Система законов династии тан. Право древнего китая Преступления и наказания по уголовному установлению тан

(2 часа)

План семинарского занятия

1. Источники права средневекового Китая. Общая ха­рактеристика Танского кодекса.

2. Правовое положение основных групп населения.

3. Преступления и наказания.

Цель семинарского занятия

Правовой памятник средневекового Китая «Тан люй шу и» («Уголовные установления с разъяснениями») со­ставлен в годы правления императорской династии Тан (VII - X вв.), в эпоху расцвета средневековой китайс­кой цивилизации и окончательного оформления тради­ционной системы китайского права, идейную основу ко­торого составили положения ортодоксального конфуци­анства. Во время правления династии Тан Китай был одной из самых могущественных держав мира, а осуще­ствленная в это время кодификация китайского права послужила образцом для всех последующих династийных кодексов вплоть до начала XX в., когда в результате Синьхайской революции в 1911 г. была свергнута после­дняя императорская династия.

Целью занятия является анализ основных положений Танского кодекса, его специфических институтов и са­мобытных черт китайской нормативно-правовой куль­туры, базирующейся на синтезе древних традиционных нормативных представлений и более поздних доктринальных политико-правовых концепций конфуцианства и легизма.

1. Источники права средневекового Китая. Общая характеристика Тайского кодекса

Кодекс «Тан люй шу и», первый полностью дошед­ший до нас правовой памятник средневекового Китая, представляет собой сборник предписаний «люй» - норм главным образом уголовно-правового характера.

Образцом для составления Танского кодекса послу­жил один из кодексов предыдущей династии Суй. Пол­ностью работа над Кодексом была закончена лишь к 653 г. Существенным отличием танской кодификации от дру­гих является наличие в ней разъяснений («шу и»), что отражено в самом названии памятника. Студенту следует обратить внимание на своеобразную структуру кодекса: «Тан люй шу и» состоит из 30 цзюаней (частей-свитков), подразделяемых на 502 статьи, которые сведены в 12"разделов. В настоящее время на русском языке опуб­ликованы шесть первых разделов:

Наказания и нормы их применения. Цзюани 1-6 I, (57 статей);

Охрана и обеспечение запретов. Цзюани 7-8 (33 статьи);

Служебные обязанности и порядок их исполнения. Цзюани 9-11 (59 статей);

Семья и брак. Цзюани 12-14 (46 статей);

Государственные конюшни и хранилища. Цзюань 15 (28 статей);

Самовластные мобилизационные действия. Цзюань 16 (24 статьи).



Усвоение нормативного материала Кодекса вызывает определенные трудности, обусловленные колоссальным объемом текста, сложностью языка, ограниченностью и повторяемостью лексических оборотов, особенностью структуры, специфической логикой изложения, многочисленными обращениями к историческим прецедентам, свидетельствующими об устойчивых ассоциациях с глубинными пластами традиционной культуры. В связи с этим для правильного понимания положений Танского кодекса студенту необходимо ознакомиться с истори­ческой и философской основами традиционного китай­ского права.

Становление в Китае писаного права претерпело дли­тельную эволюцию.

В китайском обществе еще с древности сложился ряд своеобразных соционормативных принципов и институ­тов, впоследствии глубоко укоренившихся в традици­онном сознании и наложивших свой отпечаток на всю правовую культуру Китая. Жизнь китайского общества регулировалась, с одной стороны, совокупностью тра­диционных морально-этических норм (ли), с другой - системой наказаний (сын)- Причем считалось, что толь­ко элитарные слои китайского общества всегда следуют в своем поведении нормам ли и не подлежат наказанию со стороны государства. Тот же, кто не соблюдает пред­писания морали (простолюдины и варвары), нуждается в насильственном наказании.

Законодательное и правовое регулирование социаль­ной жизни изначально виделось как некая вынужденная и вспомогательная мера. Согласно древнекитайской пра­вовой традиции закон, лишенный религиозной санк­ции (в отличие от других стран Древнего и Средневеко­вого Востока, европейской Античности и Средневеко­вья), первоначально применялся только варварами (некитайцами), не понимающими норм морали. Лишь со временем, когда «нравы в Поднебесной стали пор­титься», законы пришлось принимать и в Китае.

Периоды китайской истории Чуньцю (VIII-V вв. до н. э.) и Чжаньго (V-III вв. до н. э.) известны бурным развитием китайской государственности, важными из­менениями в социальной структуре общества и его иде­ологии. Эти процессы нашли отражение в оформлении различных политико-правовых доктрин, разрабатывае­мых в качестве практических методов управления «идеальным и гармоничным» государством. Именно эти учения - раннего конфуцианства, легизма и др. - в сочетании с древнейшей традицией заложили основы сред-1евекового китайского права.



Основное внимание китайской политико-правовой мысли было направлено на достижение гармонии внутри общества, правильное распределение полномочий между правителем, аристократией и простым народом. Наибольший вклад в развитие теории и практики го­сударственного регулирования внесли раннее конфуци­анство и легизм.

Согласно учению Конфуция (Кун-цзы) и его учени­ков в качестве главного инструмента в достижении со­циальной гармонии выступали нормы ли - моральные устои общества, закладываемые воспитанием и исполняемые в силу социального долга, как наиболее полно Соответствующие человеческой природе. Гарантом неиз­менности моральных устоев ли, согласно Конфуцию, выступало Небо (Тянь) - верховная организующая и гармонизирующая сила мирового устройства.

Победу конфуцианства в противоборстве с другими доктринами обусловило заимствование им наиболее продуктивных положений и принципов иных учений, в первую очередь из легизма («школы закона» - «фа-цзя»), представленных в реформаторской деятельности Шан Яна, императора Цинь Шихуанди (IV-III вв. до н. э.).

Теоретическую основу легизма составили представления о применении законов - фа как наиболее дей­ственного инструмента достижения практической пользы государства и правителя. Представители «школы закона» стремились в короткие сроки улучшить мир, считая, что все население «Срединного государства», включая претендующую на власть высшую аристократию, должно полностью зависеть от указаний правителя. Средством установления такой зависимости должны стать законодательно вводимые награды и наказания. Поведение, соответствующее образцам, устанавливаемым государем (нормам фа), должно поощряться, не соответствующее же этим предписаниям поведение дол­жно рассматриваться как уголовное преступление и на­казываться.

