В рассказах «Коловерть», «Червоточина», «Семейный человек», «Бахчевник» одному и тому же физическому действию — убийству самого близкого по крови человека — дано контрастное нравственно-эстетическое осмысление. Наиболее уязвимым с точки зрения общечеловеческой морали нам представляется «Бахчевник». Кровавый финал, противоречащий норме человеческих отношений, объясняется автором как единственный выход из создавшегося положения. В необходимости Митькиного поступка читатель убежден как всем ходом предшествующего повествования, так и ситуацией, непосредственно предваряющей финал: Анисим Петрович такой же потенциальный убийца, как и сыновья.

Но дело здесь не только в самой логике действия, а и в немногословных, скупых, и, тем не менее, очень весомых авторских эмоциональных оценках. Они в необычайной теплоте и человечности заключительного описания рассказа, в описании любовных отношений между братьями, уходящими от преследования (характерно, что в этом описании нет ни одной антиэстетической детали, ни одного грубого или даже просторечного слова), наконец в такой завершающей поэтической детали, как румяная каемка рассвета. Содеянное не вызывает ни у героев, ни у автора хотя бы смутного чувства вины, не говоря уж о муках совести.

Так что же, согласиться с Чалмаевым, определяющим шолоховскую позицию в «Донских рассказах» «как совесть молчащую, благославляющую это кровопролитие»? В применении к «Бахчевнику», очевидно, — да, но надо исследовать авторскую концепцию во всей ее полноте и противоречивости. «Внимание к лучшим сторонам человеческой натуры в момент жестокой братоубийственной схватки» (30; 42) придают гуманистическое звучание таким рассказам, как «Жеребенок», «Шибалково семя».

Истолкование финала в «Бахчевнике» — «розовой каемки рассвета», очевидно, тоже не может быть однозначной, ибо «и судьба отдельного человека, и междоусобная братоубийственная война внутри народа, и темные стороны самой человеческой природы не в силах даже поколебать главную, все обнимающую и все покоряющую мысль писателя о всепобеждающем начале жизни, о ее торжестве, о ее связи с «природным космосом». «Отдельная человеческая личность растворяется в общем народном бытии, которое, как твердь земная, всегда видно и просвечивается у Шолохова, вызывая у читателя вздох облегчения в самых трагических обстоятельствах». Кроме того, не надо думать, что кровавая развязка социально-семейного конфликта остается единственной характеристикой казачьей семьи.

В «Коловерти» отношения Пахомыча, Игната и Гриши Крамсковых раскрыты как истинно человечные. В «Пути-дороженьке» (автор назвал ее повестью) отношения между отцом и сыном также мыслятся как норма, раскрываются поэтический мир трудовой семьи, сдержанная ласковость обращения друг с другом, едва угадываемая забота. Особенно полно раскрыто духовное родство Фомы Кремнева с сыном Петькой в сцене свидания в тюрьме: «Рванулся Петька вперед, на полу нащупал босой ногой войлок, присел и молча охватил руками перевязанную отцову голову». И отец, «захлебываясь, сыплет бодрящим смешком», и Петька «с щекочущей радостью вглядывается в опухшее от побоев землисто-черное лицо». Лейтмотив повести — образ пути-дороженьки, дороги человечности, с которой не сошли отец и сын Кремневы.

Шолоховское отношение к изображаемому — иное, оно исполнено человеческого сочувствия. Нам кажутся плодотворными подходы тех литературоведов, которые всю социальную остроту шолоховских конфликтов (в основном в «Тихом Доне») соотносят с философским, идущим от Гегеля, пониманием катарсиса. В определенной мере это можно отнести и «Продкомиссару». «Подлинное же сострадание,- читаем у Гегеля,- напротив, есть сопереживание нравственной оправданности страдающего со всем тем положительным и субстанциональным, что должно быть заключено в нем. Такой вид сострадания не могут внушить нам негодяи и подлецы. Если поэтому трагический характер, внушавший нам страх перед мощью нарушенной нравственности, в несчастье своем должен вызвать у нас трагическое сопереживание, то он в самом себе должен быть содержательным и значительным… Поэтому над простым страхом и трагическим сопереживанием поднимается чувство примирения…»

Другие сочинения по теме:

1. Наверное, нет в русской литературе ХХ в. другого писателя, чья популярность сравнилась бы с мировым признанием автора «Тихого Дона». О...
2. Роман И. Бабеля «Конармия» — это ряд не очень связанных между собой эпизодов, выстраивающихся в огромные мозоичные полотна. В «Конармии»,...
3. Читая роман Тургенева «Отцы и дети», мы постоянно встречаем авторские характеристики и описания героев, ремарки автора и различные комментарии. Следя...
4. История «Слова о полку Игореве» полна тайн. «Слово…», созданное в конце XII века неизвестным древнерусским поэтом, сохранилось в единственном списке,...
5. Авторская позиция и проявилась в отборе нужных сведений и событий из реальной биографии Кирджали, и контрастном расположении их в повести....
6. Баллады А. К. Толстого «Илья Муромец», «Правда», «Курган». Народные идеалы и авторская позиция в балладах Баллады А. К. Толстого «Илья...
7. Авторская позиция и средства ее выражения в пьесе «Гроза» В пьесе Островского «Гроза» поднимается проблема перелома общественной жизни, произошедшего в...
8. Цель: обратить внимание на близость поэмы фольклорным произведениям; продолжить формирование навыков групповой работы; практиковаться в публичных выступлениях; развивать наблюдательность и...
9. Рассказы о природе про времена года В чем мастерство или умение описывать природу в нескольких словах? А может быть природу,...
10. Стихотворение «Смерть поэта» в стремительном движении своих образов от одной общности к другой становится стихотворением о бессмертии казнимой Свободы. Сюда...
11. В колоритных рассказах патриарха новой индийской литературы, всемирно известного писателя, мыслителя и общественного деятеля Рабиндраната Тагора (1861-1941) суровая жизненная правда...
12. В 1859 году А. Н. Островский пишет драму «Гроза». В этом произведении значительное место вновь отводится женским образам, которые так...
13. Жизненная позиция дает возможность различить отдаленные, близкие и непосредственные, общие и частные, промежуточные и конечные цели. Рассудительный человек не может...
14. Евгений Иванович Замятин, ставший в итоге очень оригинальным писателем, тоже начинал как ремизовец. Он родился в 1884 г. в Лебедяни...

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru

Министерство образования и науки РФ

ФГБОУ ВПО «Набережночелнинский институт социально-педагогических технологий и ресурсов»

Филологический факультет

Кафедра русского языка и литературы

Поэтика рассказов А. И. Солженицына

Курсовая работа

Габдрахманова Гульнара Талгатовна

студентка 0933 группы

Научный руководитель:

старший преподаватель

Сонькин Валерий Александрович

Набережные Челны

Введение

Глава 1.Теоретические аспекты поэтики художественного произведения

Глава 2. Поэтика рассказов Солженицына

2.1.Художественный образ и его роль в развитии сюжета «Матренин двор

2.2 Образ эпохи в прозе Солженицына: « Случай на станции Кочетовка»,

«Один день Ивана Денисовича», «Захар Калита»

Заключение

Библиография

солженицын поэтика рассказ

Введение

Крупнейшие русские писатели, современники Александра Солженицына, встретили его приход в литературу очень тепло, кое-кто даже восторженно. Но со временем отношение к нему резко изменилось. [Бушин В. 2010: С.4.]

Серьезный литературный разговор о произведениях Солженицына по сути только начинается. Сегодня о Солженицыне-художнике на его родине опубликованы десятки статей, стали выходить книги и брошюры, защищаться диссертации. И все же, несмотря на кажущееся обилие работ, посвященных творчеству Солженицына, исследований, содержащих системный анализ его прозы, на сегодняшний день не так уж и много. Наблюдения и выводы критиков и литературоведов, так или иначе затрагивающих проблему художественного своеобразия отдельных произведений Солженицына и всего его творчества в целом, пока еще не складываются в достаточно полную и цельную картину. В связи с этим особую актуальность приобретает создание целостной картины творчества этого художника, построение обобщенной концепции его поэтики. [Урманов А. В. 2004:С.8.]

Актуальность работы

В каждом писателе есть свой «невыжатый объем». В России особенно часто рукоплескали не триумфу художника, а лишениям, порой мнимым, которые ему предшествовали. Что такое мастер культуры в ХХ веке? Ответ на этот вопрос снимает и второй, горьковский вопрос: «С кем он, мастер культуры, сейчас?» [Чалмаев В. А. 1994: С.6, 11.]

В качестве педагогического идеала в последнее время рассматривается деятельный патриот, гражданин. Но каковы его основные черты? На наш взгляд, готовность к защите национальных интересов государства, а не абстрактная любовь к нему. Социальная активность, а не пассивность под каким-либо благовидным предлогом. Уважительное отношение к закону, а не нигилистическое. Сознание собственного достоинства, а не заискивание и чинопочитание. Воцерковленность, следование национально-религиозным традициям, а не идущим вразрез нововведениям, которые периодически кто-то усиленно навязывает через подконтрольные СМИ. Итак, не заслоняясь от современности, а рационально воздействуя на нее, нам предстоит обратиться у своим духовным истокам. В этом насущная необходимость.

Солженицын никогда не боялся прикасаться к проблемам, к которым из-за какой-то пошлой стыдливости не принято обращаться. Он говорил о том, что народ, заплативший за свою победу много более высокую плату, чем побежденные, вряд ли может считать себя победителем. Он говорил о сложности отношений русских и евреев. Он говорил о необходимости покаяния за все, что произошло с нами, именно с нами в ХХ веке. Его выражение «жить не по лжи» стало настолько расхожим, что мы перестали над ним задумываться. Он изначально понимал, что с тоталитарной властью нельзя договариваться, нельзя радоваться ее уступкам, нельзя надеяться на «социализм с человеческим лицом». В этом его одиночество среди своих. История обнаружила его правоту. Он всегда помогал нам жить тем, что мешал жить равнодушно. И потому так многих он раздражал. Сегодня, когда мы постепенно сползаем к явно заниженным так называемым мировым стандартам жизни и литературы, Солженицын в дни скорби по нему особенно громко напоминает о неприемлемости для нас такого пути. Мир Солженицына - это мир по природе своей сложный и противоречивый. Погружение читателя в этот мир больше оставляет вопросов, чем дает ответов. Соприкосновение с наследием писателя подвигает к поиску правды, к убеждению, что правда эта существует, что каждый может прийти к ней.

Солженицын повседневно доказывал, что и сегодня роль писателя в развитии русского языка, мягко говоря, не меньше, чем роль компьютерщика и менеджера. Процессы глобализации, вторгшиеся в сферу речевого общения, уродуют русский язык. Уроки Солженицына в том, что о языке необходимо заботиться, что его необходимо «обустраивать», не поддаваясь соблазну жить чужим умом, изъясняться чужими словами. [Страницы главного редактора: на пути к Солженицыну 2008: С.3-6.]

Объект исследования

Проза Александра Солженицына («Матренин двор», «Случай на станции Кочетовка», «Один день Ивана Денисовича», «Захар Калита», «Костер и муравьи»)

Предмет исследования

Поэтика рассказов Солженицына как выражение авторской гражданской позиции, его мировоззрения и взгляда на жизнь.

Цели и задачи работы

Данная работа являет собой цель определить, выявить и раскрыть поэтику рассказов Солженицына.

Данная цель достигается решением следующих задач:

Дать теоретическую характеристику термину «поэтика».

Определить роль «поэтики» художественного текста в современной литературе.

Обозначить на примере прозы Солженицына средства художественных принципов его поэтики, раскрытия им образов и их роли в развитии сюжета.

Доказать необходимость и значимость поэтики рассказов Солженицына

1.Теоретические аспекты поэтики художественного произведения

1.1 Основная историческая веха развития поэтики: исторический экскурс

В далекие от нас времена термином «поэтика» обозначались учения о словесном искусстве в целом. Это слово было синонимично тому, что ныне именуется теорией литературы. [Хализев В. Е. 2005: С.169.]

Поэтика-это один из старейших терминов литературоведения. В связи с изменением объема науки и методологических принципов ее изучения значение термина изменялось также. В античную эпоху поэтикой называлось учение о художественной литературе вообще. В средние века, в эпоху Возрождения и классицизма поэтика, или «пиитика», сосредотачивается на приемах поэтической «украшенной» речи и стихосложения. Постепенно она создает и учение о жанровых формах, приобретшее особенно большое значение в классицизме. В 19 веке основные проблемы содержания искусства продолжают разрабатываться философией и литературной критикой, проблемы формы ими изучаются без выделения в особую науку. Поэтика становится учением о построении разных типов литературных произведений, и ее начинают отождествлять с «теорией словесности». [Тимофеев Л. И. 1974: С.287-288.]

На протяжении же последнего столетия поэтикой стали называть раздел литературоведения, предмет которого - состав, строение и функции произведений, а также роды и жанры литературы. Это наука о строении литературных произведений и системе эстетических средств, в них используемых, а также об исторических законах их изменения, о возможных

Несмотря на свою, как минимум, 24-вековую историю, поэтика не стала самоценной теорией, единолично исчерпывающей свой предмет, литературу. Более того, если в своем начале, у Аристотеля, она еще казалась таковой, то в дальнейшем развитии поэтика все более и более сужала сферу своих помыслов, усыхая до простой технической дисциплины, в настоящее время сведенной до описания очевидных приемов литературы (звучание, слова, тропы и т. п.). Зато какие только науки ни взялись исследовать тело освобожденной от поэтики литературы. Начиная с философствующей эстетики А. Баумгартена, в этой сфере подвизались и социология, и психология, и фрейдизм, и прагматизм, и экзистенциализм, и семиотика, и теория игр, и т.д., которые так или иначе претендовали на единственную исчерпывающую теорию литературы. Уже один этот факт западной и отечественной разноголосицы как раз и говорит о нормальной размытости, расплывчатости предмета теории литературы. В лучшем случае единство всех окололитературных штудий основывается только на слове, не на понятии даже, литературы. А раз так, то с общих слов всех этих теорий и теоретиков, а не с их частных понятий, и нужно начинать поиск теории литературы. Словарно занормированное значение лучше всего сформулировано М. Л. Гаспаровым: «Наука о системе средств выражения в литературных произведениях... В расширенном смысле слова поэтика совпадает с теорией литературы, в суженном -- с одной из областей теоретической поэтики»

Но кроме просто многозначного толкования смысла понятия «поэтика» (от «теория литературы» до раздела этой теории) существуют еще и ее видовые значения: историческая или теоретическая поэтика, общая или частная, поэтика реализма или поэтика Пушкина. Очевидно, что многозначность понятия «поэтика» и проявляется в совокупности видовых значений, составляющих одну науку, поэтику. [Рассказов Ю. 1998: (интернет-ресурс)]

В нашей стране теоретическая поэтика стала формироваться в 1910-е годы и упрочилась в 1920-е. В XIX веке предметом изучения становились по преимуществу не сами произведения, а то, что в них воплощалось и преломлялось общественное сознание, предания, мифы; сюжеты и мотивы как общее достояние культуры; биография и духовный опыт писателя. Ученые

смотрели как бы сквозь произведения, а не сосредотачивались на них самих. В ХХ веке картина радикально изменилась. [Хализев В. Е. 2005: С.170.]

В современном литературоведении и критике поэтикой называют художественное творчество в стихах. С этой точки зрения вся художественная литература подразделяется на прозу и поэтику. Такое деление литературы предельно широко и универсально. Понятие поэтика включает, по существу, все основные жанры литературы. Целостность самого понятия поэтики условна, что затрудняет его исследование как единого художественного явления в пределах творчества одного автора. Вот почему поэтика, как литературоведческая категория, изучается сравнительно редко. Гораздо чаще встречаются исследования по отдельным жанрам поэтики. [Тимофеев Л. И. 1974: С.288.]

1.2 Особенности языка и поэтики художественного текста

Язык художественной литературы, иначе говоря, поэтический язык, является той формой, в которой материализуется, объективируется вид искусства слова, словесного искусства, в отличие от других видов искусства. У каждого народа свой язык, являющийся важнейшей чертой национальной специфики народа. Русский национальный язык в его современном виде в основном завершил сове формирование во времена А. С. Пушкина. На его базе оформляется литературный язык. Язык художественной литературы - это национальный язык, обработанный мастерами художественного слова. Спецификой поэтического языка является только его функция: он выражает содержание художественной литературы, словесного искусства. Эту свою особую функцию поэтический язык осуществляет на уровне живого языкового словоупотребления, на уровне речи, в свою очередь формирующей художественный стиль. Важную роль в осуществлении этих функций играют изобразительные и выразительные средства. Они придают речи особый колорит. Средствами языка осуществляется типизация и индивидуализация характеров персонажей, своеобразного применения, употребления речевых форм. В языке нет областей, где исключалась бы возможность деятельности художника. В этом смысле условно можно говорить о «поэтическом синтаксисе», «поэтической морфологии», «поэтической фонетике». О художественной функции слова можно говорить лишь тогда, когда в системе других примеров изображения оно служит средством создания художественного образа. В этом, собственно, и состоит основная функция поэтического языка и его разделов. Главное, что характеризует поэтический язык, не насыщенность особыми средствами, а эстетическая функция. В отличие от какого-либо иного их употребления в художественном произведении все языковые средства, так сказать, эстетически заряжены.

Поэтический язык изучается в связи с определенными задачами, который ставит перед собой человек в процессе своей деятельности. Источником для поэтического языка служит национальный язык. Однако нормы и уровень развития языка на том или ином историческом этапе сами по себе не определяют качество словесного искусства. В одни и те же периоды истории создавались произведения, различные по художественному методу и по их поэтической значимости. Процесс отбора языковых средств подчинен художественной концепции произведения или образа. Только в руках художника язык приобретает высокие эстетические качества. Поэтический язык воссоздает жизнь в ее движении и в ее возможностях с большой полнотой. С помощью словесного образа можно «нарисовать» картину природы, показать историю формирования человеческого характера, изобразить движения масс.

Но все эти качества словесного образа может выявить и реализовать только художник. Этот процесс у каждого глубоко индивидуален. [Крупчанова Л. М. 2007: С.50-53.]

В отечественной культуре издавна сложилось особое представление о роли литературы и признании художника. «Поэт в России больше чем поэт», он - Пророк, призванный «глаголом жечь сердца людей». Он мыслитель дум, нации. В ХХ веке такое понимание предназначения художника, наиболее полно сформулированное веком девятнадцатым, воплотил в своей судьбе Александр Исаевич Солженицын. [Колядич Т. М. 2005: С.320.]

2.Поэтика рассказов Солженицына

Каждый большой писатель значителен, прежде всего, своеобразием своего творчества, глубиной и высотой своего художественного видения мира. И далеко не у всех писателей этический элемент проступает с достаточной ясностью. Можно быть очень большим писателем и все же быть лишенным этого этического пафоса. Н. Стахов сказал, что Толстой так беспощадно обнажает перед читателями нравственную сущность своих героев, что ему становится страшно за них. К числу писателей, одаренных этим нравственным ясновидением, относится и Солженицын. Он умеет читать в душах людей, как читают раскрытую книгу. В этом отношении Солженицына можно поставить только рядом с Толстым. Толстые рождаются раз в тысячелетие. Но Солженицын - настолько крупный, точнее - гениальный талант, что его можно сравнить и с Толстым. [Левицкий С. 2011:С. 102]

Не будет преувеличением сказать, что предметом изображения в эпосе Солженицына стал русский ХХ век во всех его трагических изломах - от Августа Четырнадцатого до сего дня. Но будучи в первую очередь художником, он пытается понять, как эти события отразились на русском национальном характере. [Голубков М. М. 2003: С.244.]

