. Я вот выбираю второй путь.

• - Вы же сейчас вообще перешли в режим такой ютьюб-группы. Каждую неделю по клипу выкладываете. Вы альбомы вообще не планируете выпускать?

Я думаю, что осенью мы должны выпустить альбом, я уже примерно себе представляю, что это такое будет. Альбом - это такое высказывание. Что-то большее, чем мифическая необходимость выпустить альбом, должно тобою двинуть. А ютьюб… Ну да, в последнее время много выложили. Для того чтобы народ, приходящий на концерт, знал слова песен.

• - Парадоксальным образом вы стали значимыми в международном масштабе. Судя по комментам в ютьюбе, у вас большое количество иностранных поклонников и вас офигенно принимают в Восточной Европе. Я видел ваш концерт на фестивале Sziget в Будапеште, это просто удивительно.

Дело в том, что мы русские и этого не стесняемся. Мы те самые дикие … [охреневшие] русские мужики с непонятной, без пяти минут силиконовой русской бабой.

• - Кстати, можно же было бы ее резиновую куклу продавать в качестве мерчендайза.

Я предлагал продавать ее трусы. Хотя сейчас, когда запретили, имеет смысл кружевные трусы продавать с логотипом «Ленинграда». Я, наверное, сделаю такое.

0 25 июля 2017, 17:30

Сегодня, 25 июля, российское издание Forbes опубликовала большое интервью с лидером группировки "Ленинград" Сергеем Шнуровым. Интервьюером выступила давняя подруга семьи Сергея и Матильды Шнуровых — . Журналист задала много каверзных вопросов, на которые артист откровенно ответил. Основной темой разговора стали финансовые вопросы.

По словам Ксении Собчак, в последнее время Шнуров "гребет деньги лопатой". Коммерческий успех пришел к группе несколько лет назад.

В 2010 году, когда я возродил "Группировку Ленинград", первым делом я подписал плакат, на котором был слоган концерта, знаменующий наше возрождение, — "Снова живы для наживы". Это было программное заявление. Я ему следую, все правильно, все складывается, как я планировал. "Снова живы для наживы". Не для каких-то творческих реализаций, не для чего иного. Это программное заявление, которое я выполняю.

— начал артист.

Сергей Шнуров признался, что все его творчество не для души, а для денег. Однако какая сумма лежит на его счетах, он точно не знает, но точно "больше двадцати тысяч долларов". За всеми расходами-доходами следит супруга певца — Матильда.

Я думаю о том, как их зарабатывать. А если я буду думать, где их сохранять, как их хранить, на каком счету... Это не мое занятие.

Шнуров рассказал, что секрет каждого его хита — взять какой-либо тренд или явление и его сформулировать. Музыкант сообщил, что есть еще одно движение, которое ему бы хотелось преобразить в песню:

Этот диалог традиционной, патриархальной мужской России с новой женской Россией, которая в лабутенах. Это две России, причем они по гендерному признаку даже разъединены, и одна смотрит, как голова нашего двуглавого орла, назад, а другая смотрит вперед, как бы в будущее, но оно тоже не определено и очень размыто. Вот этот конфликт, мне кажется, в нем кроется все самое интересное, что здесь происходит.

В скоро времени публика услышит новую композицию группировки "Ленинград".

Следующая песня уже написана, она, конечно же, про Париж. Париж как несбыточная х... Особенно из Твери Париж — это что-то неопределенно ох... Увидеть Париж и умереть — вот это меня очень забавляет.

Вкладывает артист не только в свои песни, но и в проекты, которые организует Матильда.

Она мне говорит, вот мы открываем ресторан, это будет стоить столько-то. Я говорю, да, о"кей. Я инвестирую в движимость, в Матильду инвестирую, чтобы она двигалась. Я вообще за жизнь. Мне кажется, акции — не мое это.

Закончила свое интервью Ксения вопросом о том, есть ли какая-то сумма денег, после которой Шнуров остановится и закончит выступать.

В принципе я уже могу ничего не делать. В принципе этого хватит, но дело-то не в этом. Дело в том, что мне интересно. Мной двигает, конечно же, интерес. Это самое главное, что мной двигает. Мне интересно повернуть ситуацию, мне интересны конфликты, мне интересно настоящее, потому что настоящее интересно.

Источник Forbes

Фото Архивы пресс-служб/Instagram