Длительная борьба конфуцианства и легизма привела к оформлению кардинально нового учения - ортодок­сального конфуцианства, вобравшего в себя отдельные положения как первого, так и второго течений полити­ко-правовой мысли. Основной тезис ортодоксального конфуцианства, оформившийся в процессе так называ­емой конфуцианизации китайского законодательства, которая завершилась к периоду правления династии Тан, состоял в утверждении того, что надежное управление государством возможно лишь при комплексном исполь­зовании позитивных, предписанных нормами ли, и не­гативных, запрещаемых нормами фа, стереотипов пове­дения. Студент может выявить наличие этого принципа ортодоксального конфуцианства на примере многочис­ленных этически ориентированных положений Танского кодекса. Подобная направленность норм Танского кодекса обусловила большое количество разъяснений, обоснований того или иного положения, исторических примеров, отсылок к памятникам древности, коммен­тариев со ссылками на моральные устои. Этико-философская основа стоит за каждым значимым предписа­нием Кодекса (см., например, разъяснения к ст. 6 «Де­сять зол»).

...Следует, пожалуй, сказать еще несколько слов о столь интересном термине, как сэ, часто встречающемся в различных контекстах в "Тан люй шу и". В свое время я писал об этом (Понятие личности в танском праве // Народы Азии и Африки, 1984, № 5), но с момента выхода той статьи прошло полтора десятка лет, и вряд ли кто-то запомнил небольшую работу начинающего востоковеда, даже если, паче чаяния, и обратил тогда на нее внимание. Между тем понятие сэ, которое я, за неимением более нейтрального слова, не волочащего за собою ни малейшего сословно-классового шлейфа, перевожу словом "категория", представляется крайне существенным.
Дело в том, что в самых разных ситуациях правозащита той или иной специфической функции человека, или даже предмета, была значительно интенсивнее правозащиты его статуса, а правозащита статуса, в свою очередь, значительно интенсивнее, чем его правозащита как просто биологического или материального объекта. Посягательство на жизнь человека наказывалось менее строго, чем посягательство на жизнь человека высокого статуса, а посягательство на жизнь человека, выполняющего особую социальную функцию (скажем, посланца, везущего императорский указ) безотносительно к социальному статусу этого посланца наказывалось еще строже. Более того, то же можно сказать даже и о предметах неодушевленных. Посягательство на кражу предмета наказывалось, исходя из его стоимости, куда менее сурово, нежели посягательство на ровно такой же предмет, если он был, скажем, предназначен для жертвоприношений, то есть приобретал особый статус. И тем более сурово наказывалось хищение такого же предмета, когда статус - то есть функция в потенции - трансформировался в реальное, в данный момент происходящее выполнение специфической функции, то есть, скажем, когда предмет был не просто предназначен к жертвоприношению, а уже поднесен в жертву духам (подробнее см.: Рыбаков В. М. Танское законодательство о преступлениях против имущества. - "Петербургское востоковедение", № 1. СПб, 1992). Подобный подход был общим для всех ситуаций.
Д. Мунро, а вслед за ним Л. Вандермерш применительно к традиционному китайскому обществу вполне обоснованно называют социальными функциями: функции правителя и подданного, отца и сына, старшего и младшего братьев, мужа и жены, друзей - то есть функции, результатом осуществления которых являлось установление пяти базисных типов социальных связей (у лунь), которым общество и обязано возникновением своей структуры. Понятно, что эти функции имеют непрерывный, вневременной характер и не могут быть описаны категориями единичных конкретных действий. Их исполнение является результатом работы основных форм морального долженствования: человеколюбия (сводящегося, впрочем, в значительной мере к беспристрастности) правителя и верности подданного, отцовской любви и сыновней почтительности, снисходительности старшего брата и уважительности младшего брата, справедливости мужа и исполнительности жены, доброжелательности старшего и послушания младшего. Взаимосвязная работа парных сочетаний этих форм порождала пять основных состояний, оформлявших основные типы иерархических связей общества: состояние взаимного морального долженствования между правителем и подданным, состояние родства между отцом и сыном, состояние иерархии между старшим и младшим братьями, состояние различия между мужем и женой и состояние доверия между друзьями.
Осуществление всего комплекса действий, обеспечивающих то или иное состояние, каждым компонентом той или иной субординативной пары действительно можно назвать социальной функцией данного компонента, однако понятие функции в этом случае оказывается предельно абстрактным. Каждое конкретное действие, входящее в подобный комплекс и должным образом совершающееся в должный, социально обусловленный момент, на период совершения (вне зависимости от его длительности) и будет социальной функцией данного компонента субординативной пары. Сколь бы коротким ни оказывалось такое действие, оно равно является проявлением, воплощением или, если так можно выразиться, результатом ситуационного срабатывания основополагающих социальных функций. Однако, с другой стороны, в силу своей конкретности и конечности во времени такие действия, в отличие от абстрактных социальных функций, поддавались точной регламентации и юридическому регулированию. Это, во-первых, обусловливало их доминирующее значение в триаде "функция - статус - персона" (причем не только применительно к руководящим чиновникам, а вообще к человеку любого положения), а, во-вторых, делало наиболее удобными для выделения тех, кто совершает эти действия неправильно и, следовательно, должен быть "скорректирован" - наказан.

Развитие китайского средневекового права проходило главным образом по линии разработки норм уголовного права, регулирования сословно-ранговых различий, налоговых повинностей населения, обязанностей различных категорий держателей государственных земель, а также лиц, ответственных за сохранение государственной собственности, за пополнение государственной казны. Все эти тесно связанные между собой нормы и составляли содержание многочисленных правовых памятников, династийных сводов законов, получивших название кодексов. В династийных сводах законов костяк норм создавался основателем династии, а его преемники расширяли, дополняли этот костяк своими законодательными постановлениями, совершенствуя их. Начиная с Хань, сборники законов неизменно строились на закреплении стабильного ядра традиционно-правовых норм - люй, которые дополнялись новыми - лин. Постепенно между люй и лин произошло разделение по сферам правового регулирования: люй включали уголовные законы, а лин - административные постановления и пр.