Чтения в душах героев у Солженицына всегда подводят итоги его характеристикам. Им предшествуют всегда мимолетные описания внешности, многочисленные диалоги и другие реалистически-импрессионистские детали. И лишь потом, или попутно, направляет он волшебный фонарь своего таланта на нравственную сущность своих героев. Здесь имеются в виду не столько этические взгляды Солженицына, сколько его этическая интуиция, как она выражена в его произведениях. [Левицкий С. 2011:С. 102]

Разговор о творчестве любого великого писателя часто хочется начать

прежде всего с языка, со стиля. Однако художественность - это как раз то, что рациональному объяснению почти не поддается: ее нужно чувствовать. Все

восхищенные характеристики, какими пользуются, говоря о языке Пушкина, Гоголя, Толстого, Солженицына: «образность сравнений», емкость метафор», «точность слов» и т. п. - все такие характеристики вполне применимы и когда речь идет о стиле просто талантливого писателя, не гения. Разницу же между «образностью» в первом случае и во втором уже не объяснить: красота иррационально. Поэтому разговор о солженицынском стиле приходится сводить лишь к некоторым - и далеко не главным - его особенностям. «Все искусство Солженицына начинается с бунта против идеологического слова, речи со встроенной в нее ложью», - отмечает французский литературовед Жорж Нива.

Работая над стилем, Солженицын ставит себе одной из задач - «восполнить иссушительное обеднение русского языка». В своих произведениях он часто использует слова, когда-то бывшие общеупотребительными, - добротные, емкие, меткие слова, «таящие в себе богатое движение», - но отмирающие или уже отмершие в современной речи. Писатель старается оживить их опять, снова ввести их в обиход через литературу. «Лучший способ обогащения языка, - утверждает он, - это восстановление прежде накопленных, а потом утерянных богатств». Кроме того, читатель постоянно сталкивается с непривычной орфографией и пунктуацией.

Достоевский при нравственной оценке своих героев главное внимание сосредотачивал на способности человека сердцем отличить добро от зла. Толстого больше всего интересовало - Как, каким образом может человек развить в себе доброе начало и преодолевать греховное. Солженицын тоже

много размышляет об этом на страницах своих книг - писатель попросту несостоятелен, если не касается этих «вечных тем». Но основное внимание у

Солженицына обращено на способность человека выстоять, отстоять свой нравственный выбор жизни - в лагерном ли аду или в серой будничной повседневности. Ведь человек может отстоять свой выбор бесстрашно, с гордо поднятой головой, а может, трясясь от страха, сомневаясь, «выдавливая из себя раба по капле», но все-таки не сломаться, выстоять. Солженицын исследует все этапы на этом пути - вставания с колен, распрямления и восхождения наверх. Или - падения обратно.

Под свои концепции и выводы Солженицын почти никогда не подводит общефилософской теоретической базы. Он в своих убеждениях опирается на доскональное знание жизни. Знании, благодаря уникальной биографии, во весь охват: от кремлевских вождей и западных президентов до Матрены и Ивана

Денисовича, от фронта и сталинского концлагеря - до Нобелевской трибуны. [Рак И. 1998: С.91, 94, 95.]

2.1 Художественный образ и его роль в развитии сюжета: «Матренин двор»

Обращаясь к народному характеру в рассказах, опубликованных в первой половине 60-х годов, Солженицын предлагает литературе новую концепцию личности, его герои, такие как Матрена, Иван Денисович, - люди не рефлектирующие, живущие некими природными, как бы данными извне, заранее и не ими выработанными представлениями. «Матренин двор» - произведение автобиографическое. [Егорова Н. В. 2007: С. 228, 233.]

Это произведение Солженицына называют «подлинно-гениальным» (В. Максимов), «вершиной русской новеллистики» (В, Астафьев). Оно занимает особое место не только в творчестве писателя: в контексте века минувшего оно воспринимается как явление знаковое, как одно из самых веских доказательств того, что русская литература смогла осуществить свою гуманистическую и одухотворяющую миссию даже в эпоху тотального насилия и торжествующей бездуховности. Заслугу автора видят в том, что он сумел вызволить из забвения отброшенный в ХХ веке за ненадобностью идеал праведной жизни - то есть по Божьему закону. Рассказ, написанный в начале творческого пути Солженицына, содержит в себе все основные свойства созданной им масштабной художественной вселенной, и потому обращение даже к одному этому произведению дает возможность понять общие, универсальные качества поэтической системы писателя, важнейшие особенности его метода и стиля. [Урманов А. В. 2004: С.56.]

Для того, чтобы понять рассказ Солженицына нужно, насколько это возможно, войти в ту эпоху, попытаться почувствовать ее атмосферу. Если типичные шестидесятники были убеждены в возможности придания советской власти выражения человеческого лица, то Солженицын, и в этом его коренное отличие от позиции людей того поколения, убежден в несовместимости, враждебности коммунистического режима и свободного общества. Главной его гражданской и писательской заботой было и остается: понять, чем и кем «стоит село, город… вся земля наша». Дело, как считает писатель, не в чудовищных личных качествах нелюбимого им Сталина, а в устройстве и приоритетах сверху насаждаемой системы.

Жизнь человека и народа нельзя подчинить придуманной людьми системе.

Жизнь растет снизу и подчиняется только законам жизни. О чем рассказ «Матренин двор»? О возвращении на родину, в забытую Россию из другой родины, родины за колючей проволокой. Встреча с настоящей родиной для автора-повествователя оказывается встречей с Матреной, открывающей ему тайну великой обыденной жизни. Сначала просто квартирная хозяйка, нехотя пустившая приезжего на постой, она постепенно раскрывается как главная героиня рассказа, как главная героиня жизни.

Все герои книги делятся на две неравные части: Матрена и понимающий и любящий ее автор-повествователь с одной стороны, и те, кого можно назвать «Нематрена». Если посмотреть на противопоставление героев рассказа, то совершено отчетливая граница между ними обозначается в том, что главное в сознании и поведении каждого из них - интерес к общей жизни, желание участвовать в ней, открытое искреннее отношение к людям или сосредоточенность только на собственных интересах, собственном доме, собственном богатстве. [Княжинский А. И. 2008: С. 38-39.]

В произведениях Солженицына можно обнаружить глубинное типологическое сходство со средневековой иконографией, что может быть объяснено воздействием, которое на писателя оказало «умозрение в красках», т.е. воплощенная в русской иконе православно-христианская концепция бытия. Созданный автором художественный мир тоже представляет собой сочетание трех иерархически взаимосвязанных уровней - идеального, реального и инфернального. Проходящая через весь рассказ антитеза идеальное-инфернальное находит отражение в названиях двух поселков, в которые попадает Игнатич. Так же рассказчик абсолютно досто- верно воспроизводит типичные для хрущевской эпохи реалии социально - политической жизни. [Урманов А. В. 2004: С.67, 73.]

Очень знаменательны завершающие слова рассказа, возвращающие нас к первоначальному названию - «Не стоит село без праведника»- и наполняют рассказ о крестьянке Матрене глубоким обобщающим философским смыслом. Каков же символический смысл рассказа «Матренин двор»? Многие символы в нем связаны с христианской символикой: образы-символы крестного пути, праведника, мученика. Прямо на это указывает и первое название рассказа. Да и само название «Матренин двор» носит обобщающий характер. Двор, дом Матрены - то пристанище, которое обретает рассказчик после долгих лет лагерей и бездомья в поисках «Нутряной России». Символическое уподобление Дома России традиционно, ведь структура дома уподоблена структуре мира. В судьбе дома как бы повторена, предсказана судьба его хозяйки. Дом разбирают, как человека - «по ребрышкам», и «все показывало, что ломатели - не строители и не предполагают, чтобы Матрене долго еще пришлось здесь жить». Словно противится разрушению дома сама природа - сначала долгая метель, непомерные сугробы, потом оттепель, сырые туманы, ручьи. И в том. Что святая вода у Матрены необъяснимо пропала, видится дурное предзнаменованье. Погибает Матрена вместе со своей горницей, с частью своего дома. Вместе с гибелью Матрены рушится и ее дом. Символический характер носит и страх Матрены перед железной дорогой, ведь именно поезд, символ враждебного крестьянской жизни мира, цивилизации, расплющит и горницу и саму Матрену.

Праведница Матрена - нравственный идеал писателя, на котором, по его мнению, должна основываться жизнь общества. По Солженицыну, «смысл земного существования - не в благоденствии, а в развитии души». С этой идеей связано понимание писателя роли литературы, ее связи с христианской традицией. По мнению некоторых исследователей, рассказ «Матренин двор» скрыто мистичен. И остродраматический финал рассказа придает концовке совершенно особый, символический смысл: ведь ее больше нет, стало быть, не стоит село без нее? И город? И вся земля наша? [Егорова Н. В. 2007: С.233-236.]

Ведущая тема в рассказе - тема памяти, объединяющая в себе все, что вмещает в себя жизнь героев. Герои предстают в нем в двух планах: как сегодняшние и как герои воспоминаний. Тема судьбы в рассказе трактуется как тема бесконечного сцепления самых разных событий, поступков, случайностей. На жизнь каждого героя влияют независящие от него обстоятельства: войны, голод, коллективизация. И отсюда - вторжение всемирной истории в частную жизнь совсем неисторического человека. Историческое начало имеет определенную направленность: цивилизация наступает на живую природу и при бездушной, жестокой власти уродует и уничтожает ее. Вспомним эпизод с отрезанной поездом рукой Матрены. Порча природы обуславливает порчу культуры и языка. Здесь тема возвращения героя в Россию перерастает в тему возвращения к истокам, сокровенному, настоящему. Но основной вопрос рассказа - какая она, Россия, к которой возвращается из ада прошлого герой, за которым легко угадывается автор-повествователь, каков он, русский характер, - может быть только один ответ: это и Россия Матрены, это и Россия Фаддея. Это рассказ-притча. С помощью его Солженицын заставляет читателя пристально посмотреть на окружающих - нет ли среди них настоящего праведника. Такого же простого, как Матрена, внешне не отмеченного никакими добродетелями.

Такого же не от мира сего. Такого же бескорыстного. Такого же живущего «не по лжи». [Княжинский А. И. 2008: С. 39-40.]

2.2 Образ эпохи в прозе Солженицына: « Случай на станции Кочетовка», «Один день Ивана Денисовича», «Захар Калита

Казалось бы, совсем иной характер нарисован в «Случае на станции Кочетовка». А. Солженицын показал «сшибку» конкретно-исторических обстоятельств с исконными представлениями о добре и зле, конфликт долга и совести, разрушивший цельность внутреннего мира человека. Смысл

произошедшего «случая» можно определить словом «донос». Совершает этот презираемый во все времена поступок очень молодой и неплохой по своей сути человек - лейтенант Зотов. Автор не раз обращает внимание на впечатление, который производит главный герой. «Ребячья голова», «беззащитное курносое лицо», простое имя Василий - все эти детали признаны подчеркнуть искренность, естественность Зотова. Он и на самом деле искренен во всем. В страдании, оттого. Что никак не может попасть на передовую. В тревоге за оставшуюся в оккупации семью. В совестливости и верности. В работе на износ. В негодовании на зарвавшихся тыловиков. Не те ли это черты, которые по крупицам собирает автор, исследуя народный характер? Так же искренен Зотов в своей вере: «его маленькая жизнь значила лишь - сколько тон сможет помочь Революции». [Колядич Т. М. 2005: С.327-328.]

В нем воплощены самые добрые человеческие черты: интеллигентность, распахнутость навстречу фронтовику или окруженцу, искреннее желание помочь в любой ситуации. Два женских образа, лишь слегка намеченных писателем, оттеняют глубинную непорочность Зотова. И даже сама мысль об измене жене, оказавшейся в оккупации под немцами, невозможна для него.

Композиционный центр рассказа составляет встреча Зотова с отставшим от своего эшелона окруженцем, который поражает его своей интеллигентностью и мягкостью. И здесь автор показывает борьбу двух начал в душе Зотова: человеческого и бесчеловечного, злого, подозрительного. Уже после того, как между Зотовым и Тверитиновым пробежала искра понимания, в сознании Зотова возникает циркуляр, перечеркивающий симпатия и доверие, возникшее между двумя сердцами, которые еще не успели выстыть на войне. И последние слова Тверитинова: «Что вы делаете! Ведь этого не исправишь!» - подтверждаются последней, аккордной, как всегда у Солженицына, фразой: «Но никогда потом всю жизнь Зотов не мог забыть этого человека…» Так

наивная доброта и жестокая подозрительность - два качества, казалось бы несовместимые, но вполне обусловленные советской эпохой 30-х годов, сочетаются в душе героя. [Голубков М. М. 2003: С.245-246.]

В этом рассказе соблюден главный новеллистический закон и в центр поставлен непредсказуемый случай, а не статическая закономерность, что является поразительным исключением в новеллистике Солженицына. И никого уже не смущают многочисленные литературные подсветки, мерцающие в художественном пространстве рассказа, вплоть до «Короля Лира»; никому не кажется назойливо-назидательной перекличка образов Зотова с Петенькой Ростовым накануне битвы. Ростов уговаривал взять у него кремни для трубки, Зотов в том же тоне, в том же стиле убеждает Тверитинова принять табак.

Напротив, такая перекличка, подобно эху, удваивает трагический тон рассказа: вот до чего довели нас, коли и «ростовская» искренность оборачивается не жертвенной гибелью чистого в своей наивности героя, но фактически в пособничестве в убийстве. И все это лишь потому, что перед нами случай, которого могло и не быть. [Архангельский А. 1991: С. 250.]

Автор не выказывает прямого своего отношения к фанатичной вере героя в мировую революцию и мудрость вождя, но и не скрывает его. Размышления лейтенанта на идеологические темы окрашены иронией повествователя, их прямолинейность и оторванность от реальной жизни оттеняются поведением простых людей. Но Зотов видел разницу: окружающие жили как будто еще чем-то другим, кроме новостей с фронта. Так все яснее обозначается трещина между естественной жизнью народа, его здоровой нравственностью и образом мыслей героя, находящегося в плену идеологии.

Эта встреча для Зотова стала проверкой на человечность. Тверитинов подкупает «очень симпатичной, душу растворяющей улыбкой». Даже в том,

что он вместо уничтоженных в окружении документов доверчиво предъявил самое дорогое - фотокарточку семьи, есть что-то сугубо человеческое, мирное.

Но стоило уставшему, немолодому уже человеку на миг отвлечься и рассеянно переспросить: «Сталинград… А как он назывался раньше?» - и резко все меняется. «Возможно ли? Советский человек - не знает Сталинграда!» Пробным камнем становится слово-знак, содержащее идеологический код. Ничто другое уже не имеет значения. Дальнейшее поведение лейтенанта запрограммировано, как показывает автор, не столько обстоятельствами военного времени, сколько воздействием пропаганды, много лет приучавшей к недоверию, подозрительности, необходимости искать врагов. Тут очень символична деталь «прощания»: «Зотову невольно пришлось оглянуться и еще раз - последний раз в жизни - увидеть при тусклом свете фонаря это лицо, отчаянное лицо Лира в гробовом помещении». Упоминание о шекспировском Лире возводит изображение на уровень подлинной трагедии. В глубине души Зотов понимает, что совершает недостойный проступок. Неспокойна совесть лейтенанта. Мы ничего не знаем о дальнейшей судьбе Зотова. «Случай» стал для лейтенанта серьезным нравственным испытанием, мукой совести, длящейся всю жизнь. В этом рассказе Солженицын продолжил свои размышления о сущности национального характера, доказывая мысль о праведности русского человека методом «от противного». [Колядич Т. М. 2005: С.327-329.]

Многие замыслы рождались параллельно друг другу, отсюда смысловые повторы, переклички в произведениях и кажущаяся быстрота завершения работы над отдельными текстами, которые на самом деле вынашивались годами. Так, например, повесть «Один день Ивана Денисовича». [Колядич Т. М. 2005: С.329.]

В течение нескольких десятилетий советская литература стремилась воплотить образ нового человека. Герой советской литературы должен был быть несгибаемым борцом и активным строителем социализма, юношей «стального поколения», «настоящим человеком». «Оттепель» 60-х годов способствовала появлению нового героя - носителя массового сознания, «простого советского человека». Новизна темы повести «Один день из жизни Ивана Денисовича» проступает уже в первом абзаце: до нее никогда еще действие не разворачивалось в лагере. С образом Ивана Денисовича в литературу как бы пришла новая этика, выкованная в лагерях, через которые прошла уже очень не малая часть общества. [Мурашова О. 2010: С.13, 15.]

В центре произведения А. Солженицына - образ простого русского человека, сумевшего выжить и нравственно выстоять в жесточайших условиях лагерной неволи. Авторское стремление к синтезу жизненного опыта разных прототипов, к совмещению нескольких точек зрения обусловило выбор типа повествования. В этой повести Солженицын применяет очень сложную повес-

твовательную технику, основанную на попеременном слиянии, частичном совмещении, взаимодополнении, взаимоперетекании, а иногда и расхождении точек зрения героя и близкого ему по мироощущению автора-повествователя. Взгляд «изнутри» («лагерь глазами мужика») в рассказе чередуется с взглядом «извне», причем на повествовательном уровне этот переход осуществляется почти незаметно. В отличие от многих героев русской и советской литературы, не прошедших школы коллективизации и ГУЛАГа, Шухов не воспринимает отчий дом, родную землю как «утраченный рай», как некое сокровенное место, к которому устремлена его душа. Возможно, это объясняется тем, что автор хотел показать катастрофические последствия социальных и духовно-нравственных катаклизмов, потрясших в ХХ столетии Россию и существенно деформировавших структуру личности, внутренний мир, саму природу русского человека. Вторая возможная причина отсутствия у Шухова некоторых «хрестоматийных» крестьянских черт - опора автора на реальный жизненный опыт, а не стереотипы художественной культуры.

Сам эпизод ареста Шухова помогает глубже понять героя, смирившегося с чудовищными по несправедливости обвинениями и приговорами, не ставшего протестовать и бунтовать, добиваясь «правды». Солженицын не дает подробного, развернутого портрета Ивана Денисовича. Писателя привлекают такие внешние подробности, по которым можно составить представление о внутреннем содержании личности. [Урманов А. В. 2004: С.13,14,16,23.]

Александр Солженицын показал в повести всего лишь один день жизни своего героя - от раннего подъема до отбоя. Но «разрез» этого сжатого, сконцентрированного во времени существования позволил писателю сказать так много, воспроизвести так подробно события, повторяющиеся на протяжении трех тысячи шестисот пятидесяти трех дней, что мы можем составить полнейшее представление о лагерной жизни Ивана Шухова. В лагере, изображенном писателем, своя строгая и четкая иерархия. Однако Солженицына интересует не только и не столько этот социальный «разрез» лагеря, сколько характеры заключенных, которые не роняют себя и сохраняют свою лицо. Но в центре повествования Солженицына остается все время заключенный Шухов, сорокалетний крестьянин, вырванный злой волей и из армии, где он честно сражался за родную землю, и из семьи, лишившийся любимой работы на земле. Простой русский мужик из деревни, затерянной в средней полосе России.

Лагерь оказывает губительное воздействие на личность. Многие не выдерживают, ломаются и гибнут. Уже восемь лет «перемалывается» в сталинской лагерной машине Иван Денисович, стремясь обязательно выжить, но не утратить человеческого облика. Следуя своей крестьянской мудрости, обогащенный лагерным опытом, Шухов остается верен своей твердой нравственной основе, проявляя порядочность и честность. Он, заурядный человек, поражает нас своей природной мудростью, естественностью, ясным взглядом на жизнь. [Роговер Е. С. 2008: С.470-474.]

Иван Денисович имеет много общего с простым русским мужиком классики ХIХ века, с тем же Платоном Каратаевым, с лесковскими героями. В основе его нравственных представлений традиционные, христианские ценности. Мы видим незлобливость, услужливость, его мужицкое лукавство, умение приспособиться к невыносимым условиям и быть довольным малым. Доброта и жалость главного героя к окружающим, способность понять даже своих конвоиров и надзирателей и посочувствовать им - все это свидетельствует о возвращении русской литературы к вечным гуманистическим ценностям. В лице тихого и терпеливого Шухова автор воссоздал почти символический в своей обобщенности образ русского народа, способного перенести страдания, издевательства коммунистического режима и блатной беспредел Архипелага и, не смотря на это, выстоять в этом «десятом круге ада», сохранить при этом доброту к людям, человечность, снисходительность к человеческим слабостям и непримиримость к подлости. [Мурашова О. 2010: С.14-15.]