Большая работа по систематизации законов была проведена в суйском (VI в.) и танском (VII в.) Китае. При династиях Суй и в первый период правления Тан кодексы подвергались пересмотру каждое царствование. Первым дошедшим до нас сводом законов был кодекс VII в. династии Тан ("Тан люй шу-и"). Новая активизация законодательной деятельности китайских императоров имела место в период правления всекитайской династии Сун в связи с усилением власти центрального правительства. В 960-963 гг. было составлено "Исправленное и пересмотренное собрание уголовных законов", почти целиком повторяющее танский кодекс.

В связи со значительным увеличением текущего законодательства работа по классификации законов и постановлений продолжалась и в последующие годы. В конце XI в. в Китае было создано специальное бюро по пересмотру и классификации законов, которое, в частности, подготовило "Свод законов из 900 статей". В конце XIV в. увидел свет "Свод законов династии Мин", воспроизводивший многие положения предшествующих кодексов. Характерно, что эта практика не была изменена и после установления в Китае маньчжурской династии Цин (1644-1912 гг.). В результате работы маньчжурских придворных сановников и судей в 1647 году был создан кодекс, подавляющее большинство положений которого было заимствовано из старого кодекса династии Мин, причем часть из них в виде основных, коренных положений (люй), которые не разрешалось изменять. Более трехсот положений цинского кодекса было взято из дополнительных постановлений минского кодекса, в который, в свою очередь, вошли без всяких изменений многие положения танского кодекса. Составленные на основе старых кодексов, маньчжурские кодексы XVII в. почти без изменений действовали в Китае вплоть до начала XX в., определяя содержание принципов и норм традиционного китайского права.

Главная цель закона - не регулирование сферы свободы личности, а репрессия, санкция, дополняющая традиционные принципы повиновения старшим, воле правителя. Более того, с правом в массовом сознании стало ассоциироваться лишь уголовное право, которое и получило наибольшее развитие в китайской правовой культуре. Доминирующие нормы китайского уголовного права применялись не, только в случае совершения преступления, но и при простом нарушении морали. Примером торжества традиционного правосознания может служить одно из показательных положений танского кодекса, предусматривающее наказание в виде битья палками за абстрактное нарушение моральной нормы, "за то, что не следует делать".

Преступник как субъект преступления мог быть и свободным, и рабом. В тех случаях, когда в кодексах не было специальных указаний, лично несвободный буцуй привлекался к суду как свободный. Но это обстоятельство не исключало сугубо сословного принципа применения наказания за многие виды преступлений, а к вещам как объектам преступления могли относиться и лично несвободные люди. Говоря об общих принципах уголовного права, следует отметить, что китайский законодатель учитывал в ряде случаев формы вины: умысел и неосторожность, - но не всегда последовательно. Формальная неопределенность, размытость границ моральной нормы ли и как следствие этого отсутствие сформулированного в законе правового понятия, определения препятствовали четкому разграничению в праве форм вины, приводили к частому использованию при вынесении наказаний таких категорий, как неведение, неумышленность, небрежность, забывчивость, ошибка. Эти понятия широко применялись еще в древности в качестве оснований для помилования.

Законодательство не знало института необходимой обороны, но освобождало от ответственности ближайших родственников - сына, внука, защищавших от нападения отца, мать, деда, бабку, ибо негативные последствия этих действий, вплоть до убийства нападавшего, не были продиктованы их преступной волей. По танскому кодексу смягчались, как правило, наказания за преступления по трем категориям лиц: "старым и малым", а также инвалидам. Но часто детям преступника грозила продажа в рабство. Женщины могли быть казнены, но не могли быть сосланы, а казнь беременной женщины отсрочивалась на 100 дней после рождения ребенка. Классификация преступлений в зависимости от их общественной опасности в свете конфуцианской морали покоилась в традиционном праве на концепции "10 зол", сложившейся в глубокой древности и пережившей века. При этом объектом преступного посягательства выступал ритуал, нарушение которого в форме непокорства, сыновьей непочтительности, несогласия и пр. определяло крайнюю расплывчатость уголовно-правовой нормы, дающей возможность самому судье оценивать тяжесть преступления, относить к той или иной ритуальной категории практически любое преступление. Это свойство "10 зол" во все века ценилось в Китае, где не испытывали уважения к писаному закону, не допускающему расширенного толкования правовой нормы.

К первому из "10 зол" относился "заговор о мятеже против государя", в категорию которого мог быть отнесен сговор о любом причинении вреда императору. В том же плане трактовались последующие две формы зла. "Великое непокорство", бунт против существующих порядков и морали, - конкретно к этой категории преступлений был отнесен умысел с целью разрушить, попытка разрушить или разрушение храма и могил предков императора или императорской резиденции. Третье зло - "заговор, измена", означающие измену императору, государству, переход на сторону его врагов, мятеж, бегство из страны или попытка побега из осажденного города. Все лица, совершившие эти преступления, а также члены их семей считались "не исполнившими долг подданных". Преступники, их отцы и сыновья старше 16 лет подлежали смертной казни через обезглавливание, женщины семьи (матери, незамужние дочери, жены, наложниц - вместе со слугами) конфисковывались в качестве рабов.

Четвертое зло - "неподчинение, непокорство" - охватывало преступления против близких родственников, убийство или избиение деда, бабки, родителей, умысел убить их, убийство старших братьев, сестер, близких кровных родственников мужа: его родителей, бабки или деда. Следующее, пятое зло - "несправедливость, порочность" - означало поведение, противоречащее естественному порядку вещей, преступления, совершенные с особой жестокостью, злобностью. Конкретно сюда были отнесены убийства в одной семье трех человек или совершение преступления с особой жестокостью, например с расчленением трупа, а также все виды колдовских магических действий, приготовление, хранение и передача другому лицу ядов. Шестое зло - "выражение великого непочтения", В его основе была группа преступлений, связанных с нарушением особо значимых запретов ли, к числу которых были отнесены, например, кража предметов культа, а также вещей, используемых императором, а также оплошности, допущенные при приготовлении ему пищи, лекарства, злословие в его адрес. Все лица, совершившие действия, угрожающие здоровью императора или причинившие ему моральный или физический вред, подлежали удавлению.

Седьмые, восьмые, девятые и десятые формы зла так или иначе были связаны с защитой нравственного порядка в семье, рассматриваемого в качестве основы социального порядка. Седьмое зло - "выражение сыновьей непочтительности", неподчинение родителям. К нему относились обвинение в неблаговидных действиях деда, бабки, родителей, ругань в их адрес, их плохое содержание, выделение из семьи и раздел имущества без их согласия, вступление в брак во время ношения траура или ношение в это время не траурной одежды. Восьмое зло - "несогласие, разногласие" между кровными родственниками. К этой категории относился широкий спектр преступных действий: от умысла убить или продать в рабство близкого родственника до избиения женой мужа и доноса на родственников старшего поколения. Девятое зло - "несправедливость, неправедность" - включало в себя преступления, совершенные друг против друга лицами, связанными не семейными, а официальными, социально-иерархическими узами, например, убийство подчиненным своего начальника, командира, учителя-наставника в конфуцианской морали. Сюда же были отнесены различные формы выражения женой непочтения к мужу, например не ношение по нему траурной одежды. Десятое зло - кровосмесительные половые связи, которые приравнивались к поведению "птиц и зверей" и включали в себя половые отношения не только с кровными нисходящими и ближайшими боковыми родственниками, но и с наложницами деда и отца.

Наказания при этом определялись в традиционном китайском праве с учетом ряда факторов: социального статуса, отношений преступника и потерпевшего в системе кровнородственных и служебных связей, наличия и интенсивности преступной воли и др. Преднамеренное убийство влекло за собой самое тяжелое наказание - обезглавливание. Только сговор рабов и буцуев убить хозяина влек за собой высшую меру наказания, убийство же хозяином своего раба и буцуя наказывалось по танскому кодексу 100 ударами толстыми палками, если они провинились перед ним, если нет - то одним годом каторги. Те же условия учитывались при нанесении телесных повреждений, но мера наказания была меньшей. Муж, причинивший ранение жене, наказывался менее строго, чем в случае ранения постороннего человека. За ранение наложницы он вообще не наказывался.

К преступлениям против личности танским кодексом относились многовариантные ситуации продажи в рабство свободного, входящие в категорию "незаконного перемещения вещи с присущего ей хозяйского места", вместе с хищением и присвоением различного рода имущества. Кража, наказуемая, как правило, битьем толстыми палками, определялась как тайное хищение имущества, грабеж - как открытое хищение с помощью угроз или силы.

Китайское право не разделяло административного и уголовного наказания. Любое нарушение в сфере деятельности администрации влекло за собой уголовное наказание, будь то опоздание или невыход на работу чиновника или разглашение государственной тайны. При этом чиновник не нес наказания за противоправное действие, если оно было совершено по приказу начальника.

Особую группу преступлений составляли различные нарушения моральных устоев в семье, половые преступления, важнейшим критерием негативной оценки которых выступал также пол преступника и его место в системе родственных связей с потерпевшим.

Танский кодекс более чем на тысячелетие упорядочил систему пяти основных наказаний: удары тонкими палками (от 10 до 50 ударов), толстыми палками (от 60 до 100 ударов), каторжные работы (от 1 до 3 лет), ссылка (: от 2 до 3 тыс. ли) и смертная казнь в двух формах (путем обезглавливания и удушения). В 623 году была введена ссылка с дополнительными каторжными работами, которой могла быть заменена смертная казнь. в Х - XI вв. смертная казнь была дополнена расчленением трупа преступника.

В династийные кодексы из конфуцианского источника Ли цзы были перенесены "восемь правил" применения наказания к лицам высокого социального статуса. Восемь категорий знатных лиц (первая - родственники, вторая - верные друзья императора, "служившие ему в течение длительного времени", третья - "благородные люди, слова и поступки которых могли служить образцом", четвертая - "способные, талантливые в военных и государственных делах", пятая - заслуженные военнослужащие, шестая - знатные чиновники высших рангов и должностей, седьмая - "усердные чиновники" и восьмая - "гости", т.е. потомки царских династий) в случае совершения ими ряда преступлений, наказуемых смертной казнью, не подпадали под юрисдикцию обычных судов. Они отдавались на откуп императору при определении Наказания, его смягчении или помиловании преступника.

Принцип коллективной ответственности, лежащий в основе всего китайского правопорядка, трансформировался в течение столетий не только за счет более четкого закрепления круга лиц, подлежащих ответственности, но и изменения форм наказания. К коллективной ответственности стали привлекать лиц, связанных не только родственными и служебными узами, но и узами территориальными, административными - за преступления, совершенные на подведомственной территории и пр. Все больше усложняется и детализируется и система наказаний при коллективной ответственности, которая стала включать в себя не только смертную казнь, но и другие наказания.

Традиционное право Китая развивалось в основном как уголовное право, нормы которого носили как бы надотраслевой характер. Они пронизывали и сферу семейных и гражданских отношений и пр. Одним из первых крупных сводов уголовных законов средневекового Китая стал Танский уголовный кодекс («Тан люй шу и») с комментариями и разъяснениями. Его положения с наибольшей полнотой отразили представления ортодоксальных конфуцианцев о праве.

Комментарии и разъяснения имеют не только большую практическую ценность, но и облегчают ориентирование в обилии законодательных установлений за счет достаточно подробного комментирования классифицируемых особым образом разновидностей преступлений и наказаний. В этом состоит еще одна особенность китайского средневекового законодательного искусства.

Составление Танского кодекса было закончено в 653 г., однако обнародование состоялось только в 737 г. Кодекс династии Сун «Исправленное и пересмотренное собрание уголовных законов» (составлен в 959 г., опубликован в 963 г.) во многом повторял Танский кодекс.

Танский кодекс имеет следующую структуру: 502 статьи были собраны в 30 глав (цзюаней), которые, в свою очередь, сведены в 12 тематических разделов. Эти разделы имели следующие области регулирования:

  • - меры наказания и принципы применения законов;
  • - охрана запретных мест;
  • - должностные обязанности чиновников и порядок их исполнения;
  • - домохозяйства и бракосочетания;
  • - государственные конюшни и зернохранилища;
  • - самовольные действия администрации;
  • - разбой и хищения;
  • - драки и тяжбы;
  • - мошенничества и подлоги;
  • - разнородные карательные законоустановления;
  • - задержания и побеги;
  • - судопроизводство и тюремное содержание.