Мазками, отдельными репликами прикоснулся автор к целому комплексу острейших проблем, которые в те годы даже еще не были представлены: начало и размах репрессий, национальный вопрос, преследования за инакомыслие, гонения на веру. И все это - в сюжетных рамках повествования об одном дне одного заключенного. Так «повесть» приобретает смысл, близкий древнерусскому пониманию произведения, которое призвано «поведать», в котором главное - устное рассказывание. Произведение Солженицына также отличается установкой на устную речь. «В этой повести народ сам от себя заговорил, язык совершенно натуральный», - отметил С. Маршак. [Колядич Т. М. 2005: С.325.]

В этой повести Солженицын обращается к сказовой манере повествования, дающей Ивану Денисовичу возможность речевой самореализации, но это не прямой сказ, воспроизводящий речь героя, а вводящий образ повествователя, позиция которого близка позиции героя. Такая повествовательная форма позволяла в какие-то моменты дистанцировать автора и героя, совершить прямой вывод повествования из «авторской шуховской» в «авторскую солженицынскую» речь. Сдвинув границы шуховского жизнеощущения, автор получил право увидеть то, чего не мог увидеть его герой.

И герою, и повествователю доступен тот специфически русский взгляд на действительность, который принято называть народным. Именно этот опыт чисто «мужицкого» восприятия лагеря как одной из сторон русской жизни ХХ века и проложил путь повести к читателям. В этом рассказе Солженицын еще не подошел к одной из самых важных для него тем - теме сопротивления антинародному режиму. Она станет одной из важнейших в дальнейших его произведениях. Пока писателя интересовал сам народный характер и его существование «в самой нутряной России - если такая где-то была, жила». . [Голубков М. М. 2003: С.249-250.]

Противоречивость характера предстает иногда с комической стороны - как в рассказе «Захар Калита». Этот небольшой рассказ весь построен на противоречиях, и в этом смысле он очень характерен для поэтики писателя. Его нарочито облегченное начало как бы парадирует расхожие мотивы исповедальной и лирической прозы 60-х годов, явно упрощающие проблему национального характера. Так от противоречивости национального сознания

Солженицын делает шаг к исследованию противоречивости национальной жизни, приведший уже значительно позже к другим поворотам русской истории.

Но если повествователь может поставить перед собой такие вопросы и осмыслить их, то главный герой рассказа, самозваный сторож Куликова поля Захар-Калита, просто воплощает в себе почти инстинктивное желание сохранить, утраченную было, историческую память. Толку от его постоянного, дневного и ночного пребывания на поле нет никакого, но сам факт существования смешного чудаковатого человека значим для Солженицына. С одной стороны, Смотритель Куликова поля со своей бессмысленной деятельностью смешон, как смешны его уверения дойти в поисках своей, только ему известной правды, до Фурцевой, тогдашнего министра культуры.

Повествователь не может удержаться от смеха, сравнивая его с погибшим ратником, рядом с которым, правда, нет ни меча, ни щита, а вместо шлема кепка затасканная да около руки мешок с подобранными бутылками. С другой стороны, совершенно бескорыстная и бессмысленная, казалось бы, преданность Полю как зримому воплощению русской истории заставляет видеть в этой фигуре нечто настоящее - скорбь. Авторская позиция не прояснена - Солженицын балансирует на грани комического и серьезного, видя одну из причудливых и незаурядных форм русского национального характера. Комичны при всей бессмысленности его жизни на Поле претензия на серьезность и собственную значимость, его жалобы на то, что ему, смотрителю Поля, не выдают оружия. И рядом с этим - совсем уж не комическая страст-

ность героя доступными ему способами свидетельствовать об исторической славе русского оружия. И тогда «сразу отпало все то насмешливое и снисходительное, что мы думали о нем вчера. В это заморозное утро встающий из копны, он уже был не Смотритель, а как бы Дух этого Поля, стерегущий, не покидавший его никогда». [Голубков М. М. 2003: С.247-248.]

Образ рассказчика в «Захаре Калите» максимально приближен к автору. О Куликовом поле рассказывает советский интеллигент 60-х годов. Это становится ясно не только по особенностям его речи, историческим и литературным ассоциациям, но и потому. Как он относится ко всему увиденному, по его оценке. Патриотизм рассказчика без выспренности и пустозвонства, он естественен и осмыслен. История героической битвы для

него не столько прославление победы своих соотчичей и похвальба, сколько горесть и сожаление, что приходилось жертвы великие приносить, «чтоб только Русь встряхнулась от басурманов». Он понимает, что события истории сложны и неоднозначны. Некоторая романтика и идеализм мировосприятия рассказчика заметны и в его недоумении. Почему здесь, на Поле, откуда «повелась судьба России», никого нет, как на «пустом» месте? В радости, что хоть кто-то встретили здесь. В желании сгладить «извивы Истории», «отмахнуться от скрипучих оговорок летописцев». Проста и обычна, к сожалению, для нас и разгадка состояния памятника - церкви с неземными куполами: «со всех пяти куполов соседние жители на свои надобности ободрали жесть, и купола просквозились, вся их внешняя форма осталась ненарушенной, но выявлена только проволокой».

Прошлое и настоящее для читателя объединяются и авторской оценкой. Прошлое трагично, современность мелка. В силу разных обстоятельств люди пренебрегают памятью о прошлом, тем самым обедняя свое настоящее. Сопоставление былого величия и сегодняшней мелочности вызывает печаль.

Это общее настроение рассказов Солженицына: «невесел мир его микроновелл, образовавших цикл «Крохотки». [Романова Г. И. 2005: С.53-54.]

2.3 Роль художественных принципов поэтики Солженицына на основе аллегорической миниатюры «Костер и муравьи»

Цикл солженицынских «Крохоток» состоит из семнадцати миниатюр, различных по своему объему, тематике и жанрово-стилистическим признакам. Некоторые из них написаны в форме аллегорической миниатюры, замечательные образцы которой созданы И. Тургеневым, В. Короленко, И. Буниным. Как и его предшественники, Солженицын в своих миниатюрах

иногда отказывается от непосредственного выражения смысла в тексте и на первый план выдвигает зарисовки мелких эпизодов окружающего мира. Придавая им форму мимолетных мгновений, зафиксированных как будто наспех героем-повествователем и отражающих его актуальное настроение. Представленные таким образом «мгновения» повседневности приобретают необычную яркость, красочность и одновременно выражают более глубокий, чем кажется на первый взгляд, смысл.

Аллегорический смысл содержит и миниатюра «Костер и муравьи». В ней дана импрессионистическая зарисовка муравьев, попавших в огонь вместе с гнилым бревном, в котором жили. Описывая мечущихся и погибающих в пламени насекомых, не желающих покидать свой родной дом, повествователь явно поэтизирует их стихийный героизм, но смысл произведения этим не исчерпывается. Поведение солженицынских муравьев ассоциируется с патриотическим порывом жителей Москвы в романе Л. Толстого «Война и мир», которые, несмотря на разорение, возвращаются в свой город-муравейник и отстраивают его во имя «чего-то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки…». Намекая на образ толстовского «человеческого муравейника», Солженицын взывает здесь к патриотическим чувствам сограждан-современников и опосредованным путем напоминает им, что нельзя покидать родину, находящуюся в опасности. [Кодзис Б. 1998: С.103-104.]

Эта новелла-исповедь писателя многое объясняет в нюансах его жизненной позиции: «Я бросил в костер гнилое бревнышко, не досмотрел, что изнутри оно густо заселено муравьями». Судьба человека в мире многовариантна, ее можно сочинять, импровизировать. Даже в богоотставленной, насквозь регламентированной стране. И все же подавляющее большинство народа, как эти муравьи, знают один вариант судьбы. Костер… Что иное, как не костер, да еще какой губительный, часто безотрадный, вся новейшая история России, с ее «экспериментами» над народом, с грандиозными мифам о будущем, с гибелью многих? «Покинула» многих Родина, искореженная, не узнающая детей своих, превращенная в помпезную утопическую громадину, но как «покинуть» ее? И легче ли тогда будет? Вот что волнует автора, о чем болит его сердце. [Чалмаев В. А. 1994: С. 81.]

Солженицыну «тесно» в литературе. Так было бы, наверное, тесно в пределах художественной условности, знай он их, Нестору, автору «Повести временных лет». Аналогия с древнерусской литературой, как нам представляется, может не только показать исключительный масштаб его фигуры в контексте русской словесности, но и специфику его творчества --

синкретизм. Литература дает ему средства поставить и разрешить проблемы экстралитературные: исторические, политические, культурологические, философские и социальные. Предметом его исследования стала русская действительность ХХ века. Можно допустить, что русские люди следующего столетия будут знать историю по эпосу Солженицына, а не по учебникам. Его творчество дает материал для профессионального познания не только филологу, но и историку, культурологу, социологу… В его эпосе содержится

достоверное свидетельство о русской судьбе ХХ века, равного которому по масштабности, наверное, еще не знала русская мысль. Синкретизм как творческая доминанта определяет специфику художественности его произведений. Классический роман (нелюбимое жанровое определение писателя) или повесть не выдерживали чрезмерной смысловой нагрузки, поэтому после «В круге первом» и «Ракового корпуса» Солженицын создает новую крупную жанровую форму, с явным преобладанием документального материала -- «Узлы» эпопеи «Красное Колесо». При этом включение в повествовательную структуру авторской публицистики, прямое выражение авторской позиции по политическим и историософским проблемам, столь нехарактерное для реалистической русской прозы последних двух столетий, соседствует с традиционными для романиста формами психологического анализа, объектами которого выступают реальные политические деятели, определявшие судьбы России, так и вполне заурядные граждане.

Думается, что определение специфики художественной стороны творчества Солженицына -- актуальная задача будущего, стоящая перед филологией. Без ее решения не сможет быть создана объективная история русской литературы ХХ века. Приступая к ней, необходимо понять, какие творческие задачи ставил перед собой писатель, обращаясь к новым художественным формам. Одна из таких задач, реализованных в эпосе Солженицына, была предопределена предметом изображения. В его творчестве создана целая характерология русской жизни первой половины ХХ века. Предметом исследования стал русский национальный характер в его разных личностно-индивидуальных проявлениях, охватывающих практически все слои русского общества в переломные моменты его бытия: политический Олимп, генералитет, дипломатический корпус, карательные аппараты, служащие разным режимам, советские заключенные, лагерные надсмотрщики, крестьяне антоновской армии, советский партаппарат разных десятилетий… Солженицын прослеживает изменения русской ментальности, показывает процесс мучительной ломки национального сознания. Можно сказать, что русский характер запечатлен им в процессе деформаций.

Эпос Солженицына дает материал для исследования конкретных форм этих деформаций и условий, приведших к ним. Принято считать, что это условия политические. Действительно, трудно найти писателя столь явно политизированного, сделавшего предметом художественного исследования документальное воспроизведение политических событий Августа Четырнадцатого или Апреля Семнадцатого. В сущности, весь эпос Солженицына можно рассмотреть как уникальный материал по русской

характерологии, требующий научного осмысления со стороны ученых, профессионально связанных с той областью знания, которая определяется как «русская идея». Мы имеем дело не только с корпусом художественных текстов, принадлежащих одному писателю, но с уникальным свидетельством о русской судьбе, характере, сознании, запечатленных в «узловых точках» исторического процесса ХХ века.

Творчество Солженицына представляет собой антологию сложившейся в советское время антисистемы. «Да быть ли нам русскими?» -- этот вопрос из его книги «Россия в обвале» носит отнюдь не риторический характер. [Голубков М. 2001: С.180, 189.]

Его творчество - явление во многих отношениях уникальное, но вместе с тем глубоко укорененное в национальной традиции. Для писателя характерна, если воспользоваться его же словами о Пушкине, «яркая память всей глубины истории русской, с которою он ощущает свою органическую слитность, всех веков». В эпоху тотального релятивизма и разрушения всех прежних опор и скреп - философских, этических, духовных, эстетических - Солженицын. Основываясь на принципах Истины, Добра, Красоты, попытался заново «собрать» казалось бы распавшийся на осколки мир. Своим творчеством он соединил разорванные связи между прошлым и настоящим, между великой русской классикой и современным искусством, он сделал попытку восстановить в правах традиции тысячелетней христианской культуры, вечные этические и эстетические ценности. [Урманов А. В. 2004: С. 339.]

Заключение

Солженицын - одна из ключевых фигур в русской литературе второй половины ХХ века. Масштаб личности и творчества, глобальность художественных и духовных прозрений писателя, воплотившего в своих произведениях трагический разлом русской национальной жизни, сформировали представление о нем как явлении не только грандиозном, по сути эпохальном, но и в определенной степени знаковым. Художник такого масштаба и темперамента мог родиться только в эпоху грандиозных, социальных, духовно-нравственных, онтологических катастроф, в эпоху мощных тектонических разломов и глобальных катаклизмов. Наш век нуждался в художнике, который своей жизнью и своим творчеством мог бы утвердить в правах эстетическую систему, позволяющую не только правдиво и максимально полно отображать многомерную, значительно усложнившуюся действительность, но и бороться с царящим в мире злом. Солженицын уже в самом начале своего творческого пути вступает в жесточайшую схватку с теми силами, которые отринули вечные духовные ценности, заменив их голой идеологией или лозунгами материального потребления. Эту «космическую» по своей значимости битву писатель ведет на страницах своих книг. Он бесстрашно обращается к самым острым проблемам современности, к «запретным» темам: воссоздает историю чудовищных преступлений тоталитарного режима против собственного народа, рассказывает о деградации колхозной деревни, о развращающем воздействии атеизма на духовное здоровье нации, о катастрофических последствиях реформ 90-х годов и т.д. [Урманов А. В. 2004: С. 339-340.]

Подобные документы

Теория поэтики в трудах Александра Афанасьевича Потебни. Проблемы исторической эволюции мышления в его неразрывной связи с языком. Проблема специфики искусства. Закономерности развития мышления и языка. Рецепция идей А. Потебни в литературоведении XX в.

реферат , добавлен 25.06.2013


Три основных периода, выделяемых в истории эволюции поэтики. Мышление человека в эпоху дорефлективного традиционализма. Отличительные черты периода традиционалистского художественного сознания. Взаимоотношение трех категорий: эпос, лирика и драма.

эссе , добавлен 18.11.2014


Тематика, персонажи, пейзаж, интерьер, портреты, традиционность и композиционные особенности "Северных рассказов" Джека Лондона. Человек как центр повествования цикла "Северные рассказы". Роль предметов, системы персонажей и элементов поэтики в рассказах.

дипломная работа , добавлен 25.02.2012


Творчество М. Булгакова. Анализ поэтики романов Булгакова в системно-типологическом аспекте. Характер булгаковской фантастики, проблема роли библейской тематики в произведениях писателя. Фантастическое как элемент поэтической сатиры М. Булгакова.

реферат , добавлен 05.05.2010


Краткий биографический очерк жизни и творчества известного русского писателя А.И. Солженицына, этапы его творческого пути. Лексико-стилистические особенности малой прозы А.И. Солженицына. Своеобразие авторских окказионализмов в рассказах писателя.

курсовая работа , добавлен 06.11.2009


Объем теоретических понятий "образ", "традиция", "картина мира", "поэтика". Связь "картины мира" и "поэтики" русского футуризма и рок-поэзии. Художественная трактовки образа города в творчестве В.В. Маяковского. Образ города в творчестве Ю. Шевчука.

курсовая работа , добавлен 10.02.2011


Апокалипсис и его отражение в эсхатологии и литературе. Отражение апокалиптических сюжетов в русской литературе XIX-XX веков. Роль апокалиптических мотивов памяти в прозе А. Солженицына, православное восприятие жизни в условиях тоталитарного режима.

курсовая работа , добавлен 30.08.2014


Жизненный и творческий путь А.И. Солженицына через призму его рассказов и романов. "Лагерная" тема в его произведениях. Диссидентство писателя в произведении "Красное колесо". Интенциальное содержание авторского сознания Солженицына, язык и стиль автора.

дипломная работа , добавлен 21.11.2015


Интертекстуальность как категория лингвистики. Функции интертекстуальности в художественном тексте. Создание конструкций "текст о тексте". Особенности поэтики "Записок потерпевшего крушение". Специфика интертекстуальности в произведении Уве Йонсона.

курсовая работа , добавлен 11.05.2014


Анализ поэтики и специфики жанра как литературоведческой проблемы. Особенности прозаического эпоса мордовской литературы. Жанровое своеобразие и нравственно-эстетический аспект рассказов В.И. Мишаниной, ее биография, тематика и проблематика творчества.

Введение

Общие закономерности организации художественной речи, особенности языка и стиля писателя, семантико-стилистические преобразования слова в художественном тексте занимали одно из центральных мест в лингвистических исследованиях. Особо следует выделить работы, выполненные в рамках направления «Функциональная стилистика художественного текста», в которых рассмотрение идиостиля автора осуществляется с опорой на различные микроструктуры текста в их конкретной эстетической обусловленности (Н.И. Бахмутова, М.Б. Борисова, Е.Г. Ковалевская, Б.А. Ларин, Г.А. Лилич, Д.М. Поцепня, К.А. Рогова и др.). В этой связи актуальным является изучение лексического своеобразия, наиболее экспрессивных, ярких и необычных лексических единиц индивидуально-авторской системы языка.

Одним из ярких представителей, раскрывших богатство русского языка, расширивших его границы, был Солженицын. С.В. Мельникова справедливо считает, что «А.И. Солженицын – художник, остро чувствующий языковой потенциал. Писатель обнаруживает подлинное искусство изыскивать ресурсы национального языка для выражения авторской индивидуальности в видении мира…».

О жизни и творчестве А.И. Солженицына существует обширная литература, среди которой можно выделить более двух десятков монографий, около двадцати диссертаций, несколько коллективных сборников и изданных материалов научных конференций. Но это, в основном, литературоведческие исследования, затрагивающие проблемы социально-политического и идеологического характера. Лингвистические исследования, рассматривающие собственно лексическую систему произведений Солженицына, созданных в разные периоды, представлены лишь отдельными статьями. В свете сказанного тема нашего исследования «Лексическое своеобразие двучастных рассказов А.И. Солженицына ("На краях", "Желябугские высекли", "На изломах", "Настенька")» звучит актуально.

Объект исследования – язык двучастных рассказов А.И. Солженицына, созданных в 90-е годы ХХ века.

Предмет исследования – лексическая система указанных произведений.

Цель исследования – выявить и описать лексическое своеобразие двучастных рассказов А.И. Солженицына "На краях", "Желябугские высекли", "На изломах", "Настенька".

Для достижения указанной цели необходимо решение следующих задач :

1. Охарактеризовать творческий метод А.И. Солженицына, особенности его малой прозы.

2. Описать лексико-стилистические особенности малой прозы А.И. Солженицына.

4. Исследовать и описать особенности функционирования просторечной лексики в языке рассказов А. Солженицына.

Материалом исследования послужили тексты рассказов "На краях", "Желябугские высекли", "На изломах", "Настенька".

Основным методом исследования стал метод лингвистического описания, включающий приемы наблюдения, анализа, обобщения. Были использованы также методы словообразовательного и лексического анализов.

Научная новизна заключается в том, что впервые проанализировано лексическое своеобразие произведений, до сих пор подвергающихся лишь идейно-содержательному анализу.

1. Теоретические основы исследования

1.1 Специфика творческого метода А.И. Солженицына

Для творческого метода Солженицына характерно особое доверие к жизни, писатель стремится изобразить все, как это было на самом деле. По его мнению, жизнь может сама себя выразить, о себе сказать, надо только ее услышать. В Нобелевской лекции (1971–72) писатель подчеркивал: «Одно слово правды весь мир перетянет». Это предопределило особый интерес писателя к правдивому воспроизведению жизненной реальности как в сочинениях, основанных на личном опыте, так и в эпопее «Красное Колесо» , где документально точное изображение исторических событий также принципиально важно.