Первый раздел «Меры наказания и принципы применения законов» - самый объемный (он занимает примерно пятую часть всего корпуса «Тан люй шу и»). Он содержит толкования основных и вспомогательных разновидностей наказания и общих принципов его применения. В остальных разделах рассматриваются конкретные виды преступной деятельности и соответствующие им наказания.

Танское законодательство не знает института необходимой обороны, но освобождает от ответственности ближайших родственников, вступившихся за отца, мать, деда, бабку в случае нападения, ибо негативные последствия их действий (вплоть до убийства нападавшего) не были продиктованы их преступной волей. В данном аспекте рассматривалось также, например, преступное деяние слуги, совершенное по приказу хозяина. Наказания смягчались для трех категорий лиц - стариков, детей и инвалидов. Классификация преступных деяний строилась под влиянием конфуцианской философии, осуждавшей общественное зло, и еще с древности получила название «10 зол ». Объектом посягательства мог быть не только государственный порядок или человек и его имущество, но прежде всего ритуал межличностного и межгруппового общения, нарушение которого в виде сыновней непокорности или несогласия могло при желании законодателя обрастать расширительными толкованиями.

В числе упомянутых зол входили:

  • - заговор и подстрекательство к мятежу против государя;
  • - «великое непокорство» (бунт против существующих порядков и морали с умыслом что-то святотатственно разрушить: храм, могилы предков императора или императорскую резиденцию);
  • - измена (переход на сторону врагов императора, государства, бегство из страны или из осажденного города);
  • - «непочтение, непокорность» (внутриродственные конфликты - избиение или убийство родных);
  • - «несправедливость, порочность» (преступления, совершенные с особой жестокостью и злостью);
  • - «выражение великого непочтения» (кража предметов культа, вещей императорского обихода, а также оплошности при приготовлении ему пищи, лекарства, либо злословие в его адрес).

Следующие разновидности зла были сгруппированы в связи с их вредом для нравственных семейных устоев:

  • - «выражение сыновней непочтительности»;
  • - «несогласие, разногласие» с близкими родственниками;
  • - «несправедливость, неправедность» во взаимоотношениях из разряда официальных и иерархических (убийство начальника его подчиненным, убийство командира, учителя - наставника, непочтение мужа со стороны жены (например, отказ носить траурные одежды в связи с его кончиной));
  • - кровосмесительные связи, которые уподоблялись взаимоотношениям «птиц и зверей» Перевод терминов - Свистуновой Н.П..

Совершение одного из перечисленных зол не освобождало от наказания никого и лишало возможности откупа от наказания. Наказанию подлежали также члены семьи преступника (налицо институт наказания без вины), с возможной конфискацией их скота и имущества. В первую очередь к ответственности привлекались жена и дети преступника, в случае более тяжкого преступления - его родители. К преступлениям против личности Танским кодексом относились многовариантные ситуации продажи в рабство свободного, а также хищение и присвоение различного рода имущества. Данные преступления классифицировались и с учетом того, были ли они совершены против частного или казенного имущества, а также частным или должностным лицом. Сурово каралась и порча чужого имущества: поджог, затопление участка.

Особую группу преступлений составляли различные виды несправедливого обогащения - получение материальных благ обманом либо с помощью запугивания или получения чрезмерной выгоды. Помимо явного сближения карательных и договорных запретов китайское законодательство не обособляло сферу уголовного наказания от административного. Любое нарушение в сфере деятельности администрации, начиная от опоздания или невыхода чиновника на работу, влекло за собой уголовное наказание. При этом чиновник не нес наказания за противоправное деяние, если оно было совершено по приказу начальника.

В Ханьском Китае, согласно конфуцианскому принципу «если воля добрая, то человек не нарушает закон», стало складываться специфическое учение о форме вины, учитываться преступная воля при определении меры наказания. В соответствии с этим требованием китайское право стало выделять предумышленные и преднамеренные преступления; преступления, совершенные с умыслом и без него, а также по ошибке.

Предумышленное преступление по Танскому кодексу отличалось не только составлением плана, но и предварительным сговором двух или более человек. Еще в древнем праве проводились различия между законченным преступлением и покушением как проявлением преступной воли, наказываемым более мягко. Однако нечеткость действия многих общих принципов уголовного права, деформировавшихся под воздействием конфуцианских догматов, приводила к тому, что часто покушение наказывалось как законченное преступление, например, в случае намерения убить кровного родственника. Простой замысел или намерение, а также покушение наказывались смертной казнью как и законченное преступление, если оно относилось к категории описанных «10 зол».

Концепция «преступной воли» также определяла и содержание таких институтов как соучастие и групповое преступление. Еще на рубеже новой эры сложилась особая норма, согласно которой наиболее виновным в преступной группе считалось лицо, непосредственно замыслившее преступление, планировавшее его. Преступление и признавалось групповым, если оно было совершено по предварительному сговору, в противном случае участники преступной группы отвечали каждый за отдельное преступление. Выделение «идейного вдохновителя» преступления, вина которого считалась наиболее тяжкой по сравнению с другими участниками преступной группы, было существенной победой конфуцианства над универсализмом легизма.

Конфуцианское представление о преступлении как нарушении «ли» не исключало жестокого наказания за ее нарушение. Крайняя жестокость наказаний, сложившихся еще в упомянутый в первой главе период господства легистов в период династии Цинь (III в. до н.э.), где преступников варили в котлах, вырывали у них ребра, сверлили головы и т.п., в определенной степени уравновешивалась возможностью применения весьма интересного правового института - символических уголовных санкций. Особая система символических наказаний «сян» была известна еще во II тыс. до н.э. Отрезание ноги в соответствии с ней заменялась покраской тушью колена, смертная казнь - ношением холщовой рубахи и пр. Тем самым общество пыталось перевоспитать преступника, выставляя его на всеобщее осуждение и презрение. Своеобразным напоминанием «сян» в праве последующего времени стало сохранение татуировки в качестве одного из наказаний.

По Танскому кодексу наказание осуществлялось в виде смертной казни, каторжных работ в ссылке и без ссылки, а также битья палками. Палки имели точно зафиксированные размеры и изготавливались под контролем властей. Смертная казнь была двух видов: обезглавливания или удавления. Казнь через повешение не применялась. Обезглавливание определенным отрицательным образом сказывалось, согласно поверью, на загробном существовании человека (в связи с тем, что голова отделялась от тела).

Однако ряд привилегий определенные преступники в зависимости от социального положения все же имели. В подавляющем большинстве случаев это было чиновничество. Каторга или ссылка могла быть заменена для чиновника лишением должности, ранга или титула.

Льготами пользовались и родственники чиновника - в зависимости от «силы тени», падающей от высоты ранга чиновника или от степени родственной близости Тень императора была самой мощной, и в период династии Мин охватывала более 100 тыс. человек.. «Тень» определялась в соответствии с конфуцианским критерием определения срока ношения траурной одежды по умершему родственнику.

В подобных случаях также действовал принцип «восьми суждений» (о лицах, имеющих право на смягчение наказания). Этот принцип восходил еще ко временам династии Хань и определял следующие восемь групп лиц, имеющих право на смягчение наказания:

  • - родственники государя;
  • - «ветераны» (личные слуги и охрана государя);
  • - «мудрецы» (благородные мужи, лица, искусные во владении оружием или словом, а также показавшие высокое мастерство в соблюдении этикета);
  • - «талантливые» (опытные чиновники и мастера обучения коней в армии);
  • - «заслуженные» (отличившиеся в военной службе);
  • - «высокочтимые» (лица, обладавшие высоким чиновным рангом);
  • - «усердные» (чиновники государственной службы и послы);
  • - «гости» (потомки ранее правивших династий).

Смягчение наказания обеспечивалось определенной и восходящей к династии Хань процедурой в такой последовательности:

  • - обсуждение вопроса о социальном статусе преступника;
  • - подача прошения о смягчении ему наказания;
  • - смягчение меры наказания.

Одним из самых типичных и тяжелых преступлений считалось взяточничество, которое сближалось с разбоем и воровством в рамках Таблицы наказаний за «шесть видов присвоения» казенного и частного имущества. Согласно Танскому кодексу, наказуемые виды присвоения, расположенные по принципу убывающей общественной опасности («злостности»), выглядят следующим образом: грабеж или разбой в двух разновидностях: с применением угроз или силы и с применением оружия; взяточничество с нарушением закона в двух разновидностях: взяточничество получающих жалование и не получающих его. Перечисленные преступления подразумевают в качестве наказания смертную казнь через удавление (по всем этим видам) и через обезглавливание (для разбоя в обоих случаях). Далее следуют взяточничество без нарушения закона получающими и не получающими жалование, воровство, присвоение подведомственного имущества и наказуемое присвоение. Обращает на себя внимание такой род смягчающего вину обстоятельства для чиновников - казнокрадов, как взяточничество без нарушения закона по сравнению со взяточничеством с нарушением закона.

Широко распространенной практикой в применении наказаний в средневековом Китае стало предоставление возможности избежать или сократить срок вынесенного наказания (в случаях, когда совершенное преступление не входило в описанный перечень 10 зол) с помощью материального откупа или осуществлением определенной физической работы.

Так, наказание битьем палками можно было заменить работой в месяцах, либо пересчетом на серебро, зерно и т.п. Однако возможность откупиться от наказания предоставлялась не всем и при наличии определенных условий. Принимались во внимание возраст, социальное положение, состояние здоровья, род занятий, характер преступления и вид наказания. Дозволялся откуп для гражданских и военных чиновников за совершение лично-бескорыстных преступлений. Взамен всех видов наказаний откуп дозволялся для лиц старше 75 и моложе 15 лет.

ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ

Писаное право в Китае возникло в специфических условиях, и это обусловило его собственную специфику. Первые попытки введения рационально сконструированных законов относятся к периоду затяжного кризиса, периоду политической борьбы в княжествах и между княжествами, на которые распалось древнее китайское государство Чжоу. Борьба идеологий и политических практик, одной из составляющих которой явилась борьба за введение и применение искусственно создаваемых законов, наложила свой отпечаток и на концептуальные основы права, и на круг задач, решение которых было за правом закреплено, — и наложила навсегда.

В отличие от многих древних обществ, законы в Китае никогда не мыслились как нечто священное и непререкаемое, как благой дар богов, как идейная сверхценность. Напротив, господствующая теория поначалу относила их к продукту творчества некитайских, «варварских» народов, не ведающих морали и стыда, а потому вынужденных, чтобы хоть как-то наладить общежитие, прибегать к постоянному насилию посредством законодательно налагаемых запретов. Д. Бодде и К. Моррис в своей монографии отмечают, что, по всей видимости, подобная концепция возникла в V—VI вв. до н. э., когда идея введения законодательства вызывала почти всеобщее неприятие и резко порицалась традиционалистами , каковых в ту пору было, разумеется, большинство. Впоследствии, когда идея писаного закона постепенно доказала свою практическую ценность для государства, отношение к этой идее вынужденным образом несколько изменилось: законотворчество было приписано древним мудрецам, которые стремились скомпенсировать законами, то есть, в первую очередь, запретами и точно установленными наказаниями за их нарушение, неудержимо и постоянно происходящую порчу нравов. Следовательно, первая и главная задача законов изначально была сведена к непрерывной, не затихающей борьбе со своекорыстием и прочими индивидуальными мотивациями, затрудняющими использование государством наличного человеческого ресурса. Было постулировано, что если изменяется ситуация в стране, обязательно надлежит менять и законы с тем, чтобы они наилучшим образом могли обеспечивать порядок и пользу государства .