Ориентация на правду ощутима уже в ранних произведениях писателя, где он старается максимально использовать свой личный жизненный опыт. Не случайно главным героем поэмы «Дороженька» (1948–53) и в неоконченной повести «Люби революцию» (1948, 1958), которая задумывалась как своеобразное продолжение поэмы, является Нержин (автобиографический персонаж). В этих произведениях писатель пытается осмыслить жизненный путь в контексте послереволюционной судьбы России. Схожие мотивы доминируют и в стихах Солженицына (1946–53), сочиненных в лагере и в ссылке.

В раковом корпусе ташкентской больницы написан очерк «Протеревши глаза» , в котором дана оригинальная интерпретация пьесы, во многом полемичная по отношению к замыслу А.С. Грибоедова.

В драматической трилогии «1945 год» , состоящей из комедии «Пир победителей» , трагедии «Пленники» (1952–1953) и драмы «Республика труда» , использован военный и лагерный опыт автора. Здесь в качестве персонажа появляется полковник Георгий Воротынцев – будущий герой «Красного, Колеса». Кроме того, в «Пире победителей» и «Республике труда» читатель встречает Глеба Нержина, а в «Пленниках» – Валентина Прянчикова и Льва Рубина, персонажей романа «В круге первом». «Пир победителей» – это гимн русскому офицерству, не потерявшему достоинство и честь и в советские времена. Французский литературовед Жорж Нива обнаруживает в ранних пьесах Солженицына «стремление быть этнографом племени зэков». Особенно это заметно в «Республике труда», где лагерные реалии изображены очень подробно, а речь персонажей содержит множество жаргонизмов. Очень важна во всех 3 пьесах тема мужской дружбы.

Эта же тема оказывается и в центре романа «В круге первом» . «Шарашка», в которой вынуждены работать Глеб Нержин, Лев Рубин (его прототип – Копелев) и Дмитрий Сологдин (прототип – известный философ Д.М. Панин), вопреки воле властей оказалась местом, где «дух мужской дружбы и философии парил под парусным сводом потолка. Может быть, это и было то блаженство, которое тщетно пытались определить и указать все философы древности?». Мысль Солженицына парадоксальна, но не следует забывать, что перед нами лишь «первый круг» полудантовского-полутюремного «ада», где и мучений-то настоящих еще нет, зато есть простор для мысли: в духовном и интеллектуальном отношении этот «первый круг» оказывается весьма плодотворен. Так, в романе описано медленное возвращение Нержина к христианской православной вере, показаны его попытки по-новому осмыслить революционные события 1917, изображено «хождение» Наржина «в народ» – дружба с дворником Спиридоном (все эти мотивы автобиографичны). В то же время название романа символически многозначно. Кроме «дантовского», здесь присутствует и иное осмысление образа «первого круга». С точки зрения героя романа, дипломата Иннокентия Володина, существуют 2 круга – один внутри другого. Первый, малый круг – отечество; второй, большой – человечество, а на границе между ними, по словам Володина, – «колючая проволока с пулеметами… И выходит, что никакого человечества – нет. А только отечества, отечества, и разные у всех…». Володин, позвонив в американское посольство, пытается предупредить военного атташе о том, что советские агенты украли в США атомную бомбу – он не хочет, чтобы ею завладел Сталин и укрепил таким образом, коммунистический режим в СССР. Герой жертвует своей жизнью ради России, ради порабощенного тоталитаризмом отечества, но «обретя отечество, Володин обрел человечество». В названии романа содержится одновременно и вопрос о границах патриотизма, и связь глобальной проблематики с национальной.

Рассказы «Один день Ивана Денисовича» и «Матренин двор» близки идейно и стилистически, они обнаруживают характерный для всего творчества писателя новаторский подход к языку. И в «Одном дне Ивана Денисовича», и в «Матренином дворе» писатель активно использует форму сказа . При этом выразительность речи повествователя, героев их окружения создается в этих произведениях «не только какими-то необычными словарными «экзотизмами»… а, главным образом, умело используемыми средствами общелитературной лексики, наслаивающейся… на разговорно-просторечную синтаксическую структуру».

Особое место в творчестве писателя занимает цикл прозаических миниатюр «Крохотки» (1958–60, 1996–97). Солженицын – мастер крупной эпической формы, поэтому «невесомость», «воздушность» этих стихов в прозе кажется неожиданной. В то же время акварельно-прозрачная художественная структура выражает здесь глубокое религиозно-философское содержание.

В повести «Раковый корпус» перед читателем предстает «мозаика индивидуальных хроник – «личных дел» героев, центральных и второстепенных, всегда соотнесенных с грозными событиями 20 века». Все обитатели изображенной в повести палаты для больных раком вынуждены так или иначе решать проблему личного отношения к возможной скорой смерти, исходя из собственного жизненного опыта и своей индивидуальности. Оказавшийся в палате том произведений Л.Н. Толстого заставляет их задуматься над вопросом: «Чем люди живы?». Появление этого мотива на страницах «Ракового корпуса» может натолкнуть на мысль о прямом влиянии на писателя идей Толстого, однако Солженицын подчеркивал, что Толстой никогда не был для него моральным авторитетом и что, по сравнению с Толстым, Ф.М. Достоевский «нравственные вопросы… ставит острее, глубже, современнее, более провидчески». В то же время показательна высокая оценка Толстого-художника, поэтому неудивительно, что в построении крупной эпической формы писатель отчасти следует толстовской традиции. Вместе с тем несомненно влияние на поэтику произведений Солженицына модернистской прозы Е.И. Замятина, М.И. Цветаевой, Д. Дос Пассоса. Солженицын – писатель 20 в., и его не страшат новые и необычные формы, если они способствуют более яркому художественному воплощению изображаемой реальности.

Показательно в этом смысле и стремление писателя выйти за рамки традиционных жанров. Так, «Архипелаг ГУЛаг» имеет подзаголовок «Опыт художественного исследования». Солженицын создает новый тип произведения, пограничный между художественной и научно-популярной литературой, а также публицистикой. «Архипелаг ГУЛаг» с документальной точностью изображения мест заключения напоминает «Записки из Мертвого дома» Достоевского, а также книги о Сахалине А.П. Чехова и В.М. Дорошевича, однако если раньше каторга была преимущественно наказанием виновных, то во времена Солженицына ею наказывают огромное количество ни в чем неповинных людей, она служит самоутверждению тоталитарной власти. Писатель собрал и обобщил огромный исторический материал, развеивающий миф о «гуманности» ленинизма. Сокрушительная и глубоко аргументированная критика советской системы произвела во всем мире эффект разорвавшейся бомбы. Причина и в том, что это произведение – документ большой художественной, эмоциональной и нравственной силы, в котором мрачность изображаемого жизненного материала преодолевается при помощи своего рода катарсиса. По мысли Солженицына, «Архипелаг ГУЛаг» – дань памяти тем, кто погиб в этом аду. Писатель исполнил свой долг перед ними, восстановив историческую правду о самых страшных страницах истории России.

Книга «Бодался теленок с дубом» (1967–75; последняя ред. – 1992) имеет подзаголовок «Очерки литературной жизни» . Здесь объектом изучения является литературно-общественная ситуация в стране 60-х – 1-й пол. 70-х гг. 20 в. Эта книга рассказывает о борьбе писателя с советской системой, подавляющей какое бы то ни было инакомыслие. Это история о противостоянии правды и официозной лжи, хроника поражений и побед, повествование о героизме и подвижничестве многочисленных добровольных помощников писателя. Эта книга – о духовном освобождении литературы вопреки всем усилиям компартии, государства и карательных органов. В ней множество ярких портретов литературных и общественных деятелей той поры. Особое место в «очерках» занимает образ А.Т. Твардовского. Главный редактор «Нового мира» изображен без идеализации, но с большим сочувствием и щемящей болью. Художественно-документальный портрет Твардовского многомерен и не укладывается ни в какую схему. Перед читателем возникает живой человек, сложный, ярко талантливый, сильный и замученный той самой партией, от которой он, и совершенно искренне, себя никогда не отделял, которой верно и преданно служил.

Продолжением воспоминаний «Бодался теленок с дубом» является автобиографичная книга «Угодило зернышко промеж двух жерновов» (1978), имеющая подзаголовок «Очерки изгнания». В ней рассказывается о судьбе писателя в годы вынужденного пребывания вне России. Публикация этой книги пока не завершена.

10-томная тетралогия «Красное Колесо» посвящена подробному и исторически глубокому изображению Февральской революции 1917 и ее истоков. Писатель собрал и использовал множество документов изучаемого времени. Ни один историк до сих пор не описывал февральских события так подробно, буквально по часам, как это сделал Солженицын в «Красном Колесе».

Солженицын считает «Красное Колесо» эпопеей, отвергая такие жанровые определения, как роман или роман-эпопея. Это произведение глубоко новаторское и исключительно сложное. Помимо чисто художественных глав в нем есть и «обзорные» главы, в которых рассматриваются те или иные исторические события. Эти главы тяготеют к жанру художественного исследования. Вместе с тем в тетралогии присутствует монтаж газетных материалов (прием, заимствованный у Дос Пассоса), используются и художественные средства сценарной драматургии («экран»). Кроме того, некоторые главы состоят из коротких фрагментов, каждый в несколько строк. Так, солженицынская эпопея «получает структуру, совершенно отличную от традиционного реалистического романа». .

В 90-е гг. Солженицын вернулся к малой эпической форме. В «двучастных» рассказах «Молодняк» (1993), «Настенька» (1995), «Абрикосовое варенье», «Это», «На краях» (все – 1994), «Все равно» (1994–95), «На изломах» (1996), «Желябугские выселки» (1998) и небольшой по объему «односуточной повести» «Адлиг Швенкиттен» (1998) интеллектуальная глубина сочетается с архитектоническим совершенством, диалектически-неоднозначное видение художественной реальности – с тончайшим чувством слова. Все это – свидетельство зрелого мастерства Солженицына – писателя.

1.2 Лексико-стилистические особенности прозы А.И. Солженицына

О сновой особенности индивидуального авторского стиля писателя является работа писателя над расширением возможностей языкового выражения. Работа над лексическим запасом русского языка не ограничивается созданием ярких языковых образов в художественных произведениях. Более того, именно работа писателя как лингвиста предвосхищает и определяет языковые черты его художественных произведений. Писатель осмысленно и целенаправленно стремится к обогащению русского национального языка, о чем свидетельствуют и его лингвистические статьи, и высказанные в интервью идеи о русском языке, и «Словарь языкового расширения» .

Сочетание яркого новаторства и глубокой закорененности в национальной традиции – наиболее характерная черта солженицынского языка. Ярче всего это проявляется в области лексики. Писатель использует самую разнообразную лексику: встречается множество заимствований из словаря В.И. Даля, из произведений других русских писателей и собственно авторские выражения. А.И. Солженицын употребляет не только лексику, не содержащуюся ни в одном из словарей, но также малоупотребительную, забытую, или даже обычную, но переосмысленную писателем и несущую новую семантику. Кроме того, писателем значительно расширены возможности использования нелитературной лексики.

Так, например, язык рассказа «Один день Ивана Денисовича» ярко свидетельствует о том, что писатель претворяет в жизнь свой масштабный замысел по лексическому расширению русского языка. Прежде всего, необходимо выделить лексику, которая является собственно авторскими образованиями. Характерными чертами таких лексем, являются одноразовость и вытекающая из нее ненормативность, зависимость от контекста, экспрессивность, полисемантичность и принадлежность конкретному автору-творцу. На основании перечисленных признаков в рамках рассказа «Один день Ивана Денисовича» авторские окказионализмы можно определить следующим образом – это лексические единицы, не отмеченные в словарях или употребленные в значении, не отмеченном в словарях, созданные автором только для одной языковой ситуации. Часто это усеченные формы слов, образованные путем отсечения аффиксов более современного происхождения, нежели корень (например, кружь , грев , издаля ). Встречаются окказиональные слова, образованные путем скорнения (нелинейное сложение, при котором одна усеченная основа модифицирует значение другой основы и может приближаться по функции к аффиксу, например, рассмеркиваться , лопотно ). Скорнение необходимо отличать от простого соединения двух корней, каждый из которых полностью сохраняет свою форму. Так образованы, например, окказионализмы злоупорный, быстрометчив, землеруб. Среди окказионализмов есть формы, образованные с помощью высокопродуктивных аффиксов от высокочастотных корней (например, шажисто , спотычливо , терпельник ).

Лексические окказионализмы А.И. Солженицына созданы в рамках четырех основных частей речи: существительные, прилагательные, глаголы, наречия. Особое предпочтение отдается образованию сложных слов. Сложением созданы не только имена существительные (БЕГ-НАЛЕТ, ГЕНЕРАЛ-ЗУДА, ПОЕЗДКА-ИГРА, СОЛДАТ-БЕГУНОК, СТРЕЛКИ-КЛЕШНИ, ШАГ-ПРЫЖОК и др.), имена прилагательные (БРЕХЛИВО-НЕЧИСТЫЙ, ГРОЗНО-СЧАСТЛИВ, ДЕТСКИ-ПОДУШЕЧНЫЕ, ЗНАЧИТЕЛЬНО-ЗАГАДОЧНЫЙ, КРУГЛО-ОТТЯНУТЫЙ, ЛАДАННО-СИЗЫЙ и др.), что является обычным для языка, но и глаголы (ГОРИТ-ДЫМИТ, ИГРАТЬ-ВОЕВАТЬ, ИСКАТЬ-СПРАШИВАТЬ, ХОДИЛ-ПРИСЛУШИВАЛСЯ и др.), а также наречия (ЛЕДЯНО-ЛЮБЕЗНО, ЩЕЛКОВИДНО, СКОРОДЫШКОЙ, НЕИЗЪЯСНИМО-ЧУЖЕРОДНО, СЛЕЗНО-КОЛЕННО, НАСМЕШЛИВО-ПРИВЕТЛИВО и др.) .

Острее всего звучат солженицынские окказионализмы, воплотившиеся в форме наречий (причем именно наречий образа действия). Именно в этой части речи наиболее полно сочетаются для писателя возможность словотворчества и насыщенность выражаемого ею явления. Примером заимствованной формы, но преобразованной окказиональной семантики служит следующее наречие:

Однако он стал есть ее так же медленно, внимчиво [Солж. 1978: 15].

Наречие внимчиво мы находим у В.И. Даля. Можно предположить, что причина выбора писателем именно такой формы наречия кроется в отрыве наречия внимательно от образующего глагола внимать. В.И. Даль определяет этот глагол следующим образом:

ВНИМАТЬ, внять чему, внимаю и внемлю, арх. воймовать, сторожко слушать, прислушиваться, жадно поглощать слухом; усваивать себе слышанное или читанное, устремлять на это мысли и волю свою [Даль, I: 219].

Заключенный в лагере ест свою порцию не только внимательно (сосредоточенно), а жадно поглощая, впитывая, усваивая все, что можно, устремляя на это все свою мысли и свою волю.

По такой же морфологической схеме образовано наречие оступчиво от глагола оступаться (оступиться) т.е. ‘неудачно ступить, споткнуться’. При этом наречие является признаком глагола ходить , отсутствующего в предложении, но подразумевающегося. Так, фразу по трапу оступчиво можно развернуть до предложения ходить по трапу неудобно тем, что можно легко споткнуться или ступить неудачно. В этом и состоит так называемый «закон экономии» в языковом творчестве А.И. Солженицына.

Именно в окказиональных наречиях проявляется в полной мере важная особенность лексики А.И. Солженицына: «стремление к полисемии, к максимально возможному смысловому и экспрессивному наполнению слова, к его осложнению и преобразованию, к наслаиванию в пределах отдельной лексической единицы нескольких эстетически значимых смыслов или оттенков значений».

Глаголы также являются продуктивной частью речи для словотворчества А.И. Солженицына. Особенно излюблены писателем приставочные глаголы (а иногда и многоприставочные), поскольку в них есть возможность выражения некоего содержания не только в корне слова, но и в приставке. Полисемию авторских приставочных глаголов можно продемонстрировать на следующем примере:

Издобыть на снегу на голом, чем окна те зашить, не было легко («Один день Ивана Денисовича»).

Приставка из – подчеркивает исчерпанность, полноту проявления действия Издобыть – это не только добыть , но и изловчиться и добыть, измучиться и добыть.

Однако самая обширная область окказионального словопроизводства писателя – именная.

Сложные прилагательные у А.И. Солженицына в основном двухкомпонентные. Единичны случаи использования большего числа компонентов для образования сложного слова, причем один из компонентов может быть сам по себе сложным образованием (ДВУХ-С-ПОЛОВИНОЙ-ЛЕТНИЙ (прения), НЕКМЕСТНЫЙ (Курлов), ЛЮБОВНО-ЛАСКОВО-ДРУЖЕСТВЕНЕН, ЧЕРНОУСО-БАНДИТСКИЙ (морды крупье) и др.). Окказиональное сложное прилагательное может быть «самодостаточным», т.е. оно само является контекстом формирования окказиональной семантики (СНЕЖНО-СИНИЙ (хребет), СИЗО-ЛИЛОВЫЙ (тучки) ШАРОГОЛОВЫЙ (фельдфебель), ПУШИСТОУСЫЙ (Янушкевич), КРУПНООКИЙ (запасник) и др.).

С другой стороны, для словотворчества А.И. Солженицына не характерны такие способы образования окказиональных лексем, как использование непродуктивных аффиксов или слитное написание словосочетаний (какие находим у других авторов). Это обусловлено основными принципами словотворчества писателя: нацеленностью на общее употребление окказиональных слов и стремлением к сжатости текста.

2. Лексическое своеобразие двучастных рассказов А. Солженицына «На краях», «Желябугские выселки», «На изломах», «Настенька»

2.1 Авторские окказионализмы в художественном тексте двучастных рассказов А. Солженицына

Под лексическими окказионализмами мы понимаем такие лексические авторские новообразования, которых в литературном языке ранее не было. Мы разделяем мнение Е.А. Земской, которая считает, что эти слова «возникают не по правилам. Они реализуют творческую индивидуальность и живут не сериями, но одиночками».

Лексические окказионализмы – это слова в основном одноразового употребления, хотя они могут использоваться и в других произведениях данного автора. Противоречивым является вопрос об авторстве слов. Глубокий и убедительный ответ на этот вопрос дала Т. Винокур: «Ни в одном конкретном случае мы не можем с уверенностью сказать, что перед нами слова, которые Солженицын «взял да и придумал». Больше того, вряд ли сам он решился бы точно определить границу между созданным и воспроизведенным, настолько, как правило, бывает близка ему и органична для него та речевая среда, которую он изображает и членом (а следовательно, в какой-то мере и творцом которой) он является» . Если Солженицын не сам, точнее, не он один создавал эти слова, то он был их сотворцом. Они составляют основу его идиостиля. На практике творение (сотворение) лексических окказионализмов происходит с нарушением системной продуктивности словообразовательных законов.

Здесь, по мнению Е.А. Земской, можно различать два вида окказионализмов: «1) произведенные с нарушением системной продуктивности словообразовательных типов;

2) произведенные по образцу типов непродуктивных в ту или иную эпоху, т.е. с нарушением законов эмпирической продуктивности».

Нами были выявлены два типа окказионализмов в рассказах:

– созданные на основе словообразовательной системы , но по индивидуальной семантике или с использованием готовых словообразовательных элементов, или собственные:

Стал учиться конному делу, с хорошей выпрямкой . Через полгода возвысился в учебную команду, кончил её младшим унтером – и с августа 16-го в драгунском полку попал на фронт. («На краях»).

Стояли под Царицыном, потом посылали их на Ахтубу против калмыков: калмыки как сдурели, все как один советской власти не признавали, и не втямишь им. («На краях»).