На первых порах право попыталось выступить против всех связей между людьми, кроме связи «правитель—подданный», поскольку они лишь мешали подданному быть эффективным, не стесненным никакими посторонними обязанностями исполнителем высшей воли. Однако в результате длительного процесса конфуцианизации право, напротив, горой встало на защиту основных иерархических и субординативных связей традиционного общества, а следовательно — и традиционной этики, согласно нормам которой эти связи функционировали. В первую очередь это, конечно, тоже была связь «правитель— подданный», но вполне осмысленной и последовательной стандартизирующей защите были подвергнуты и такие межчеловеческие связи, как «знатный—незнатный», «учитель—ученик», а главное, разумеется, «старший родственник—младший родственник». Социальная лояльность стала мыслиться как расширенное проявление сыновней почтительности, а наилучшим средством воспитания первого было признано воспитание второго. В классическом конфуцианском трактате «Сяо цзин» («Канон сыновней почтительности») едва ли не с самого начала заявлено:

...Сыновняя почтительность начинается со служения родным [в детстве], [продолжается в] служении правителю в зрелые годы...

Уже при Ханьской династии (206 до н. э.—220 н. э.) право мало-помалу оказалось введено в культурный контекст, который оно поначалу самоуверенно попыталось подмять и целиком заменить собой. Основой благоденствия стали считаться предписывающие нормы традиционной морали, возведенной конфуцианством едва ли не в абсолют, а сконструированные правителем и его ближайшим окружением законы с их запретами и наказаниями, предусмотренными за их нарушение, равно как с их подверженностью изменениям, отвечающим изменению условий жизни, стали рассматриваться как силовая подпорка, компенсатор морали там, где она оказалась неэффективной, спасовала или не справилась.

Как нельзя лучше для теоретического обоснования подобного подхода пригодились и основополагающие концепции даосизма с его вечной борьбой вечно единых стихий Инь и Ян — женского и мужского, темного и светлого, пассивного и активного, откликающегося и воздействующего начал. Мораль и право стали рассматриваться как Ян и Инь, взаимодействие светлого и темного, животворящего и наказующего.

Исходным смыслом писаного права виделась гармонизация отношений не столько между людьми, сколько между государственной властью и подданными. А уж это обусловило все остальные особенности традиционного китайского права. Оно изначально было одной из методик управления, методик обуздания правителем населения, направления его к надлежащей активности и удержания от активности ненадлежащей.

Самой важной частью этого населения были для высшей государственной власти, конечно же, государственные служащие. Львиная доля всех законов посвящена была в традиционном Китае именно им — их деятельности, их моральному облику, их проступкам и преступлениям. Посредством писаного права бюрократия в лице своей верхушки оптимизировала всю свою целокупность.

Двухкомпонентное деление китайских законов на так называемые люй 律 и лин 令 тоже возникло еще при Хань (206 до н. э. — 220 н. э.), то есть задолго до Тан (618—907 н. э.). Поначалу считалось, что люй — это основа, наиболее стабильные и неизменные нормы, которые унаследованы от прошлого, а лин — это оперативные законодательные новации, вводимые в действие текущими императорскими указами. Как отмечает Е. И. Кычанов, при Хань между законами этих групп еще не было четкого функционального различия и вторые, являясь сборниками императорских указов, наравне с люй могли содержать вновь вводимые нормы уголовного права, то есть нормы, предусматривавшие за те или иные действия те или иные наказания; однако постепенно в процессе разделения функций сложилось положение, согласно которому уголовные законы сосредоточились в нормах люй, в то время как нормы лин стали законами общеадминистративными . В люй, косвенно принявших форму запретов, говорилось о том, как надлежит наказывать тех, кто совершил что-либо наказуемое, то есть о том, как поступать нельзя. В лин указывалось, в соответствии с какими нормами и каким регламентом следует жить, то есть как поступать можно и нужно.

Однако в танское время именно в разъяснениях к люй, которые обычно именуют уголовными законами, было зафиксировано немало предписывающих норм, без предварительного изложения и объяснения которых зачастую оказывалось невозможно объяснить, в чем состоит то или иное их нарушение. И вдобавок, что не менее существенно, именно в разъяснениях к люй зачастую содержатся общетеоретические разъяснения, почему тот или иной поступок является проступком, почему данный проступок рассматривается тяжелее иных, сходных, и почему наказывается так, а не иначе. В линах ничего подобного не было. Этот культурологический слой, возможно, является самым интересным в танских люй. Значит, понимание законов люй как чисто уголовных не исчерпывает всего их содержания, хотя иначе их тоже, пожалуй, никак не назовешь.

Ко времени формирования права собственно танского периода бинарная модель люй—лин была дополнена двумя другими видами законов: гэ 格 и ши 式. Каждый из этих видов предписаний имел свою специфическую функцию.

Дословный перевод этих четырех иероглифов мало что говорит сам по себе, ибо значения их во многом повторяют друг друга. Люй значит «закон, закономерность, законоположение, устав, норма, уложение, дисциплина, кодекс, приводить в порядок, регулировать, ограничивать, наказывать по закону»; собственно, даже термин «закон сохранения энергии» по-китайски сформирован с применением этого же термина люй . Лин значит «приказ, предписание, декрет, директива, наставление, приказывать, предписывать, обязывать, заставлять, давать возможность, побуждать» . Гэ значит «норма, стандарт, правила, требования, рамки, ограничиваться, быть в рамках, подходить по стандарту» . Ши значит «образец, стандарт, эталон, форма, норма, этикет, ритуал, образец, пример для подражания, церемониал, регламент, постановление» .

Нетрудно заметить, что во всех этих четырех веерах значений главным общим смыслом является понятие ориентирующего образца, стандартизирующего требования, которое призвано обрубать частное своевольное разнообразие во имя общего скоординированного единения.

В англоязычном востоковедении принято переводить эти термины, соответственно, как Code (сборник законов, кодекс, свод законов государства, система правил), Statutes (законы, законодательные акты парламента, статуты, устав), Regulations (правила, устав, постановления, инструкции) и Ordinances (руководства, указы, предписания, приказы, религиозные таинства) .

Сами тогдашние китайцы объясняли функциональное своеобразие этих законов так:

В танское время было четыре типа уложений: люй, лин, гэ и ши. Лины устанавливали распорядок и соотношение среди старших и младших, знатных и низких, а также государственную структуру. Гэ устанавливали постоянную практику, осуществляемую всеми должностными лицами на их постах. Ши являлись законами (фа ), которых они (должностные лица. — В. Р.) неизменно придерживались. Во всех делах государственное управление должно было следовать этим трем [типам законов] (цы сань чжэ 此三者 ). Если же происходили их нарушения или если люди склонялись к злу и доходили до преступлений, всегда следовало принимать меры на основании люй .