Да ведь и у НИХ осведомление: раз пришли на стоянку бандитов, покинутую в поспехе , – и нашли там копию того приказа, по которому сюда и выступили! («На краях»).

Уже так запугались – ни за власть, ни за ПАРТИЗАНТОВ, а только: душу отпустите. («На краях»).

А снабжение в Красной армии – сильно перебойчатое , то дают паёк, то никакого. («На краях»).

Выпьют махотку с молоком, а горшок – обземь, озлясь .

А заставили крестьянского подростка гнать свою телегу с эскадронной клажей вместе с красной погоней, он от сердца: «Да уж хоть бы скорей вы этих мужиков догнали, да отпустили бы меня к мамане».

Бабы ахают навскличь, воют. «Сомкнуть строй. Кто среди вас бандиты?» Пересчёт, отбирают на новый расстрел. Тут уж не выдерживают, начинают выдавать. А кто – подхватился и наутёк, в разные концы, не всех и подстрелишь.

В образовании существительных наблюдается употребление глагольных префиксов, посредством чего достигается эффект оценочной экспрессии. Созданные слова реализуют творческий потенциал Солженицына, создают его индивидуальный идиостиль.

– семантическими окказионализмы – лексемы, которые ранее уже существовали в литературном языке, сохранили свою фономорфологическую форму, но обрели новизну за счет индивидуальных авторских значений.

Новые смыслы выводят вновь созданные слова за пределы тех значений, которые зафиксированы в известных толковых словарях. Лингвистическая природа лексики этого класса изменяется, из сферы узуса они переходят в область окказионального.

Следует отметить, что таким способом создаются вторичные номинации. Вторичное (окказиональное) именование вызвано поисками автора экспрессивного слова. Г.О. Винокур писал, что вторичная номинация вызвана потребностью «по-разному именовать в разных случаях одно и то же».

2.2 Просторечная лексика в двучастных рассказах

Т.Г. Винокур, как тонкий и глубокий исследователь языка русской художественной литературы, дала развернутый анализ языка и стиля рассказа Солженицына, очень высоко ценила в его стилистике наличие «просторечных» слов, так как они «обновляют привычные ассоциативные связи и образы». Они вместе с контекстом помогают читателю правильно понять значение окказионализма.

Просторечную лексику писатель использует для характеристики персонажей:

Ещось вечней и неколебнее их! Что было в позднем динамичней, зорче, находчивей? В андроповские годы сколько же хлынуло сюда отборных с высшим образованием! Сам Всеволод Валерьянович кончил лишь юридический, но рядом с ним там трудились и физики же, и математики, и психологи: попасть работать в КГБ было и зримым личным преимуществом, и интересом, и ощущением, что ты реально влияешь на ход страны. Это были смышлтвенной позиции в вихрях нового сумасшедшего времени – Косаргин перешимел. Ещопали на жилу, и она могла бы даже и далеко повести. («На изломах»)

Встречаются также и употребления разговорно-сниженных слов:

Во работают, вражины ! («На краях»).

В данном примере Солженицын предает эмоциональное состояние простого русского парня, а также его отношение.

Заключение

В настоящее время проблема анализа языка писателя приобрела первостепенную важность, так как изучение идиостиля конкретного автора интересно не только в плане наблюдения за развитием национального русского языка, но и для определения личного вклада писателя в процесс языкового развития. В этой связи представляется актуальным обращение к творчеству мастеров слова, таким, каковым является А.И. Солженицын. В нашей работе мы сделали попытку исследовать лексическое своеобразие двучастных рассказов А. Солженицына.

В первой главе исследования мы охарактеризовали творческий метод А.И. Солженицына, а также описали лексико-стилистические особенности малой прозы А.И. Солженицына.

Вторая глава исследования посвящена изучению своеобразия авторских окказионализмов в рассказах "Желябугские высекли", "На изломах", "Настенька", и особенностям их функционирования. Здесь же мы исследовали и описали особенности функционирования просторечной лексики в языке рассказов А. Солженицына.

В результате исследования мы пришли к следующим выводам .

Произведения А.И. Солженицына представляют собой материал, выявляющий скрытые потенции русского национального языка, представляющий возможности его развития. Основным направлением является обогащение словарного запаса за счет таких групп, как авторская окказиональная лексика, жаргонная лексика, диалектно-просторечная лексика.

Особенности художественного языка А.И. Солженицына явились реакцией на сложившуюся в советской художественной и публицистической литературе ситуацию: на ориентацию на нейтральный стиль и склонность к клише.

В этой ситуации лингвистическая работа писателя, направленная на возвращение утерянного языкового богатства, представляется, с одной стороны, реформаторской, с другой, является продолжением труда классиков русской литературы. Новаторский подход к языку проявляется, прежде всего, в экспрессивности лексических средств художественной речи за счет собственно-авторских окказионализмов, а также использования ресурсов просторечия и диалектов.

Список использованной литературы

1. Винокур Т.Г. С новым годом, шестьдесят вторым… / Т.Г. Винокур // Вопросы литературы. – 1991. – №11/12. – С. 59.

2. Винокур Г.О. Об изучении языка литературных произведений // Избранные труды по русскому языку / Г.О. Винокур. – М.: Государств. учеб.-педагогическое изд. Мин. просвещения РСФСР, 1959. С. 229–256.

3. Герасимова Е.Л. Этюды о Солженицыне / Е.Л. Герасимова. – Саратов: Издательство «Новый ветер», 2007. С. 90–105

5. Дырдин А.А. Русская проза 1950-х – начала 2000-х годов: от мировоззрения к поэтике: учебное пособие / А.А. Дырдин. – Ульяновск: УлГТУ, 2005.

6. Живов В.М. Как вращается «Красное Колесо» / В.М. Живов // Новый мир. – 1992. – №3. – С. 249

7. Земская Е.А. и др. Словообразование // Современный русский язык: Учебник / В.А. Белошапкова, Е.А. Земская, И.Г. Милославский, М.В. Панов; Под ред. В.А. Белошапковой. – М.: Высш. школа, 1981. С. 35

8. Земская Е.А. Словообразование как деятельность / Е.А. Земская. – М., 2007

9. Князькова В.С. Отражение лексического своеобразия прозы А.И. Солженицына в словацких переводах (на материале рассказа «Один день Ивана Денисовича»). Автореферат канд. филол. наук / В. С Князькова. – СПб., 2009.

10. Мельникова С.В. О роли лексического потенциала в идиостиле А.И. Солженицына (на примере лексико-словообразовательных диалектизмов «Русского словаря языкового расширения») // А.И. Солженицын и русская литература: Научные доклады / С.В. Мельникова. – Саратов: Изд-во Саратовского университета, 2004. С. 259–263.

11. Немзер А.С. Рождество и Воскресение / А.С. Немзер // Литературное обозрение. – 1990. – №6. – С. 33.

12. Нива Ж. Солженицын / Ж. Нива. – М.: Худ. Лит., 1992. С. 58

13. Полищук Е., Жилкина М. Юбилей Александра Солженицына / Е. Полищук, М. Жилкина // Журнал Московской Патриархии. – 1999, – №1. – С. 12–13.

14. Солженицын А.И. В круге первом / А.И. Солженицын. – М., 1990. Т. 2. С. 8.

15. Солженицын А.И. «Горе от ума» глазами зэка / А.И. Солженицын. – М., 1954.

16. Солженицын А.И. На краях / А.И. Солженицын // Роман-газета. -1995. – №23/24

17. Солженицын А.И. Публицистика: В 3 т. / А.И. Солженицын. – Ярославль: Верх.-Волж. Изд-во, 1995. Т. 1. С. 25

18. Темпест Р. Герой как свидетель: Мифопоэтика Александра Солженицына / Р. Темпест // Звезда. – 1993. – №10. – С. 186

19. Урманов А.В. Поэтика прозы Александра Солженицына / А.В. Урманов. – М., 2000. С. 131

Мельникова С.В. О роли лексического потенциала в идиостиле А.И. Солженицына (на примере лексико-словообразовательных диалектизмов «Русского словаря языкового расширения») // А.И. Солженицын и русская литература: Научные доклады / С.В. Мельникова. - Саратов: Изд-во Саратовского университета, 2004. С. 259–263

Солженицын А.И. Публицистика: В 3 т. / А.И. Солженицын. - Ярославль: Верх.-Волж. изд-во, 1995.

Солженицын А.И. «Горе от ума» глазами зэка / А.И. Солженицын. - М., 1954.

Нива Ж. Солженицын / Ж. Нива - М: Худ лит., 1992. С. 58.

Солженицын А.И. В круге первом / А.И.Солженицын. - М., 1990. Т. 2. С. 8

Винокур Г.О. Об изучении языка литературных произведений // Избранные труды по русскому языку / Г.О. Винокур. - М.: Государств. учеб.-педагогическое изд. Мин. просвещения РСФСР, 1959. С. 233.

Винокур Т. С новым годом, шестьдесят вторым / Т. Винокур // Вопросы литературы. - 1991. – №11/12. - С. 60.

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

1. Как, по-вашему, о чем этот маленький рас-сказ? В чем смысл его названия? Почему оно дано без восклицательного знака?

Это рассказ о судьбе русской интелли-генции в годы сталинских репрессий. Можно и по-другому сформулировать те-му данного рассказа — человек и власть в условиях тоталитарного режима. Взяв в качестве названия для своего рассказа за-ключительную фразу статьи журналиста о проекте талантливого изобретателя и снимая восклицательный знак, Солжени-цын придает ей трагически-философский смысл. Жаль, что по вине государства жизнь изобретателя-мелиоратора сложи-лась вопреки всем законам логики, жаль, что статья была посвящена якобы умершему, а не здравствующему человеку, жаль, что корреспондент «нескупого пе-ра» не смог бы опубликовать свой очерк, зная подлинные обстоятельства жизни Модеста Александровича. Жаль, что дочь ссыльного изобретателя живет в постоян-ном страхе перед властям предержащими и с постоянным ощущением униженного достоинства.

2. В чем вы видите особенности построения это-го рассказа? Как это воздействует на его эмоци-ональное восприятие читателем?

Рассказ построен таким образом, что читатель постепенно проникает в суть происходящего и наконец, дочитав его до конца, приходит к разгадке причины столь, казалось бы, необычного поведения дамы средних лет и вместе с разгадкой — к пониманию социально-философской про-блематики произведения, его характернос-ти для творчества Солженицына. Ведь только в конце становится понятной связь между содержанием статьи в газете и ее реальной значимостью для Ани. В эмоци-ональном отношении в процессе чтения происходит углубление сочувствия чита-теля к Анне Модестовне и ее семье.

3. Чего больше — эпического или лирического в рассказе? Обоснуйте свою точку зрения.

Событие, положенное в основу сюжета, достаточно простое: женщина пытается снять со стенда газету, ее останавливает милиционер, но прежде чем определить меру наказания, пытается понять причи-ны ее поступка. Узнав, что в газете поме-щена хвалебная статья в адрес ее отца, он разрешает ей взять газету с собой, и та с радостью бежит домой, чтобы порадовать мать. Однако этот несложный сюжет до-полняется рядом лирических размыш-лений и сцен, а также описанием пере-живаний героини. К лирическим встав-кам относятся описание осенней природы в Москве, игра Анны Модестовны с дождевыми каплями, своеобразная реак-ция ее на содержание газетной статьи и, наконец, краткий грустно-лирический эпилог.

4. На страницах небольшого рассказа дается до-статочно развернутое описание осенней природы в городе. Почему, по-вашему, автор прибегает к та-кому приему? Какова роль пейзажа в рассказе «Как жаль»?

Пейзаж в рассказе особенный, в чем-то противоречивый. В нем сочетается и мрачное и некое освежающее начала. Дождливо, сыро, но не холодно. Дождь уже перестал моросить. «Нежно серел приподнятый бульвар». На бульваре «от-дыхала грудь меж двух дорог перегорев-шего газа». Автор подробно описывает водяные капли, серебристо-белые в пас-мурном дне, и игру Анны Модестовны, пришедшей в учреждение за какой-то нужной справкой, с дождевыми каплями. Пейзаж этот в своей противоречивости символизирует ожидание перемен к луч-шему: сквозь грязь и сырость, густую сеть коричневых и влажных ветвей, уже от-живших, Аня видела веточки, и сучочки, и почечки будущего года. Потому-то вне-запно у нее переменилось настроение, она забылась и стала охотиться за каплями.

5. Какое время описано в рассказе? Ощущается ли ожидание чего-то нового, каких-то обнадежи-вающих перемен?

Это был октябрь 1952 года. Оставалось уже немного до конца сталинского режи-ма, несколько лет до наступления «отте-пели». Предчувствие будущих перемен, как было уже сказано, мы находим в опи-сании природы осенней Москвы, в появле-нии непроверенной статьи в газете о еще дореволюционном изобретении репресси-рованного инженера, достаточно мягко-сердечном поведении милиционера, кото-рый в духе того сурового времени должен был действовать однозначно, но разрешил унести газету, сказав: «Берите скорей, по-ка никто не видел…» Трудно предугадать, но уже в рассказе «Как жаль» повеяло ожиданием новой жизни при всей еще ее тогдашней трагичности.

6. Проследите за поведением героини рассказа Анны Модестовны. Что можно сказать о ее характе-ре, обстоятельствах, в которых она живет? Почему так привлек ее внимание образ прохожего и чем вызвал неприязненное чувство? Что думает о прохо-жем автор?

Анна Модестовна — интеллигентный человек, скромный и вежливый в поведе-нии и общении с другими людьми. Она легко теряется в сложных обстоятельст-вах, ее постоянно преследует чувство страха. Создается впечатление, что ей час-то приходилось выступать в роли проси-тельницы в советских учреждениях. Она стесняется естественных проявлений сво-его настроения. Так, увлекшись игрой с каплями, она вдруг «сбросила руку», ус-лышав за собой твердые шаги. «Спугну-тая» — такое странное, но интересное причастие употребляет Солженицын, ха-рактеризуя ее состояние в этот момент (она не напуганная, не испугавшаяся, а именно спугнутая, что подчеркивает внезапность настигнувшего ее страха). Ее внимание привлек прохожий, из тех, кто, по выражению автора, «замечает на улице только такси или табачный киоск». Анна Модестовна хорошо знала тип таких ранне-уверенных, с печатью образования и победительным выражением лица людей. Когда мы узнаем, что она — дочь репрес-сированного, то мы понимаем причину ее постоянного страха, неуверенности в поведении и боязни такого рода моло-дых людей с победительным выражением лица.

7. Проанализируйте диалог Анны Модестовны с милиционером. В чем причина ее страха?

Причина страха Анны Модестовны при появлении милиционера заключается в том, что ее попытка снять газету со стенда может быть истолкована как политиче-ская акция («или вы хотите, чтоб люди газет не читали» — первое, что могло и что пришло в голову этому в общем-то доброму стражу порядка в те времена). Ее поведение во время диалога с милиционе-ром неуверенно, несколько заискивающе, полно страха. Однако она уже многое при-выкла скрывать: объяснив, зачем ей нуж-на газета, она открыла только полуправ-ду, понимая, что искренность ее может погубить. Выражение благодарности ми-лиционеру, конечно, искренно, но звучит униженно и сопровождается изгибающи-мися поклонами.

8. Какое отношение вызывает статья у Анны Мо-дестовны и самого автора? Что значит определение автора «корреспондент нескупого пера»?

У Анны Модестовны статья пробудила надежду на облегчение участи ссыльного отца, и она даже забыла о необходимой ей справке, вероятно, понадобившейся по то-му же делу. В конце рассказа мы узнаем о хлопотах Модеста Александровича о пере-воде его на жительство в долину реки Чу, где был осуществлен его проект. Ее ре-акция была характерной для запуган-ного жизнью человека: не вздрогнула, не обрадовалась — «задрожала внутрен-ней и внешней дрожью как перед болез-нью».

Автор перелагает статью журналиста с явной иронией к стилю газетных статей советских времен, подмечая и осмеивая сложившиеся идеологические клише: ра-достное настроение по контрасту с хмурой погодой, радостное настроение во Фрунзе по созвучию с солнечной погодой. «Кор-респондент нескупого пера», т. е. про-странно излагающий свои мысли и наблю-дения, обильно использовал гидротехни-ческую терминологию, приводил цифры урожаев на колхозных полях. При всем владении «нескупым пером» о проекте Модеста Александровича было сказано очень кратко, и Солженицын полностью приводит этот текст. С иронией автор цитирует о косном царском режиме, да-леком от интересов народа. Это обяза-тельная идеологическая характеристика прошлого России. Журналист даже не по-трудился узнать дальнейшую судьбу изо-бретателя, лишь по собственным догад-кам предположил, что тот не дожил до светлых дней торжества его изобретения.

9. Как проявилась авторская позиция в финале рассказа?

Позиция автора в финале рассказа рас-крывается лаконично, но емко. Его слова полны горечи за судьбы талантливых лю-дей, вынужденных томиться в лагерях, отбывать ссылку и не находить примене-ния своим знаниям и силам. Первые че-тыре предложения финала восклицатель-ные. В этом восклицании — эмоции удив-ления. А затем снижение настроения до горечи и грусти. Особенно грустно звучат слова о нелепости сложившейся ситуации с изобретателем — «комендатура теперь никак не приткнет этого бесполезного ста-ричка: работы для него подходящей нет, а на пенсию он не выработал».

10. Прочитайте самостоятельно и проанализи-руйте один из рассказов Солженицына, например «Случай на станции Кочетовка» или «Правая кисть».

Одна из тем творчества Солженицына — исследование основ народного характера и его проявление в условиях тоталитарно-го режима. Такие народные образы мы встречаем и в «Одном дне Ивана Денисо-вича», и в рассказе «Матренин двор», и в маленьких рассказах писателя, в том чис-ле и в «Случае на станции Кочетовка». Материал с сайта

В этом произведении показан конфликт между истинно народными представле-ниями о добре и зле и мировоззрением, сформированным в конкретно-исторических обстоятельствах, в условиях тотали-тарного режима. Происходит конфликт долга и совести, в результате чего разру-шается положительное в человеке, кото-рого на первый взгляд можно считать во-площением народного характера. Моло-дой лейтенант Василий Зотов, в сущности, очень неплохой человек, производит вна-чале на читателя хорошее впечатление. Он привлекает своим внешним видом, искренностью, переживаниями, что не смог попасть на передовую, своей трево-гой за семью, находящуюся в оккупации. Он искренен в своей вере в революцию, де-ло Ленина и советскую власть. Идеологи-ческие рассуждения Зотова переданы ав-тором с нескрываемой иронией.

Проверкой на человечность стала встре-ча с отставшим от эшелона интеллиген-том Тверитиновым, бывшим актером, ко-торый добровольно пошел в ополчение, вместе со многими попал в окружение, вышел из него. Он принадлежит к неза-щищенным людям. Вместо уничтожен-ных в окружении документов он предъяв-ляет Зотову, помощнику военного комен-данта станции, фотографию его семьи. И Зотов испытывает на какое-то время симпатию к этому немолодому, уставше-му человеку, хочет ему верить. Но стоило Тверитинову оговориться и перепутать названия Сталинград и Царицын, как Ва-силий поступил жестоко и бесчеловечно: он сдал Тверитинова в НКВД, т. е. на вер-ную смерть, сопроводив его отправку до-носом. Совесть его неспокойна, он даже пытается узнать у следователя о судьбе Тверитинова. В глубине души он понима-ет, что совершил недостойный поступок. И пытается оправдаться: «Хотелось убе-диться, что он все-таки переодетый дивер-сант или уж освобожден давно».

«Но никогда потом во всю жизнь Зотов не мог забыть этого человека…» Исследо-ватели отмечают, что он не мог забыть че-ловека, а не задержанного, подозреваемо-го. «Случай» стал для лейтенанта серьез-ным нравственным испытанием, мукой совести, длящейся всю жизнь. В расска-зе Солженицын продолжил свои размыш-ления о сущности национального харак-тера, доказывая мысль о праведности рус-ского человека методом «от противного».

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

• краткое содержание как жаль солженицын
• как жаль солженицын ответы на вопросы
• Ответы на вопросы по рассказу солженицына как жаль
• чего больше эпического или леоичесуого в расскаже как жаль
• скачать презентацию к рассказу солженицына как жаль

Глава третья. Образно-лейтмотивная структура 104 «Архипелага ГУЛАГ»

Рекомендованный список диссертаций

• Становление и развитие "лагерной прозы" в русской литературе XIX-XX вв. 2003 год, кандидат филологических наук Малова, Юлия Валерьевна

• Формы художественного повествования в "малой прозе" А. И. Солженицына 2000 год, кандидат филологических наук Ким Ын Хи

• Роман А. И. Солженицына "В круге первом": Проблематика и поэтика 1996 год, кандидат филологических наук Белопольская, Елена Вадимовна

• Сюжет и характер в художественной прозе А. И. Солженицына: На материале романа "В круге первом" и повести "Раковый корпус" 1998 год, кандидат филологических наук Прокопова, Елена Владимировна

• "Достоевская" тематика и форма в публицистике А.И. Солженицына 2007 год, кандидат филологических наук Сашина, Анна Сергеевна

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Способы воплощения позиции автора в "Архипелаге ГУЛАГ" А. И. Солженицына»

Творчество А. Солженицына в наше время заняло подобающее ему место в истории русской литературы двадцатого века. Ранние рассказы писателя: «Один день Ивана Денисовича» и «Матренин двор», появившиеся в печати в начале пятидесятых годов, в эпоху «оттепели», и ознаменовавшие ее высшую точку, включены в школьную программу. Роман «В круге первом», повесть «Раковый корпус», десятитомная эпопея «Красное колесо» напечатаны в периодике и вышли отдельными изданиями в начале девяностых.

Наиболее полно и убедительно свои философские, исторические, политические и эстетические воззрения А. Солженицын изложил в «Архипелаге ГУЛАГ» - произведении, из-за которого писатель был насильственно выдворен из СССР в начале 1974 года. Особое место «Архипелага ГУЛАГ» в своем творчестве Солженицын подчеркнул тем, что поставил условие: возвращение его книг российскому читателю должно начаться именно с этого произведения. Это знаменательное событие произошло в 1989 году, когда избранные самим автором главы «Архипелага» были напечатаны в журнале «Новый мир»1, а следом вышел полный текст книги2. «Хлынула правда водопадом», как и предвидел автор «Архипелага». Не будет преувеличением сказать, что появление этой книги не в «самиздате», а напечатанной массовым тиражом стало качественно новым этапом в духовной жизни нации.

Вскоре после публикации основных произведений Новый мир.-1989.-№№ 8-11.

2 Архипелаг ГУЛАГ 1918-1956. Опыт художественного исследования//Солженицын А.И. Собрание сочинений. В 8 томах,-М., Центр «Новый мир», 1990.-Т.5-7. прежде опального писателя в нашей стране «Литературная газета» открыла рубрику под названием «Год Солженицына». Известным писателям и литературоведам предлагалось ответить, в том числе и на такой вопрос: настало ли время для объективного литературоведческого анализа творчества Солженицына? Большинство отвечавших на анкету «ЛГ» считало, что пока нельзя рассматривать произведения Солженицына вне идеологического контекста, что объективный анализ возможен только после того, когда страсти, вокруг личности писателя и его взглядов улягутся. В настоящее время необходимость литературоведческого анализа произведений А.Солженицына стала очевидной.

Предметом исследования в представленной диссертации является текст «Архипелага ГУЛАГ».

Актуальность работы определяется необходимостью рассмотрения «Архипелага ГУЛАГ» как эстетического феномена.

Новизна диссертации состоит в том, что это первое исследование, в котором рассматриваются способы объективации авторского сознания в тексте «Архипелага ГУЛАГ» А.Солженицына.

В диссертации предпринят комплексный анализ компонентов художественной формы в иерархическом подчинении задаче выявления позиции автора.

Впервые дан подробный анализ субъектной, ритмико-интонационной и образно-лейтмотивной организации текста «Архипелага».

Цель диссертации: рассмотреть способы воплощения позиции автора в «Архипелаге ГУЛАГ» А.Солженицына.

Для достижения поставленной цели решаются следующие основные задачи:

Проанализировать субъектную организацию повествования, обратив особое внимание на субъектно-объектные отношения, пространственно-временную организацию текста, соотношение «своего» и «чужого» слова в авторском повествовании.

Исследовать образно-лейтмотивную структуру как основу композиционного единства произведения А. Солженицына.

Архипелаг ГУЛАГ» - далеко не первое и не единственное произведение, раскрывающее лагерную тему. Тем не менее, именно этой книге суждено было занять особое место в общественном сознании и у нас, и на Западе. Название книги, по мысли В.Чалмаева, стало трагическим символом эпохи, символом беспрецедентного в истории подавления человеческой личности тоталитарным государством. «Словосочетание «архипелаг ГУЛАГ» вошло в определенную знаковую систему двадцатого века наряду с Освенцимом, Бухенвальдом, Хиросимой, Чернобылем.»1

Написанный А.Солженицыным вместе с двумястами двадцатью семью соавторами, «Архипелага ГУЛАГ» стал «общим дружным памятником всем замученным и убитым»2.

Замысел книги о лагерях возник у А.Солженицына в 1958 году. Но для всеохватывающего исследования личного опыта автора, который попал на «архипелаг» незадолго до окончания войны, в феврале 1945 года и провел в заключении и ссылке десять лет,

1 Чалмаев В. Александр Солженицын. Жизнь и творчество.-М.,1994,-С.147.

2 Солженицын А. «Архипелаг ГУЛАГ. 1918-1956.Опыт художественного исследования//Солженицын А. Малое собрание сочинений.-М.,1991.-Т\/-С.9. В дальнейшем «Архипелаг ГУЛАГ» цитируется по этому изданию с указанием в тексте тома и страниц. было недостаточно. Лишь после выхода в свет рассказа «Один день Ивана Денисовича», когда хлынул поток писем бывших лагерников, Солженицын продолжил работу. На основе свидетельств двухсот двадцати семи человек (это число указано автором в предисловии) и опыта, который писатель, по его собственным словам, вынес с Архипелага «шкурой своей, памятью, ухом и глазом», было выстроено три тома, состоящих из семи частей и шестидесяти четырех глав. Кроме писем и бесед с очевидцами, автор черпал материал в книгах и документах, сохранившихся в архивах.

В течение десяти лет шла работа в полуподпольных условиях, не раз автору грозил арест, «ни одного разу вся эта книга, вместе все ее части не лежала на одном столе!» (VII, 371).

Закономерно стремление общества разобраться в причинах великих исторических событий, сыгравших переломную роль в судьбе нации. В России на вопросы «что делать?», «кто виноват?» и «что же с нами происходит?» ищут ответ у писателей, олицетворяющих совесть нации. В традициях русской классической литературы соединение в лице писателя, такого как Гоголь, Достоевский, Лев Толстой, дара художника, историка, философа, публициста. В традициях нашей «учительской», по определению С.Залыгина, литературы - рассмотрение всех проблем в их нравственном преломлении. «Великими зовут у нас писателей, которые искусство свое делали средством понимания себя и общества, стремления к высшим нравственным целям»1.

1 Залыгин С. Год Солженицына//Залыгин С. Проза и публицистика.-М.,1991.-С.405.

Солженицын - наследник такого понимания творчества, что было отмечено в определении Нобелевского комитета, присудившего писателю премию «за нравственную силу, с которой он продолжил традиции, присущие русской литературе».

Особое отношение к предназначению художника и к своей собственной миссии сформулировано Солженицыным в Нобелевской лекции, являющейся самостоятельным литературным произведением большой эмоциональной силы. Отталкиваясь от «оброненной» Достоевским фразы: «Мир спасет красота», А.Солженицын обосновывает свой взгляд на художественность как единственную силу, способную утвердить истину даже в противящемся сердце:

Политическую речь, напористую публицистику, программу социальной жизни, философскую систему можно по видимости построить гладко, стройно и на ошибке, и на лжи, и что сокрыто, и что искажено - увидится не сразу <.>

Произведение же художественное свою проверку несет само в себе: концепции придуманные, натянутые не выдерживают испытания на образах: разваливаются и те и другие, оказываются хилы, бледны, никого не убеждают. Произведения же зачерпнувшие истины и представившие нам ее сгущенно-живой, захватывают нас, приобщают к себе властно, -и никто, никогда, даже через века, не явится их опровергать»1.

Красота, лежащая в основе подлинного творчества, по мысли Солженицына, не существует без истины и добра и если необходимо, замещает их, «выполняя, работу за всех троих». Отсюда уверенность писателя, что искусство способно в одиночку противостоять лжи и насилию и победить их.

1 Солженицын А. Нобелевская лекция//Хронограф-90.-М.,1999.-С.12-13.

Искусство и литература дают человечеству единую систему отсчета, передают от человека к человеку «груз чужого долгого жизненного опыта» и дают усвоить его как собственный. Литература, являясь мощнейшим фактором преодоления разобщенности человечества, одновременно вместе с языком сберегает национальную душу, становясь «живою памятью нации».

Поскольку искусство слова имеет такую силу, то несомненна, считает Солженицын, божественная природа таланта художника, несомненна и особая ответственность, возложенная на него. Русские писатели, как никто, сознавали свой долг перед обществом, и Солженицын заявляет о следовании этому нравственному императиву: <«.> русская литература десятилетиями имела этот крен - не заглядываться слишком сама на себя, не порхать слишком беспечно, и я не стыжусь эту традицию продолжать по мере сил». Подтверждением служит все творчество Солженицына и в первую очередь - «Архипелаг ГУЛАГ»1.

А.И. Солженицын, по сути, развивает на новом материале тему человеческого страдания, открытую в русской литературе еще А.Радищевым. К изображению жизни человека в неволе обращались Ф.Достоевский, Л.Толстой, А.Чехов. «Записки из Мертвого Дома» Ф.Достоевского, вышедшие в свет в 1862 году, были первым реалистическим изображением русской каторги.

Достоверность «Записок» основана на личном опыте писателя, четыре года проведшего в остроге. Первые критики видели в «Записках» обличение острогов или призыв к смягчению условий содержания преступников. Но задача Достоевского была шире: « «Мертвый Дом», сохраняя всю силу непосредственного личного свидетельства, вынесенного из немого мира каторги, был книгой, впервые так резко и крупно в художественных образах и картинах, поставившей вопрос о преступлении в свете взаимоотношений личности и общества, народа и образованных классов»2. Новаторской, бросающей вызов господствующим в общественном мнении взглядам о решающей роли среды в поведении человека, была мысль писателя о приоритете нравственной ответственности личности, способности или неспособности её противостоять внешним обстоятельствам. Новаторство Достоевского ещё и в том, как заметил В.Соловьев, что он показал: Отверженные, стоящие вне закона люди, которых общество отказывается признавать своими членами, являются не только нравственно равными большинству <.> членов общества, а иногда и бесконечно лучше их»3.

Через сто лет, в 1962 году, А. Солженицын публикует рассказ «Один день Ивана Денисовича». Рассказ стал подлинным открытием, принес автору широкую известность. Однако критики шестидесятых годов воспринимали «Один день Ивана Денисовича» односторонне, в духе антисталинских настроений того времени, как произведение, направленное против культа личности. В то время, когда обсуждались пути исправления недостатков социализма и не могло быть даже речи о выборе принципиально нового пути общественного развития, появился писатель, развернувший перед читателем совершенно иную философию личности и истории.

2 Лакшин В. Пять великих имен/Статьи, исследования, эссе.-М.,1988.-С.337.

3 Соловьев B.C. Нравственная миссия художника//Соловьев

В.С.Философия искусства и литературная критика.-М.,1991.-С.225.

Истоки ее в гуманистических традициях русской литературы прошлого века.

Рассказ можно рассматривать как эпизод, предваряющий всеобъемлющее исследование советской каторги, проведенное в «Архипелаге». На ограниченном пространстве, в рамках одной бригады, показаны, благодаря авторскому принципу максимальной типизации, практически все слои лагерного населения: «работяги», «придурки», «доходяги», «стукачи», не забыта и охрана, «начальники». Поскольку в рассказе лагерь послевоенный, то в нем представлены все «потоки» (словечко из «Архипелага») арестованных в разное время по одной, но всеохватной статье - пятьдесят восьмой: «кулаки», точнее, члены семей раскулаченных (бригадир Тюрин), арестованные за веру в Бога (баптист Алешка), побывавшие в немецком плену и считающиеся «шпионами» (сам Иван Денисович), представители национальных окраин, «националисты» - латыши, эстонцы, «бандеровцы», представители творческой интеллигенции. Обо всех этих «потоках» с привлечением уже не вымышленных, а реальных персонажей будет рассказано в «Архипелаге», после того, как автор получит тысячи писем от бывших заключенных, узнавших себя в героях рассказа.

Несмотря на сжатый хронотоп - один день - ретроспективные отступления позволяют узнать о деревенской жизни до колхозов (воспоминания героя) и после войны (письмо его жены). В рассказе Тюрина показана судьба раскулаченных и вместе с этим дана зарисовка начала тридцатых: привокзальная площадь, забитая умирающими от голода крестьянами - жертвами коллективизации.

И еще один, нравственный момент объединяет обе книги: пафос сохранения творческого достоинства в нечеловеческих условиях. По-настоящему увлечены работой и лишь в это время не чувствуют себя рабами Иван Денисович и его товарищи по бригаде (центральный эпизод рассказа - кладка кирпичной стены). Не спускает грозному начальнику караула Волковому кавторанг Буйновский, получая за это десять суток карцера. В нем, несмотря на наивность, даже ортодоксальность взглядов, есть что-то привлекательное, чем-то напоминает он героя пятой части «Архипелага» - «убежденного беглеца», тоже кавторанга Георгия Тэнно. Никого не боится тихий Алешка-баптист, привлекающий Ивана Денисовича убежденностью в правоте Господа и в пользе посланных им испытаний. Произнесенная устами Алешки сентенция: «Молиться не о том, что надо, чтобы посылку прислали или чтоб лишняя порция баланды. Что высоко у людей, то мерзость перед Богом! Молиться надо о духовном: чтоб Господь с нашего сердца накипь злую снимал <.»>1 - стала нравственным вектором всего творчества писателя.

Пафос произведений Солженицына, по словам И.Волкова, в утверждении способности людей сохранять свое человеческой достоинство в неблагоприятных для этого обстоятельствах, причем самые неблагоприятные из них - условия тюремной жизни в лагере заключенных - предстают в его творчестве как крайний вариант условий ограничения и подавления человека.

Это вполне органично подключает творчество А. Солженицына к классической реалистической литературе - и к «социально-критической» и к «психологически-утверждающей ее разновидностям»2.

Особенности художественного мира произведений А.Солженицына определяет религиозное сознание художника:

1 Солженицын А. Один день Ивана Денисовича//Солженицын А. Малое собрание сочинений.-М., 1991.-Till.-С. 108.

2 Волков И. Теория литературы.-М.,1995.-С.249.

Через все романы Солженицына проходит тема положительного отречения, приобретения через отдачу»1. Это роднит героев писателя XX века с героями Толстого и Достоевского, для которых характерна ситуация поиска и обретения внутренней свободы и одновременно постижения бытия. Неслучайно подлинная мера вещей во Вселенной открывается Раскольникову, Дмитрию Карамазову, Пьеру Безухову в неволе, когда, лишенный всех материальных благ, человек остается наедине со своей душой.

Солженицын наследует и доводит до разрешения одну из важнейших проблем, выдвинутую русской историей: проблему взаимоотношений дворянской интеллигенции и народа. ГУЛАГ, олицетворяющий «небывалое крепостное право в расцвете XX века», дал, как утверждает Солженицын, уникальную возможность сближения «верхнего» и «нижнего» слоев общества: «Впервые в истории такое множество людей развитых, зрелых, богатых культурой оказались без придумки и навсегда в шкуре раба, невольника, лесоруба, шахтера <.»> Это сближение давало уникальную возможность для литературы: «Только сам став крепостным, русский образованный человек мог теперь <.> писать крепостного мужика изнутри [курсив автора -Д.Ш.]. «Опыт «верхнего» и «нижнего» слоев слились - но носители слившегося опыта умерли <.>

Так невиданная философия и литература еще при рождении погреблись под чугунной коркой Архипелага» (VI, 303 -304).

Архипелаг ГУЛАГ», совмещая элементы исторического исследования, мемуарного повествования, философского

1 Назаров М. Этика и эстетика Солженицына и Бродского//Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси.-М., 1991.-С.417. трактата, публицистического памфлета, не может быть причислен ни к одному из названных жанров. Безусловно, книга А.Солженицына стоит в ряду произведений, условно причисляемых к «непроявленному жанру» художественно -документальной литературы, таких как «Записки из Мертвого дома» Ф. Достоевского, «Былое и думы» А.Герцена, «Севастопольские рассказы» Л.Толстого. По мнению Ж.Нива, подлинную историю XX века невозможно писать, опираясь только на документы: «бесписьменная эпоха» (выражение А.Ахматовой) оставила их мало. Зтим объясняется выбор жанра книги. «Опыт художественного исследования» - так обозначил его автор, разъясняя специфику жанра следующим образом: «Художественное исследование - это такое исследование фактического (не преображенного) материала, чтобы из отдельных фактов, фрагментов, соединенных, однако, возможностями художника, - общая мысль выступала бы с полной доказательностью, никак не слабее, чем в исследовании научном <.»>1.

Художественность литературного произведения, в том числе такого, как «Архипелаг», где, как предуведомляет автор, нет ни вымышленных лиц, ни вымышленных событий, состоит в адекватном воплощении автором своего творческого замысла, в единстве этического, присущего содержанию всякого истинно художественного произведения, и эстетического, лежащего в основе художественной формы произведения, компонентов.

По утверждению М.Бахтина, «Этическим моментом содержания художественное творчество и созерцание овладевает непосредственно путем сопереживания или вчувствования и

1 Солженицын А. Интервью на литературные темы с Н. Стру ве//Вестн и к РХД.-Париж, 1977.-№120/121 .-С. 133. сооценки, но отнюдь не путем теоретического понимания и истолкования <.> этично лишь само событие <.> именно это событие и завершается художественной формой, но отнюдь не его теоретическая транскрипция в виде суждений этики»1. Содержание художественного произведения не может быть чисто познавательным, лишенным этического момента. Когда же познавательные философско-исторические суждения порывают свою связь с этическим событием и организуются в теоретический трактат, что, как отмечает М.Бахтин, происходит иногда в творчестве Толстого и Достоевского, целостность произведения нарушается.

Форма, по мнению М.Бахтина, - активное ценностное отношение автора к содержанию. «Автор-творец - конститутивный момент художественной формы»2. Форма включает все элементы произведения, в которых чувствуется авторское отношение к излагаемому. В проявлении авторской позиции состоит коренное отличие произведения художественного от произведения научного, имеющего познавательную цель и не имеющего эстетической цели. Ученый организует лишь внешнюю форму изложения, в научном сочинении нет места выражению авторской субъективности.

В.Жирмунский следующим образом определяет границу: «Научный язык аморфен, в нем нет самостоятельных законов построения речевого материала <.>

Язык поэзии построен по художественным принципам, его элементы эстетически организованы, имеют художественный

1 Бахтин М.Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве//Вопросы литературы и эстетики.

М.,1975.-С.37.

2 Там же.-С.58. смысл, подчиняются общему художественному заданию»1. Таким образом, наличие или отсутствие эстетически организованной художественной формы является основополагающим признаком художественного произведения, отличая его от сугубо научного исследования и публицистического высказывания.

Чтобы понять эстетический объект в его художественном своеобразии, требуется рассмотреть его художественную форму как способ выражения авторского отношения к содержанию.

И.Волков выделяет в художественной форме три стороны: внешняя форма - речь, звук; внутренняя форма, включающая систему предметно - изобразительных деталей, что характерно для эпических произведений и ритм, интонацию, присущие лирике; а также композицию - взаиморасположение деталей внешней и внутренней форм2.

В настоящей диссертации применено частично измененное по сравнению с классификацией И.Волкова понимание сущности художественной формы. К «внешней» форме отнесено фонетическое, лексическое, синтаксическое своеобразие авторской речи и ритмико-интонационная её организация, присущая не только лирике, но и эпическим произведениям. К «внутренней» форме отнесена образная система произведения, отражающая конкретно-чувственное освоение автором действительности.

Третья сторона художественной формы, не упомянутая у Волкова, - субъектная организация текста, соотнесенность каждого отрезка текста с субъектами речи и сознания,

Жирмунский В. Задачи поэтики//Теория литературы. Поэтика.Стилистика.-М., 1979.-С.25.

2 Волков И. Теория литературы.-Указ.изд.-С.69. носителями определенной точки зрения, с которой в тот или иной момент ведется повествование. Все три названные стороны художественной формы объединяет композиция взаиморасположение и взаимодействие отрезков речи, организованных разными точками зрения, стилистических пластов, образов и мотивов.

М.Бахтин называл композицией совокупность факторов художественного впечатления1.

По мнению В.Виноградова: «в композиции художественного произведения динамически развертывающееся изображение мира раскрывается в смене и чередовании разных типов и форм речи, стилей, синтезируемых в образе автора»2.

В настоящей работе анализ текста строится на понимании целостности художественного произведения, все компоненты которого сводятся к единому центру - автору.

Автор - творец, по М.Бахтину, находится вне творения, «вненаходим». Для исследователя текста автор - это авторское сознание, воплощенное в данном тексте, «в том невыделенном моменте, где содержание и форма неразрывно сливаются»3. Авторское сознание объективировано в авторской позиции, проявляющейся в каждом элементе художественной формы.

В современном литературоведении проблема автора рассматривается в аспекте авторской позиции»4. Изучение авторской позиции - процесс реконструкции авторского видения

1 Бахтин М. Проблема содержания, материала и формы.//Указ.изд.-С.18.

3 Бахтин М. Эстетика словесного творчества.-М.,1979.-С.362.

4 Краткая литературная энциклопедия.-Т.9.-Стлб.ЗО. мира, являющийся важнейшей составляющей частью анализа художественного произведения.

Более узкое понятие «образ автора» рассматривается в литературоведении двояко. С одной стороны - образ автора указывает на одну из форм непрямого присутствия автора в произведении (в основном, в произведениях автобиографического плана). Шире под образом автора подразумевается личный источник тех слоев художественной речи, какие нельзя приписать ни героям, ни рассказчику. Последнего взгляда придерживался В.Виноградов, по его мнению автор присутствует в произведении в качестве речевого образа: «Образ автора - индивидуальная словесно-речевая структура, пронизывающая строй художественного произведения и определяющая взаимосвязь и взаимодействие всех его элементов»1. Таким образом, можно выделить две важнейшие составляющие проявления авторской позиции в тексте: индивидуальная словесно-речевая структура, то есть стиль и композиция.

Стиль понимается нами как совокупность косвенных форм выражения авторской позиции в данном произведении. Стиль включает фонетические, лексические, синтаксические, ритмико-интонационные средства художественной выразительности и средства художественной изобразительности, то есть образность.

Композиционное упорядочение выразительных и изобразительных стилистических средств связывает форму и содержание произведения в единое художественное целое.

Композиционно-стилистическое единство «Архипелага» исследовано в каждой из трех глав настоящей диссертации.

Обзор литературы, посвященный творчеству А.Солженицына, показал, что в исследованиях преобладает идеологический и проблемно-типологический подход к творчеству художника. В подавляющем большинстве работы представляют собой очерки творчества писателя1, лишь немногие из них посвящены исследованию поэтики.

Отдельные аспекты, входящие в комплекс интересующих нас проблем, рассмотрены в монографии Ж.Нива, вышедшей на французском языке в 1980 году и через четыре года переведенной на русский язык С.Маркишем2. Авторитетнейший французский славист поставил в своей книге задачу: дать цельный портрет Солженицына - человека, общественного деятеля, публициста, мыслителя, идеолога, историка и художника. Ж. Нива спорит с теми, кто привык разделять Солженицына - «гениального писателя» и Солженицына - «посредственного публициста». Предваряя анализ, Ж.Нива дает подробный, по годам, обзор жизни и творчества писателя удачно сопровождаемый автобиографическими цитатами из «Архипелага ГУЛАГ». Поэтике названного произведения в книге Ж. Нива уделено особое внимание. Отмечается энциклопедичность содержания, рассматривается обоснованность выбора жанра, выделяются главные принципы Солженицына-художника: потребность в посреднике между материалом и читателем, использование разнообразных точек наблюдения. Рассматривается ряд

1 Коган Э. Соляной столп.-Париж, 1982. Краснов-Левитин А. Два писателя.-Париж,1983 (о В.Максимове и А.Солженицыне). Мешков Ю. Солженицын. Личность, творчество, время.-Екатеринбург,1993. Плетнев Р. А.И.Солженицын.-Париж,1973. Супруненко П. Признание.Забвение. Судьба.-Мин.Воды, 1994.

2 Нива Ж. Солженицын.-М.,1992. особенностей архитектоники произведения и проблема языкового мастерства автора «Архипелага».

Структурное сходство с монографией Ж. Нива имеет книга очерков М.Шнеерсон1. Обзор произведений Солженицына выстроен в соответствии с конкретной задачей: на примере отдельного произведения раскрыть особенности мастерства художника. По заявлению автора, цель книги - не претендуя на полноту и научную завершенность осветить некоторые стороны художественного мира писателя. М.Шнеерсон подчеркивает традиционализм Солженицына, слияние в его творчестве искусства с нравственно-философской проповедью. «Зов к раскаянию» - так символически названа глава, посвященная «Архипелагу». Интересны наблюдения М.Шнеерсон над стилем Солженицына, в частности, над лирическим началом в повествовании. Автор очерков солидарен с высказыванием Л.Чуковской об «Архипелаге» как о произведении лиро-эпическом, в доказательство приводятся фрагменты текста, сходные со стихотворениями в прозе.

Хронологический принцип исследования положен в основу монографии В.Чалмаева2. Данный труд рассчитан на широкую аудиторию и имеет целью дать полную картину литературно-общественной деятельности и художественной палитры Солженицына. В. Чалмаев во многом опирается на исследование Ж. Нива и в то же время демонстрирует оригинальный взгляд на каждое разбираемое им произведение. На первый план здесь выдвинута религиозная проблематика, занимающая, несомненно, ключевое место в творчестве

1 Шнеерсон М. Александр Солженицын.Очерки творчества.-Франкфурт-на-Майне, 1984.

2 Чалмаев В. Александр Солженицын. Жизнь и творчество.-М.,1994.

Солженицына. Сквозь призму христианского мировоззрения рассматривает В.Чалмаев художественные особенности «Архипелага», определяемого им как главное творение Солженицына. «Русская Голгофа» - так названа глава об «Архипелаге». Интересны параллели между произведением Солженицына и «Доктором Живаго» Б.Пастернака, основанные на общности религиозной символики.

К семидесятилетию А.Солженицына вышла книга М. Геллера1, представляющая собой сборник статей автора о Солженицыне. Три статьи написаны по горячим следам - вслед за выходом каждого - из трех томов «Архипелага» в 1974 -76 годах. М.Геллер - историк, поэтому он рассматривает «Архипелаг» как историческое исследование.

Ознакомительный характер имеет серия статей П.Паламарчука, появившаяся одновременно с публикацией в СССР «Архипелага ГУЛАГ» А.Солженицына. П.Паламарчук, используя наработки Ж.Нива и высказывания самого Солженицына, доказывает связь писателя с традициями русской классики и христианского мировоззрения, а также со средневековым пониманием творчества как утверждения верховенства духа над материей2. Ни в одной из названных работ не ставилась задача рассмотреть авторскую позицию и способы ее воплощения в тексте «Архипелага», не дан анализ многообразия субъектных форм в повествовании, не исследован хронотоп. Недостаточно внимания уделено символике «Архипелага». Не проведен анализ ритма прозы.

Частным проблемам поэтики произведения А. Солженицына посвящены две статьи. Исследование повествовательной структуры

1 Геллер М. А.Солженицын.-Лондон,1989.

2 Паламарчук П. Александр Солженицын:Путеводитель.-М.,1991.

Архипелага» начато Эл.Маркштейн1 в статье, опубликованной в Австрии в 1981 году.

Исследователь, подводя итог работе, пишет: «Переплетение голосов и перспектив, эллиптические конструкции, сказовые элементы с переходом к речи устного изложения, фольклорная стилизация, многостильность, в которой выявляется диалогическая активность автора, и составляет сложную повествовательную структуру». - На основании вышеперечисленного делается вывод, что «Архипелаг» отвечает подзаголовку - «художественное исследование», так как помимо нравственной и познавательной задач автором ставится и решается еще и эстетическая задача.

Анализ различных видов образности, применяемых Солженицыным, дан на примере первой главы «Архипелага» Т.Телициной2.

Поэтике произведений А.Солженицына посвящены две кандидатские диссертации3 однако ни в одной из них не исследуется текст «Архипелага».

Методологической основой диссертации послужили труды М.Бахтина, 1 посвященные стилистике эпического произведения,

1 Маркштейн Эл. О повествовательной структуре «Архипелага ГУЛАГ»//Филологические записки,- Воронеж, 1993.-Выпуск1.-С.91-100

2Телицина Т. Образность в «Архипелаге ГУЛАГ» А.И.Солженицына.-Филологические науки.-1991 .-№5.-С. 15-24.

3 Белопольская Е. Роман «В круге первом».Проблематика и поэтика: Автореф.дисс. канд.фил.наук.-Волгоград, 1996. Кузьмин В. Рассказы А.Солженицына:Проблемы поэтики: Автореф.дисс. канд.филол.наук.-Тверь, 1997. типам прозаического слова, «своему» и «чужому» в авторском повествовании; Андрея Белого2 о стиле и ритме прозы; В.Виноградова3 об образе автора, отраженном в повествовании посредством стиля; Б.Гаспарова о лейтмотивах; В.Жирмунского4 о ритме прозы; Б.Кормана5 о способах исследования субъектной организации текста и типологии форм, опосредующих авторское сознание; Д.Лихачева5 о многообразии форм художественного времени; Б.Успенского7 о композиции как совокупности точек зрения, выраженных в повествовании.

При рассмотрении отдельных аспектов исследуемых в диссертации проблем учтены наблюдения А.Архангельского8,

1 Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. -М.,1975. Бахтин М. Автор и герой в эстетической деятельности// Эстетика словесного творчества.-М.,1986.-С.9-192. Бахтин М. К методологии литературоведения//Контекст 74.-c.203-212. Бахтин М. Проблема автора//Вопросы философии. 1977-№7. Бахтин М. Литературно-критические статьи.-М., 1986.

2 Белый А. Мастерство Гоголя.-М.,1996.

3 Виноградов В. Стиль Пушкина.-М.,1974. Виноградов В. Проблема авторства и теория стилей.-М.,1961. Виноградов

B.Стилистика.Теория поэтической речи.Поэтика.-М., 1963. Виноградов В. Проблема образа автора в художественной литературе//Виноградов В. О теории художественной речи.-М.,1971. Виноградов В. О языке художественной прозы.Избранные статьи.-М.,1980. Виноградов В. Проблемы русской стилистики.-М.,1981.

4 Жирмунский В. О ритмической прозе//"Русская литература.-1966.-№4.

5 Корман Б. Итоги и перспективы изучения проблемы автора//Страницы истории русской литературы.-М., 1971 .-С. 199-207. Корман Б.Целостность литературного произведения и экспериментальный словарь литературоведческих терминов// Проблемы истории, критики и поэтики реализма.-Куйбышев, 1981.

C.41-54. Корман Б. Образцы изучения текста.-Ижевск, 1995.-вып. 1.

6 Лихачев Д. Поэтика художественного времени//Поэтика древнерусской литературы.-Л.,1971 .-С.232-383.

7 Успенский Б. Поэтика композиции.-М.,1971.

8 Архангельский А. Поэзия и правда//Русские писатели-лауреаты Нобелевской премии.А.Солженицын.-М.,1991.

Д.Безруких1, Е.Волковой2, А.Газизовой3, В.Сурганова4, Л.Трубиной5

2 Волкова Е. Трагический парадокс Варлама Шаламова.-М.,1998.

3 Газизова А. Обыкновенный человек в меняющемся мире: опыт типологического анализа советской философской прозы 60-80-х годов.-М.,1990.

4Сурганов В. Один в поле воин//Литературное обозрение.-1990.-№8.-С.7-13.

5Трубина Л. Русский человек на «сквозняке» историию-М.,1999.

Похожие диссертационные работы по специальности «Русская литература», 10.01.01 шифр ВАК

• Функции художественной речи в прозе А.И. Солженицына 1990-х годов 2010 год, кандидат филологических наук Хитрая, Анна Александровна

• Художественный мир Варлама Шаламова 2006 год, кандидат филологических наук Аношина, Анна Валерьевна

• Герой как объект насильственного воздействия и как субъект ценностного "самостоянья" в творчестве А.И. солженицына 1960-х годов 2007 год, кандидат филологических наук Чуриков, Георгий Александрович

• Проблема личности в ранней прозе А.И. Солженицына: малые формы 2008 год, кандидат филологических наук Ли Хси-мэй

• Новеллистическая природа "Колымских рассказов" В.Т. Шаламова 2006 год, кандидат филологических наук Антипов, Антон Александрович

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Шумилин, Дмитрий Александрович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Архипелаг ГУЛАГ» А.И.Солженицына по праву занимает особое место в истории (русской и мировой) литературы XX века. Уникальность книги - в ее энциклопедичности. Солженицын, систематизировав огромный материал, создал поистине всеобъемлющую картину, включающую исследование природы тоталитарного государства, способов подавления человеческой личности и душевных изменений, происходящих с человеком в неволе. «Художественное исследование» Солженицына соединяет в себе труд историка-документалиста, мемуариста, психолога и философа.

Острота поставленных в «Архипелаге» проблем заслонила на время вопрос о художественных достоинствах книги: так произошло после публикации «Архипелага» на Западе в 1974-1976 годах и в 1989 году, когда произведение А.Солженицына было напечатано в СССР. В книгах и статьях, посвященных творчеству писателя, литературоведы рассматривали «Архипелаг», в основном с точки зрения содержания, не уделяя должного внимания его художественной форме. Но именно благодаря эстетически организованной форме, материал, легший в основу содержания «Архипелага», вызывает громадный общественный резонанс.

В нашей работе мы взяли в качестве отправной точки аксиому: все литературно-художественное высказывание есть выражение авторского сознания, которое, в свою очередь, отражено в тексте в виде авторской позиции. Авторская позиция может выражаться открыто, с помощью прямо-оценочных высказываний, но подобный способ не является художественным. Художественность воплощения позиции автора - в ее опосредованности композиционными и стилистическими приемами. Изучение композиции и стиля «Архипелага ГУЛАГ» с целью выявления способов воплощения позиции автора в тексте произведения было целью настоящего диссертационного исследования.

В первой главе был проведен анализ субъектно-объектных отношений, развивающихся в сложном хронотопе повествования «Архипелага». Ставилась задача - показать, как опосредуется позиция автора на пространственно-временном уровне, каково соотношение авторского и неавторского в тексте.

Композиционно-стилистический анализ текста, проведенный в первой главе диссертации, выявил присутствие в формально-монологичном авторском повествовании ряда субъектных форм, в разной степени опосредующих авторскую позицию в тексте «Архипелага». Каждой из вычлененных субъектных форм соответствует временно-пространственная или идеологическая точка зрения, отличающая ее от других. По степени приближения к автору субъектные формы могут быть разделены на три группы. Первичной субъектной формой является повествователь, близкий, но не тождественный автору субъект речи. Благодаря пространственно-временной трансформации, повествователь функционирует на нескольких уровнях, что позволяет автору совмещать разные типы повествования. Так, показ Архипелага ведется и в диахроническом аспекте (с точки зрения исследователя документов и свидетельств), и в синхроническом (точка зрения всевидящего свидетеля, становящегося, по мере необходимости, участником действия). Параллельно развивается автобиографическая линия повествования, где также совмещены две различные во времени точки зрения: мемуарный повествователь и автобиографический герой. Последний отнесен нами к субъектам второго ряда, чья точка зрения преломлена в сознании повествователя. Таким же подчиненным субъектом является и обобщенный образ новичка-арестованного, совмещенный с образом читателя-собеседника повествователя. Речь подчиненных субъектных форм выражена в форме несобственно-прямой речи. Таким же образом отражено в речи повествователя идеологически чуждое автору сознание, принадлежащее служащим ГУЛАГа, а также мифологизированное сознание обывателя. Столкновение «своего» и «чужого» в авторском повествовании создает внутреннее диалогическое напряжение, столь характерное для прозы Солженицына.

Во второй главе исследовались способы воплощения авторской позиции на эмоционально-экспрессивном уровне.

Исследован ритмико-интонационный рисунок прозы Солженицына. Отмечена важная особенность стиля «Архипелага»: чередование ритмичных и неритмичных отрезков. К неритмичным относятся фрагменты нейтрально-информативного повествования, характерные, в первую очередь, для мемуарной сюжетной линии, и повествование-беседа, характерная для исторического исследования.

Основные приемы беседы: диалог повествователя с читателем, чему способствует применение принципов интуитивного поиска и провинциальной множественности, положенные в основу исследования. Ироничная окраска текста и разговорные импульсы определяют «сниженный» стиль повествования-беседы. Ироничная интонация выполняет в тексте «Архипелага» роль проявителя авторской позиции по отношению к тому или иному описываемому событию, а также выделяет «чужое» слово из повествования, переакцентируя его, обращает в направлении, противоположном изначально заложенным в нем интенциям.

В противовес сниженному иронично-разговорному стилю в тексте «Архипелага» существует «высокий» стилевой пласт, основанный на ритмизации прозы. Ритм передает высокую степень эмоционального напряжения, сопутствует лирическим фрагментам повествования. С помощью ритма передается интонация торжественной скорби, неторопливого размышления или же усиливающийся драматизм ситуации. Ритм способствует риторическому диалогу автора с читателем. При помощи ритма выделяются самые важные с точки зрения экспрессивного воздействия на сознание читателя моменты. В то же время, ритм используется и для придания динамизма и повышенной информативности отдельным сценам, где повествование принимает вид устного рассказа.

Таким образом, для «Архипелага» характерно сосуществование двух основных стилевых пластов: «низкого» и «высокого».

Оба они вносят субъективно-исповедальное, лирическое начало в эпическое повествование, оба выражают авторскую позицию на эмоционально-экспрессивном уровне.

Сопряжение «высокого» и «низкого», характерное для языка «Архипелага», отвечает авторской установке на сближение интеллигентского сознания, основанного на книжной культуре, и народного сознания, воплощенного в фольклоре.

Мотивы и образы, переплетаясь, создают семантическое поле текста. Существование мотива закрепляется в определенном образе (например: мотив дьявольщины находит выражение в образах ночи, черного и красного цветов). А образ, в свою очередь, находит развитие в мотивах (образ Архипелага приобретает многомерность в мотивах появления из моря, роста, распространения, таинственности, невидимости, болезнетворности, дьявольской природы, лжи).

Центральный образ - Архипелаг ГУЛАГ - обрастает метафорическими рядами, несущими антиномичный характер: разделительная черта проходит между образами зла, принадлежащими миру ГУЛАГа и образами добра, относящимися к миру духовной свободы. Так возникают, проходящие через весь текст антитезы: черный - белый, ночь - день, тьма - свет, застой, затхлость - свежий воздух, ветер, болезнь - выздоровление, адский огонь - огонь очищающий, толпа - духовная общность людей, ложная надежда - истинная вера, замордованная воля -духовная свобода.

Лейтмотив движения - ключевой для понимания замысла автора - реализуется в пространственном (Архипелаг находится в состоянии «вечного движения») и в психологическом аспекте. Движение души - важнейший для автора показатель отношения человека и Архипелага. Мотив движения вниз, падения воплощен в образе скольжения по наклонной плоскости, в анималистических образах расчеловечивания. Движение вверх, восхождение к постижению божественной истины, воплощено в образах горы, неба и солнца.

Победа над античеловеческой силой Архипелага, убивающей тело и душу, достижима, по мнению автора, в слиянии духовной стойкости основанной на вере в Бога, и телесной крепости, воли к сопротивлению злу. Образы-символы, связанные с мотивом сопротивления, - ветер, огонь, крест - традиционны для христианского мировоззрения, исповедуемого А.Солженицыным. Автор верит в возможность победы над злом силой Слова художника, несущего свет истины, противостоящей лжи, являющейся основой существования зла на земле.

Автор осмысливает опыт ГУЛАГа в пространстве национальной истории как апофеоз государственного подавления личности, основанного на отходе от общечеловеческих и христианских ценностей. Композиция книги предполагает двухуровневое прочтение. Второй и важнейший для реализации авторского замысла уровень - положительный ответ на вопрос: возможно ли противостоять всемогущему монстру государственной машины угнетения? Наглядная демонстрация многочисленных примеров сопротивления - заветная цель автора. Внешняя парадоксальность мышления Солженицына определяет, что в его художественном мире Архипелаг ГУЛАГ несет не только отрицательный, но и положительный смысл - он становится средством проверки и возрождения самосознания личности средством объединения разобщенных со времен Петра интеллигенции и народа.

Солженицын в своем главном творении выступает наследником гуманистических традиций русской литературы, исповедующим нравственный императив положительного отречения, приобретения через отдачу, верховенства духовного над телесным.

В настоящей диссертации не ставилось специальной задачи сравнения художественных особенностей творчества А.Солженицына и других авторов «лагерной прозы». В то же время невозможно обойти вниманием выдающегося писателя двадцатого столетия В.Шаламова и его «Колымские рассказы» -произведение, по силе воздействия не уступающее «Архипелагу». Поэтика прозы Шаламова блестяще проанализирована Е.Волковой в монографии «Трагический парадокс Варлама Шаламова»1. Освещение получили все аспекты воплощения позиции автора «Колымских рассказов»: субъектная организация, архитектоника, выбор жанра, ирония, ритм, символика.

Опираясь на исследование Е.Волковой и результаты нашей работы, мы можем сделать выводы о сходстве и различии ряда аспектов художественной манеры А.Солженицына и В.Шаламова в их главных произведениях. Жанровое различие не является помехой для подобного сравнения, так как сам Шаламов, объединяя рассказы и очерки в циклы, заявлял об их взаимосвязи, о невозможности изъять что-либо из единого корпуса «Колымских рассказов».

Все части грандиозного солженицынского исследования связаны всепроникающим авторским отношением. Солженицын субъективен и не скрывает эмоций. Шаламов в рассказах-новеллах подчеркнуто объективен, невозмутим, лишь в очерках он дает волю эмоциям. Отстраненность автора - особенность стиля «Колымских рассказов». Поскольку в «Архипелаге» историческое и автобиографическое исследования прерываются взглядом в настоящее, то для стиля Солженицына характерно совмещение художественно опосредованной (косвенной) и прямой авторской оценки.

1 Волкова Е. Трагический парадокс Варлама Шаламова.-М., 1998.

Повествование Солженицына направлено на диалог с читателем, повествователь чувствует себя Вергилием, сопровождающим читателя, передающим ему свой опыт первопроходца. Шаламовский текст монологичен, он оставляет читателя, как и своего героя, один на один с обстоятельствами и своими чувствами. «Указующий перст» автора, о котором писал Ф.Достоевский, столь характерный для литературы XIX и предшествующих веков, отвергнут Шаламовым. В этом - главное отличие повествовательной манеры двух художников.

Сходство обнаруживается при анализе способов косвенного выражения позиции автора. Для обоих произведений характерна ритмизация повествования, ирония, богатая символика и разветвленная лейтмотивная структура. Подобно Солженицыну, автор «Колымских рассказов» часто меняет точки зрения, с которых ведется повествование.

Во многом сходно представление писателей о лагере как об особом мире, об уникальности лагерного опыта, о несопоставимости времени ГУЛАГа и Колымы ни с каким другим временем нашей истории. Отсюда - отталкивание от опыта писателей-гуманистов недавнего прошлого.

Для Шаламова человек, оказавшийся в экстремальной ситуации лагеря, обречен на одиночество. Экзистенциальный ужас, ощущение конца жизни приводят его в первобытное состояние, душа умирает, а остается лишь тело с его физиологическими потребностями.1 Солженицынский образ: зэки

1 Дарк О. Миф о прозе//Дружба народов.-1996.-№2. туземцы, дикари, обитающие на островах, оторванных от остального мира, превратившиеся в особую нацию, «промежуточное звено» между Homo Sapiens и животными, -сходен с развернутой метафорой Шаламова.

Основное мировоззренческое расхождение двух писателей основано на различии их взглядов на опыт лагеря. Для Шаламова, по его заявлению, этот опыт полностью отрицателен с начала до конца. Для Солженицына же заключение, потеря физической свободы - возможность постичь духовную свободу, преодолеть власть тела над душой, возможность почувствовать себя частью единой духовной общности.

Для Солженицына чрезвычайно важна идея воскресения души, путь к которому лежит через жертву. Эпиграф, взятый

A.Солженицыным к части с символическим названием «Восхождение»: «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся», - взятый из первого Послания апостола Павла к коринфянам, перекликается с евангельской притчей о пшеничном зерне:

Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода» (Евангелие от Иоанна XII, 24).

При различии идеологических воззрений А.Солженицына и

B.Шаламова, налицо сходство художественных приемов двух крупнейших мастеров «лагерной прозы». Целью и «Архипелага», и «Колымских рассказов» является катарсис, духовное очищение

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Шумилин, Дмитрий Александрович, 1999 год

1. Солженицын А. Архипелаг ГУЛАГ 1918-1956. Опыт художественного исследования // Солженицын А. Малое собрание сочинений. В 7 томах.-М., 1991.Т.5-7.

2. Солженицын А. Рассказы//Малое собрание сочинений.-Т.3.

3. Солженицын А. Нобелевская лекция // Хронограф.:Ежегодник-90.-М.,1991.-С.11-24.

4. Солженицын А. Публицистика.-Ярославль,1997.-ТЗ.

5. Солженицын А. Из пресс-конференции А.И.Солженицына корреспондентам мадридских газет.-Континент,-1977.-№11.-С.19-28 (приложение).1.

6. Андреев А. Целостный анализ литературного произведения.Учебное пособие для студентов.-Минск,1995.

7. Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет.-М.,1975.

9. Бахтин М. К методологии литературоведения // Контекст 74,-С.203-212.

10. Бахтин М. Литературно-критические статьи.-М.,1986.

12. Бахтин В зеркале критики.-М., 1995.

13. Белый А. Мастерство Гоголя.-М.,1996.

16. Бонецкая Н. Проблема методологии анализа образа автора // Методология анализа литературного произведения.-М.,1988.-С. 60-88.

17. Борев Ю. Методология анализа художественного произведения.-М.,1988 // Методология анализа литературного произведения.-М.,1988.-С,3-36.

18. Бочаров С. Поэтика Пушкина.-М.,1974.

19. Веселовский А. Историческая поэтика.-М.,1989.

20. Ветловская В. Поэтика романа «Братья Карамазовы».-Л.,1977.

21. Виноградов В. О языке художественной прозы.Избранные статьи.-М.,1980.

24. Виноградов В. Проблемы русской стилистики.-М.,1981.

25. Виноградов В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика.-М.,1963.

26. Виноградов В. Стиль Пушкина.-М.,1974.

28. Волков И. Теория литературы.-М.,1995.

29. Волкова Е. Трагический парадокс Варлама Шаламова,-М.,1998.

30. Газизова А. Обыкновенный человек в меняющемся мире: опыт типологического анализа советской философской прозы 60-80-х годов.-М.,1990.

31. Гаспаров Б. Литературные лейтмотивы.-М., 1994.

32. Гинзбург Л. «Былое и думы» Герцена.-Л.,1957.

33. Гинзбург Л. Литература в поисках реальности.-М.,1987.

34. Гинзбург Л. О документальной литературе и принципах построения характера // Вопросы литературы-1970.-№7.-С.62-92.

35. Гиршман М. Ритм художественной прозы.-М., 1982.

36. Голякова Л. Подтекст и его экспликация в художественном тексте.-Пермь, 1996.

37. Горшков А. Русская словесность. Учебное пособие для учащихся 10-11 классов.-М.,1996.

38. Грехнев В. Словесный образ и литературное произведение.-М.-Новгород.1997.

41. Жирмунский В. Задачи поэтики //Теория литературы. Поэтика. Стилистика.-М., 1977.-С.25-55.

42. Жирмунский В. О ритмической прозе // Русская литература.-1966.-№4.

43. Захарова Т. Дневник писателя Ф.М.Достоевского как художественно-документальное произведение// О художественно-документальной литературе.-Иваново, 1972.

44. Злочевская А. Специфика выражения субъективного авторского начала в романах Достоевского: Автореф.дис. канд.филол.наук.-М., 1982.

47. Иванчикова Е. Рассказчик в повествовательной структуре произведений Достоевского // Филологический сборник к столетию В. Виноградова.-М.,1995.

48. Ильин И. О сопротивлении злу силою // Ильин И. Собрание сочинений в десяти томах.-М.,1995.-Т.5-С.31-220.

49. Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания.-М., 1994.-Предисловие А.Аверинцева.

52. Карпов И. Старыгина Н. Открытый урок по литературе. Пособие для учителей.-М.,1999.

53. Кожевникова И. Типы повествования в русской литературе Х1ХХХ веков.-М.,1994.

54. Корман Б.Итоги и перспективы изучения проблемы автора // Страницы истории русской литературы.-М., 1971.-С. 199-207.

55. Корман Б. Изучение текста художественного произведения.-М.,1972.

56. Корман Б. Избранные труды по теории и истории литературы.-Ижевск, 1992.

57. Корман Б. Из наблюдений над терминологий М.Бахтина // Проблема автора в русской литературе.-Ижевск,1978.

58. Корман Б. Составитель. Образцы изучения текста.-№1.-Ижевск,1995.

59. Корман Б. Целостность литературного произведения иэкспериментальный словарь литературоведческих терминов //

60. Проблемы истории, критики и поэтики реализма.-Куйбышев. 1981.1. С.41-54.

63. Лихачев Д. Поэтика художественного времени // Поэтика древнерусской литературы.-Л., 1971 .-С.232-383.

64. Лосев А. Проблема символа и реалистическое искусство.-М.,1976.

65. Лотман Ю. Структура художественного текста.-М.,1970.

67. Манн Ю. О эволюции повествовательных форм // Известия РАН.-1992,-№1.

69. Молчановская М. Интерпретация художественного текста /Поэзия и проза Цветаевой/ -М.,1997.

71. Нигматуллина Ю. Редактор. Критерий художественности в литературе и искусстве.-Казань, 1984.

72. Одинцов В. Стилистика текста.-М.,1980.

73. О художественно-документальной литературе. Под редакцией Куприяновского П.-Иваново, 1972.-Сборник №1.

74. Палиевский П. Документ в современной литературе // Литература и теория.-М.,1979.

76. Поспелов Г. Проблемы литературного стиля.-М.,1970.

77. Поспелов Г. Теория литературы.-М., 1978.

78. Соколов А. Теория стиля.-М.,1968.

80. Соловьев B.C. Нравственная миссия художника // Соловьев

81. B.C. Философия искусства и литературная критика.-М., 1991.1. C.223-370.

82. Тимофеев Л. Тураев С. Словарь литературоведческих терминов.-М.,1974.

83. Томашевский Б. Поэтика (краткий курс).-М.,1998.

84. Томашевский Б. Ритм прозы (Пиковая дама) // Томашевский Б. О стихе.-Л.,1929.

85. Трубина Л. Русский человек на «сквозняке» истории. Историческое сознание в русской литературе первой трети XX века: Типология. Поэтика.-М.,1999.

86. Тынянов Ю. Поэтика, история литературы, кино.-М., 1977.

87. Успенский Б. Поэтика композиции.-М.,1971.

88. Храпченко М. Горизонты художественного образа.-М.,1982.

89. Чудаков А. Слово-Вещь-Мир.-М.,1992.

90. Шайтанов И. Непроявленный жанр или литературные заметки о мемуарной форме // ВОПЛИ.-1979.-№2-С.50-77.

91. Эйхенбаум Б. Как сделана «Шинель» Гоголя // Поэтика. Хрестоматия.-М.,1992.-С.93-111.

92. Явчуновский Я. Документальные жанры.-1974.

93. Ямская И. Кардин В. Пределы достоверности. Очерки документальной литературы.-М.,1986.1.l

94. Архангельский А. Поэзия и правда // А.Солженицын. Русские писатели-лауреаты Нобелевской премии. -М.,1991 .-С.7-40.

95. Белопольская Е. Роман «В круге первом». Проблематика и поэтика:Автореф.дисс.канд.фил.наук.-Волгоград,1996.

97. Бродский И. География зла//Литературное обозрение.-1999.-№1 .-С.4-8.

98. Вайль П., Генис А. Солженицын. Поиски жанра // Октябрь. 1990.-№6.

99. Виноградов И.Солженицын-художник // Континент.-1993.-№75,-С.273-285.

100. Вознесенская Т. Лагерный мир Александра Солженицына: тема, жанр, смысл // Литературное обозрение.-1999,- №1.-С.20-24.

101. Геллер М. А.Солженицын.-Лондон,1989.

102. Год Солженицына.//Литературная газета.-1991.-№№12, 28, 41, 45 (статьи А.Нуйкина, А.Нензера, М.Окутюрье, Н.Струве).

103. Голубев М. А.Солженицын.-М.,1999.

104. Гуль Р. Его вопль услышан.//Слово.-1992.-№6.-С.42-48.

105. Дарк О. Миф о прозе//Дружба народов.-1992.-№5.-С.219-234.

106. Евсюков В. Люди бездны //Дальний Восток.-1990.-№12.-С.144-151.

107. Залыгин С. Год Солженицына // Залыгин С. Проза и публицистика.-М., 1991.-С.397-412.

108. Иванова Н. Пройти через отчаяние // Юность.-1990.-№1 .-С.86-90.

109. Казак В. Энциклопедический словарь русской литературы с 1917 г. в 3-х томах.-1988.

110. Коган Э. Соляной столп.-Париж, 1982.

111. Краснов-Левитин А. Два писателя (В.Максимов и А.Солженицын).-Париж, 1983.

112. Кузьмин В. Рассказы А.И.Солженицына: Проблемы поэтики: Автореф.дисс. канд.филол.наук.-Тверь, 1997.

113. Кузьмин В. Поэтика рассказов А.И.Солженицына.-Тверь,1998.

114. Лавренов П. Проблемы русского национального характера в творчестве А.И.Солженицына. Автореф.дисс.канд.филол.наук. -М.,1992.

115. Лавров В. Лицо.//Нева.-1993,-№12.-С.255-263.

116. Лакшин В. Булгаков и Солженицын //Советская библиография.-1992.-№2.-С.95-101.

117. Лакшин В. Иван Денисович, его друзья и недруги.//Пути журнальные.-М., 1990.

118. Латынина А. Солженицын и мы.// Новый мир.-1990.-№1-С.241-258.

119. Латынина А. Крушение идеократии.//Литературное обозрение.-1990,-№4.

120. Лейдерман Н. «.В метельный, леденящий век».//Урал.-1992,-№3.-С.171-182.

121. Лурье А. Сквозь годы// Нева.-1993,-№12.-С.264-267.

122. Маклакова Г. Образная парадигма в идиолекте И.Багряного и А.Солженицына.//Принципы изучения художественного текста.-Саратов, 1992.-С.129-132.

123. Маркштейн Эл. О повествовательной структуре «Архипелага ГУЛАГ»//Филологические записки, Воронеж,-1993.-Выпуск1 .-С.91-100.

124. Мешков Ю. Солженицын. Личность, творчество, время.-Екатеринбург, 1993.

125. Назаров М. Этика и эстетика Солженицына и Бродского // Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси.-М.,1991.-С.417-426.

126. Нива Ж. Солженицын.-Лондон, 1984, М.,1992.

127. Огрызко Е. Обзор современной прозы // Русская литература XX века. Ч.П., М.,-1991, (авт.Чалмаев и другие).-С.281-345.

128. Паламарчук П. А.Солженицын:Путеводитель.-М.,1991.

129. Плетнев Р. А.И.Солженицын.-Париж,1973.

130. Попов Е. Солженицын и юмор.//Столица.-1991-№24/25.-С. 114119.

131. Потапов В. Сеятель слово сеет.//Знамя.-1990-№3.-С.204-209.

132. Резниченко Г. Как был напечатан «Архипелаг Гулаг».-Родина.-1991.-№11/12.-С.8-14.

133. Слово пробивает себе дорогу. Сборник статей и документов об А.Солженицыне.-М.,1998.

134. А.Солженицын и его творчество. Материалы конференции. -Нью-Йорк, 1988.

135. А.Солженицын к 30-летию выхода повести «Один день Ивана Денисовича» (Доклад Герасимова Ю., Князьковой Е.). Материалы научной конференции //Русская литература,- 1993.-№2.

136. Сохряков Ю. Солженицын и Достоевский // Российский Литературоведческий журнал; Теория и история литературы // 1994-№3.-С. 105-112.

137. Спиваковский П. Феномен А.Солженицына. Новый взгляд.-М., 1998.

138. Спиваковский П. Полифония трансцедентальных миров (некоторые особенности художественной структуры эпопеи

139. A.Солженицына «Красное колесо»//Филологические науки.-1997,-№2.-С.39-48.

140. Стреляный А. «Не верь, не бойся, не проси.» //Звезда. -1989-№11.-С. 193-200.

141. Струве Н. Архипелаг ГУЛАГ Ред.статья// Вестник РХД.-1973.-№108-110.-С.З.

142. Струве Н. О Солженицыне // Струве Н. Православие и культура.-М.,1992.

143. Струве Н. А.Солженицын: интервью на литературные темы. Март 1976.//Вестник РХД.-1977-№120-С. 130-159.

144. Супруненко П. Признание. Забвение. Судьба.-Мин.Воды,1994.

145. Сурганов В. Один в поле воин//Литературное обозрение,-1990.-№8.-С.5-13.

146. Тверской Солженицынский сборник. Под научной редакцией

147. B.Юдина и В.Кузьмина (Статьи Гашевой Г., Гегиной Т.) -Тверь, 1998.

148. Телицына Т. Образность в «Архипелаге» А.И.Солженицына. //Филологические науки.-1991-№5-С. 14-24.

149. Фридлендер Г. О Солженицыне и его эстетике.//Русская литература.-1983.-№1.-С.92-99.

150. Харрис Дж. «Архипелаг ГУЛАГ» и литература достоверности //Русская литература XX в. Исследования американских ученых,-М., 1993.-С.476-506.

151. Чалмаев В. Александр Солженицын. Жизнь и творчество.-М.,1994.176

152. Чуковская Л. Мастерская человечьих воскрешений.// Референдум.-1990-№35-С. 196-198.

153. Шкловский Е. Правда Варлама Шаламова//Дружба народов.-1991 .-№9.-С.254-263.

154. Шнейберг Л. Кондаков И. От Горького до Солженицына. Пособие по литературе для поступающих в вузы.-М.,1994.

155. Шнеерсон М. А. Солженицын.Очерки творчества.-Франкфурт-на-Майне,1984.

156. Штурман Д. Городу и миру.-Париж,1988.

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.