Исходя не столько из буквального смысла терминов, сколько из функций обозначаемых ими правовых норм, я в своем переводе уголовного кодекса династии Тан «Тан люй шу и» предложил весьма условно, зато единообразно называть законы люй, лин, гэ и ши, соответственно, уголовными, общеобязательными, нормативными и внутриведомственными установлениями. В этих формулировках я нарочито старался избегать употребления термина «закон», поскольку его непосредственный китайский аналог фа значительно более многогранен и широк по смыслу (это можно увидеть даже из приведенной выше цитаты). Фа — суть законы как таковые, законы как принцип, как альтернатива неписаным нормам морали или вообще организационному хаосу, произволу, основанному на минутных пристрастиях и колебаниях правителя. Люй, лин, гэ и ши — это конкретные законодательные установления четырех разных типов, призванные упорядочивать четыре строго определенные сферы государственно-административной и индивидуальной активности.

УГОЛОВНЫЕ УСТАНОВЛЕНИЯ ЛЮЙ

Составление Кодекса

Знаменитый «Тан люй шу и» — «Уголовные установления Тан с разъяснениями», или, в просторечии, танский кодекс, — являлся, как видно уже из самого названия, собранием уголовных установлений танского правительства, то есть тех установлений, что должны были устрашать потенциальных преступников неотвратимостью заблаговременно предусмотренного наказания, тех, посредством которых государственной администрации различных уровней надлежало вразумлять и наказывать преступников, уже состоявшихся. В силу того, что некие действия физически могли быть совершены, но морально не могли быть одобрены, то есть рассматривались как вероятные, но непозволительные, за каждым из них были заранее закреплены наказания той или иной строгости.

Ко времени воцарения великой династии Тан процесс правотворчества насчитывал в Китае уже много веков, и каждая династия вносила в него что-то новое, свое. Но от тех эпох до нашего времени дошло очень мало правовых текстов. От Тан тоже дошло отнюдь не все, но разница, тем не менее, принципиальна. И это можно считать неслыханной удачей китаистики, потому что именно при Тан долгий период созревания, формирования права, его адаптации к китайским культурным и социально-политическим реалиям наконец вполне завершился. То, что было сделано в этой области при династии Тан, явилось, с одной стороны, результатом долгого и многогранного развития, увенчанием вековых усилий, итогом многочисленных кодификаций, а с другой — основой и образцом для всего последующего развития уголовного права как в Китае вплоть до свержения монархии в 1911 г., так и во всей Юго-Восточной Азии, во всех странах, находившихся в сфере китайского культурного влияния, — Японии, государстве тангутов Си Ся, Корее, Вьетнаме.

Начало длительному, многоэтапному процессу создания величайшего правового памятника было положено сразу после прихода к власти основателя танской династии Ли Юаня, императора Гао-цзу (618—627 н. э.). Едва утвердившись в столице, он отменил действие наиболее жестоких законов предшествовавшей Тан династии Суй (581—618). То, что бесчеловечность ее последнего правителя и принятых при нем уголовных норм вызывала всеобщее возмущение, стало в Китае притчей во языцех. Был введен временный короткий кодекс (всего лишь из двенадцати статей). Смертную казнь Гао-цзу оставил только для преступников, повинных в убийстве человека, грабеже, дезертирстве из его армии и измене . Именно в таком порядке наказуемые смертью преступления перечислены в обеих династийных историях, что очень показательно: преступления против личности поставлены на приоритетное место по отношению к преступлениям антигосударственным .

Этой реформы было явно недостаточно, и в первый же год правления Гао-цзу повелел Лю Вэнь-цзину, одному из наиболее высокопоставленных своих сподвижников, подобрать себе помощников и составить проект полноценного уголовного кодекса, имея образцом свод законов, принятый при Суй в годы правления Кай-хуан (589—600), то есть в первые, относительно спокойные годы династии. При самой Суй кодекс Кай-хуан был в 607 г. заменен кодексом годов правления Да-е (605—617), от суровых предписаний которого Гао-цзу и поспешил избавиться сразу после прихода к власти.

Есть, правда, основания полагать, что этот кочующий из работы в работу и потому ставший как бы неоспоримым факт является лишь поздней идеологемой. Э. Балаш приводит данные, согласно которым уголовный кодекс, принятый при Ян-ди, — кодекс годов Да-е — был на самом деле по многим показателям мягче, нежели предшествовавший ему кодекс годов Кай-хуан . Действительно, как указывается в разделе «Описание законов о наказаниях» суйской династийной истории, в кодексе Да-е по сравнению с кодексом Кай-хуан были облегчены наказания более чем по 200 статьям (а сам кодекс включал их всего 500). Кроме того, нормы, связанные с проведением следствия, — заключение в колодки, битье при допросе и пр. — были смягчены, так что народ, утомленный суровостью предшествовавшего законодательства, радовался послаблениям . Но постфактум при свергнутом «тиране» не должно было обнаруживаться ничего хорошего, не то, не ровен час, могли возникнуть лишние вопросы насчет правомерности его свержения. «Старая история Тан» описывает дело так:

Суйский Вэнь-ди постарался прибегнуть к старым порядкам Чжоу и Ци (479—502), чтобы определить установления люй и лин, отменил жестокие законы и трудился для распространения умиротворения. ...Янди был злобен и жесток, его законы и приказы были бесчеловечны, так что жизнь людей стала невыносимой...

[Цзю Тан шу, 1936. С. 629 (цз. 50, с. 1а)]. Справедливости ради надо отметить, что Ян-ди, по всей видимости, нескончаемыми военными походами и мобилизациями действительно ухитрился создать в стране такую обстановку, что его хороших законов уже никто не соблюдал. Во всяком случае, именно так описываются в «Суй шу» последние годы династии: «...Народ массами уходил в разбойники... Владыка снова ввел жестокие казни... не различая тяжелых и легких преступлений, не докладывая трону и не ожидая утверждения [приговоров троном], всех наказывали обезглавливанием» [Суй шу, 1936. С. 1137 (цз. 25, с. 14а)].

Поделиться: