Главная » Бизнес идеи » Лев николаевич толстой письмо студенту. Основания негативное оценки права в л.н

Лев николаевич толстой письмо студенту. Основания негативное оценки права в л.н

Лев ТОЛСТОЙ: «Главная причина безнравственности людей - это тот ужасный обман, который называется правом»

Иван Тимченко, Владимир Тихий

Говорят, студенческие годы - лучшие годы жизни. Все чаще молодые люди выбирают такой род занятий, как юриспруденция, старательно изучая право на протяжении нескольких лет. Что же скрывается под словом «право» для студента, думающего не по «науке», а руководствующегося здравым смыслом? В чем заключается воспитательное значение права, этическое влияние последнего на жизнь людей? На эти вопросы дал ответы русский классик, который сам искал в теории права объяснение устройства жизни общества, однако пришел к выводу, что правоведение - не что иное, как вредное, пустое и развращающее занятие. Накануне 25 января, которое традиционно считается днем студента, предлагаем ознакомиться с мыслями Льва Николаевича об истинном значении права и нарушениях нравственно-религиозных принципов во имя последнего.

Получил ваше письмо и с удовольствием отвечаю на него. То, что вы выписываете из книги г-на Петражицкого, —

«Существенное значение этических переживаний и нравственного и правового типа в человеческой жизни состоит в том, что они:

1) действуют в качестве мотивов поведения (мотивационное действие этических переживаний);

2) производят известные изменения в самой психике индивидов (педагогическое, воспитательное действие этических переживаний)»...

«Чисто моральная, беспритязатель-ная психика — очень высокая и идеальная психика, но она требует для нормального и здорового развития характера еще другой, притязательной, правовой психики. Без такого дополнения, или, правильнее, без такого (императивно-атрибутивного) фундамента нет здоровой этики, а существует почва для разных, подчас отвратительных, уродливостей»... «В обществе принято относиться к праву, как к чему-то низшему по сравнению с нравственностью, менее ценному, менее достойному уважения. А есть учения (напр. учение Л.Толстого, разные анархические учения), которые относятся к праву прямо отрицательно. В основе этих воззрений, как видно из всего вышеизложенного, лежит незнание природы и значение и той и другой ветви человеческой этики» — показалось мне, с одной стороны, в высшей степени забавным своими им--перативными, атрибутивными, этическими и какими-то еще переживаниями, особенно, когда я живо представил себе ту важность, с которой все это преподается почтенными, часто старыми уже людьми, и то подобострастное уважение, с которым все это воспринимается и заучивается тысячами не глупых и считающихся просвещенными молодых людей. Но, кроме этой комической стороны, есть в этом деле и сторона серьезная и очень серьезная. И про нее-то мне и хочется сказать то, что я о ней думаю. Серьезная сторона эта в том, что вся эта удивительная так называемая наука о праве, в сущности, величайшая чепуха, придумана и распространяема не с легким сердцем, как говорят французы, а с очень определенной и очень нехорошей целью: оправдать дурные поступки, постоянно совершаемые людьми нерабочих сословий. Серьезная сторона этого дела еще и в том, что ни на чем нельзя с большей очевидность увидать ту низкую степень истинного просвещения людей нашего времени, как на том удивительном явлении, что собрание таких самых запутанных, неясных рассуждений, вы--ражаемых выдуманными, ничего не значащими, смешными словами, признается в нашем мире «наукой» и серьезно преподается в университетах и в академиях.

Право? Право естественное, право государственное, гражданское, уголовное право, церковное, право войны, право международное, das Recht, le Droit, право (по-английски слово «право», das Recht, lе droit, передается словом law. Англичане совершенно основательно соединили в одно два искусственно разделенных понятия, так как правом называется только то, что утверждено законом).

Что же такое то, что называется этим странным словом? Если рассуждать не по «науке», т.е. не по атрибутивно-императивным переживаниям, а по общему всем людям здравому смыслу определять то, что в действительности подразумевается под словом «право», то ответ на вопрос о том, что такое право, будет очень простой и ясный: правом в действительности называется для людей, имеющих власть, разрешение, даваемое ими самим себе, заставлять людей, над которыми они имеют власть, делать то, что им — властвующим, выгодно, для подвластных же правом называется разрешение делать все то, что им не запрещено. Право государственное есть право отбирать у людей произведения их труда, послать их на убийства, называемые войнами, а для тех, у кого отбирают произведения их труда и которых посылают на войны, право пользоваться теми произведениями своего труда, которые еще не отобраны от них, и не идти на войны до тех пор, пока их не посылают. Право гражданское есть право одних людей на собственность земли, на тысячи, десятки тысяч десятин и на владение орудиями труда, и право тех, у кого нет земли и нет орудий труда, продавать свои труды и свои жизни, умирая от нужды и голода, тем, которые владеют землею и капиталами. Уголовное право есть право одних людей ссылать, заточать, вешать всех тех людей, которых они считают нужным ссылать, заточать, вешать; для людей же ссылаемых, заточаемых и вешаемых есть право не быть изгнанными, заключенными, повешенными до тех пор, пока это тем, кто имеет возможность это делать, не покажется нужным. То же самое и по международному праву: это право Польши, Индии, Боснии и Герцеговины жить независимо от чужих властей, но только до тех пор, пока люди, распоряжающиеся большими количествами войска, не решат иначе. Так это ясно для всякого человека, думающего не по атрибутивно-императивным переживаниям, а по общему всем людям здравому смыслу. Для такого человека ясно, что то, что скрывается под словом «право», есть не что иное, как только самое грубое оправдание тех насилий, которые совершаются одними людьми над другими.

Но права эти определяются законами, говорят на это «ученые». Законами? да, но законы-то эти придумываются теми самыми людьми, будь они императоры, короли, советники императоров и королей или члены парламентов, которые живут насилиями и потому ограждают эти насилия устанавливаемыми ими законами. Они же, те же люди и приводят эти законы в исполнение, приводят же их в исполнение до тех пор, пока законы эти для них выгодны, когда же законы эти становятся невыгодны им, они придумывают новые, такие, какие им нужно.

Ведь все дело очень просто: есть насилующие и насилуемые, и насилующим хочется оправдать свое насилие. И вот свои распоряжения о том, как они в данном случае и в данное время намерены насиловать людей, они называют законами, разрешение же, которое они сами себе дают совершать свои насилия, и предписания насилуемым делать только то, что не запрещается им, называют правом.

И тысячи и тысячи молодых людей старательно изучают все эти глупости — еще не беда бы была, если бы только глупости, но гадости, на которых строится этот грубый и губительный обман, и большие миллионы простых людей, доверяя тому, что им внушают «ученые», безропотно подчиняются той неестественной подавленной жизни, которая слагается для них вследствие этого проповедуемого и признаваемого «учеными» людьми обмана.

Когда какой-нибудь шах персидский, Иоанн Грозный, Чингисхан, Нерон режут, бьют людей тысячами, это ужасно, но все-таки не так ужасно, как то, что делают г-да Петражицкие и им подобные. Эти убивают не людей, а все то святое, что есть в них.

Нехорошо суеверие и отчасти обман какой-нибудь разносимой по народу чудотворной иконы матушки царицы небесной, но в этом суеверии и обмане есть некоторая поэзия, кроме того, обман этот вызывает все-таки добрые чувства в людях, но в суеверии и обмане «права» нет ничего, кроме самого гадкого мошенничества, желания не только скрыть от людей сознаваемую всеми нравственно-религиозную истину, но извратить ее, выдать за истину самые жестокие и противные нравственности поступки: грабежи, насилия, убийства.

Поразительны при этом и дерзость, и глупость, и пренебрежение к здравом смыслу, с которыми эти г-да ученые вполне спокойно и самоуверенно утверждают, что тот самый обман, который более всего другого развращает людей, нравственно воспитывает их. Ведь говорить это можно было и то с грехом пополам, когда происхождение «права» признавалось божественным, теперь же, когда то, что называется «правом», выражается в законах, придумываемых или отдельными людьми, или спорящими партиями парламентов, казалось бы, уже совершенно невозможно признавать постановления «права» абсолютно справедливыми и говорить о воспитательном значении «права». Главное же говорить о воспитательном значении «права» нельзя уже потому, что решения «права» приводятся в исполнение насилиями, ссылками, тюрьмами, казнями, т.е. поступками самыми безнравственными. Говорить теперь об этическом, воспитательном значении «права» все равно, что говорить (да и говорили это) об этическом воспитательном значении для рабов власти рабовладельцев. Мы теперь в России с полной очевидностью видим это воспитательное значение «права». Видим, как на наших глазах развращается народ, благодаря тем неперестающим преступлениям, которые — вероятно, оправдываемые «правом» — совершаются русскими властями. Развращающее влияние деятельности, основанной на «праве», особенно резко заметно теперь в России, но то же самое всегда и везде есть, было и будет, где есть, — а оно везде есть — признание законности всякого рода насилий, включающих и убийство, основанных на «праве».

Да, воспитательное значение «права»!

Едва ли в каком-либо другом случае доходили до таких пределов и наглость лжи и глупость людей.

Этическое воспитательное значение «права»! Ведь это ужасно. Главная причина безнравственности людей нашего христианского мира — это этот ужасный обман, который называется «правом», а они говорят о воспитательном значении «права».

Ведь никто не станет спорить о том, что самые первые, невысокие требования нравственности, не говоря уже о любви, состоят в том, чтобы не делать другому, чего не хочешь, чтоб тебе делали, сострадать бедному, голодному, прощать обиды, не грабить людей, не присваивать одним людям того, на что другие имеют одинаковое с ними право, вообще не делать того, что сознается злом всяким неиспорченным разумным человеком. И что же, как образец справедливости и исполнения нравственных требований, самым торжественным образом делается людьми, считающими сами себя учителями, руководителями людей? Охранение богатств крупных земельных собственников, фабрикантов, капиталистов, наживших свои богатства захватом земли, естественно долженствующей быть общей, или ограблением трудов рабочих, поставленных вследствие отнятия земли в полную зависимость от капиталистов; охранение такое усердное, что когда [кто] либо из ограбленных, забитых, обманутых, со всех сторон спаиваемых одуряющими напитками людей как-нибудь присвоит себе 0,0000001 предметов, которые постоянным грабежом отняты у него и его товарищей, его по «праву» судят, запирают, ссылают.

Живет владелец тысячи десятин земли, т.е. человек, противно всякой самой несомненной справедливости завладевший один естественным достоянием многих, в особенности тех, которые живут на этой земле, т.е. явно ограбивший и не перестающий грабить их. И вот один из этих огрубляемых людей, безграмотный, одуренный ложной верой, передаваемой ему из рода в род, спаиваемый правительством водкой, нуждающийся в удовлетворении самых первых жизненных потребностей, идет ночью с топором в лес и срубает дерево, необходимое ему или для постройки, или для того, чтобы на вырученные деньги купить самое необходимое. Его ловят. Он нарушил «право» владетеля 1000 десятин леса, знатоки «права» судят его и сажают в тюрьму, оставляя голодную семью без последнего работника. То же совершается везде, в сотнях, тысячах таких случаев в городах, заводах и фабриках.

Казалось бы, что не может быть нравственности без справедливости, доброты, сострадания, прощения обид. Тут все это нарушается во имя «права». И такие-то дела, совершаемые на основании «права» ежедневно повсюду тысячами, нравственно воспитывают людей!

Воспитательное, этическое влияние «права»?!

Нет ничего — даже не исключая богословия, которое так неизбежно развращало бы, не могло бы не развращать людей.

Можно только удивляться тому, как, несмотря на это постоянное и усиленное с двух сторон развращение народа, еще удержалось в нем истинное понимание справедливости, уже совершенно потерянное нерабочими сословиями.

«Если ученые господа, знающие все божеские и человеческие законы, при том ни в чем не нуждающиеся, богатые, считают, что надо бедняка, который по нужде или даже по глупости, пьянству, невежеству срубил в лесу дерево или унес из завода на 2 рубля товару, посадить в тюрьму и не прощать, а морить с голоду его семью, то что же мне-то голому, безграмотному делать, когда у меня сведут лошадь. Судить, и не то что засудить, а убить конокрада» — Так должны бы рассуждать люди из народа, но они, несмотря на все развращение, которому подвергаются от «права» и богословия, преимущественно от «права», все-таки удерживают настоящие нравственные человеческие черты, которых нет и помину людей, устанавливающих «права» и живущих по ним.

Кант говорил, что болтовня высших учебных заведений есть большей частью соглашение уклоняться от решения трудных вопросов, придавая словам изменчивый смысл. Но мало того, что эта болтовня ученых имеет целью уклонение от решения трудных вопросов, болтовня эта, как это происходит при болтовне о «праве», имеет часто еще самую определенную безнравственную цель — оправдание существующего зла.

Так это и в нравственном отношении, но и с точки зрения разумности вера в какую-нибудь чудотворную матушку царицу небесную или в канонизированную на днях Жанну д’Арк все-таки не так нелепа, как вера в атрибутивные, императивные переживания и т.п. Казалось бы, в наше время уже и явная неточность, софистичность самых понятий и искусственность несуществующих выдуманных слов для их выражения должны бы сразу отталкивать свежие, молодые умы от занятия такими предметами. Но по вашему письму вижу, что и теперь то же самое, что было 60 лет тому назад. Я ведь сам был юристом и помню, как на втором курсе меня заинтересовала теория права, и я не для экзамена только начал изучать ее, думая, что я найду в ней объяснение того, что мне казалось странным и неясным в устройстве жизни людей. Но помню, что чем более я вникал тогда в смысл теории права, тем все более и более убеждался, что или есть что-то неладное в этой науке, или я не в силах понять ее; проще говоря, я понемногу убеждался, что кто-то из нас двух должен быть очень глуп: или Неволин, автор энциклопедии права, которую я изучал, или я, лишенный способности понять всю мудрость этой науки. Мне было тогда 18 лет, и я не мог не признать того, что глуп я, и потому решил, что занятия юриспруденцией свыше моих умственных способностей, и оставил эти занятия. Теперь же, занятыя десятками лет совсем другими интересами, я как-то забыл о науке «права», и даже мне смутно представлялось, что большинство людей нашего времени уже выросли из этого обмана. Но по вашему письму я, к сожалению, вижу, что «наука» эта все еще существует и продолжает совершать свое злотворное дело. И потому я рад случаю высказать об этой науке то, что теперь о ней думаю, и полагаю, что думаю не один я, а вместе с очень многими и многими.

Не стану советовать профессорам разных «прав», проведшим всю жизнь в изучении и преподавании этой лжи и устроившим на этом преподавании свое положение в университетах и академиях и часто наивно воображающим, что, преподавая свои мотивационные действия этических переживаний и т.п., они делают что-то очень важное и полезное, не стану таким людям советовать бросить это дурное занятие, как не стану советовать это священникам, архиереям, проведшим, как и эти господа, всю жизнь в распространении и поддерживании того, что они считают необходимым и полезным. Но вам, молодому человеку, и всем вашим товарищам не могу не советовать как можно скорее, пока голова ваша не совсем запуталась и нравственное чувство не совсем притупилось, бросить это не только пустое и одуряющее, но и вредное и развращающее занятие.

Вы пишете, что г-н Петражицкий в своих лекциях упоминает о том, что он называет моим учением. Учения у меня никакого нет и не было. Я ничего не знаю такого, чего не знали бы все люди. Знаю же я со всеми людьми, с огромным большинством людей всего мира то, что все люди свободные, разумные существа, в душу которых вложен один высший, очень простой, ясный и доступный всем закон, не имеющий ничего общего с предписаниями людей, называемыми правами и законами. Высший закон этот, самый простой и доступный всякому человеку, состоит в том, чтобы любить ближнего, как самого себя, и потому не делать другому того, чего не хочешь себе. Закон этот так близок сердцу человеческому, так разумен, исполнение его так несомненно устанавливает благо как отдельного лица, так и всего человечества и так одинаково был провозглашен закон этот всеми мудрецами мира, от Ведантистов Индии, Будды, Христа, Конфуция до Руссо, Канта и позднейших мыслителей, что если бы не те коварные и зловредные усилия, которые делали и делают богословы и правоведы для того, чтобы скрыть этот закон от людей, закон этот уже давно был бы усвоен огромным большинством людей, и нравственность людей нашего времени не стояла бы на такой низкой степени, на которой она стоит теперь.

Так вот те мысли, которые вызвало во мне ваше письмо и которые я очень рад случаю высказать.

Письмо это мне бы хотелось напечатать. Если вы разрешите это, я бы напечатал его с вашим письмом.

/500/ В Дневнике Толстого от 17 апреля 1909 г. записано: «Получил письмо о Петражицком и о «праве». Хочется написать». Указанное здесь письмо было написано студентом Петербургского университета Ис. Крутиком. Под впечатлением книги проф. Л. И. Петражицкого «Теория права» Крутик написал Толстому следующее письмо:

Истинно уважаемый Лев Николаевич,

Ваша нравственная проповедь ведь всецело покоится на отрицании права, и это обстоятельство до сих пор не мешало мне быть горячим поборником нравственного совершенствования в духе Вашего учения. Но вот недавно книга проф. Петражицкого «Теория права» поставила передо мною вопрос, над которым я остановился в недоумении и на который не мог получить удовлетворительного ответа. А между тем, не разрешив его, я не могу с прежним чувством обращаться к Вашим книгам; каждый раз теперь меня охватывает сомнение - не о том, истинно ли Вы проповедуете - нет, но могу ли я, зная нечто другое, согласиться с возможностью такой жизни, при которой единственным регулятором было бы нравственное сознание, нравственные побуждения. Вот в коротких словах сущность того, что вызвало мое сомнение.

Проф. Петражицкий («Теория права», т. I - глава II, §7) утверждает, что «существенное значение этических переживаний, и нравственного и правового типа, в человеческой жизни состоит в том, что они:

действуют в качестве мотивов поведения (мотивационное действие этических переживаний);
производят известные изменения в самой психике индивидов (педагогическое, воспитательное, действие этических переживаний)».

В обоих случаях преобладающая роль, более неуклонное влияние и действие принадлежит праву, а не нравственности, как этике чисто императивной. В частности, в области педагогического действия право является чрезвычайно важным средством воспитания детей, развивая в них и чувство собственного достоинства и уважение ко всякой другой человеческой личности - с одной стороны; сообщая им твердость и уверенность, энергию и предприимчивость, необходимые для жизни - с другой стороны. Все это доказывается с наглядной очевидностью путем принятия в руководство /501/ научного образования классов и построения для них надлежащих теорий. - В заключение очерка по вопросу о мотивационном и воспитательном значении права и нравственности проф. Петражицкий говорит следующее:

«Чисто моральная, беспритязательная психика - очень высокая и идеальная психика, но она требует для нормального и здорового развития характера еще другой, притязательной, правовой психики. Без такого дополнения, или, правильнее, без такого (императивно-атрибутивного) фундамента нет здоровой этики, а существует почва для разных, подчас отвратительных уродливостей».

«В обществе принято относиться к праву, как к чему-то низшему по сравнению с нравственностью, менее ценному, менее достойному уважения. А есть учения (напр., учение Л. Толстого, разные анархические учения), которые относятся к праву прямо отрицательно. В основе этих воззрений, как видно из всего вышеизложенного, лежит незнание природы и значения той и другой ветви человеческой этики».

Так резко поставленная проблема права, как фактора не только социальной жизни, но и индивидуального человеческого развития, создала противоречие в моих взглядах на значение нравственных идеалов человечества, в частности на их желательную первенствующую роль во всяком человеческом поведении.

Перечитывая Ваши брошюры, я невольно подхожу к ним с точки зрения пр. Петражицкого и тогда начинаю чувствовать, что стою перед пропастью, - ведь если прав проф. Петражицкий, я должен порвать все те нити, что связывают меня с учением Льва Толстого. Моя защита перед неверующими должна обратиться в признание разумности их отрицания.

И это побуждает меня обратиться к Вам, уважаемый Лев Николаевич, за разрешением сомнения.

Мне неловко просить Вас отвечать мне лично, но Вы могли бы, как-нибудь, высказать несколько слов по этому вопросу в печати (ведь Вас так часто интервьюируют). Этим Вы помогли бы не мне одному, а многим из учащейся молодежи, которые не глухи к голосу Вашей великой совести.

С сердечным пожеланием Вам доброго здоровья

Студент Спб. Ун. Крутик.

Финляндия

Ст. Мустамяки.

На конверте письма - пометки рукой Толстого: «[Без] О[твета], забавное», и рукой Н. Н. Гусева: «Отв. Л. Н. 27/IV».

Несмотря на пометку «без ответа», Толстой ответил Крутику. Ответное письмо он начал писать 18 апреля 1909 г.; под этим числом в Дневнике записано: «Писал письмо о Петражицком и педагогическое». 26 апреля записано: «Вчера поправил Право. Думал, что кончил, но нынче поправил гораздо лучше». И наконец - 28 апреля: «Поправил «О праве», вписал кое-что».

/502/ Тогда же Толстой писал в письме к В. Г. Черткову:

«Кончил о праве (не помню, при вас ли я начал) и думаю, что будет недурно» (27 апреля);

«Посылаю вам мое письмо студенту “О праве”. Прочтите, обсудите, осудите - я всегда рад осуждению - и решите, что с ним делать. Мне кажется, что есть кое-что новое» (30 апреля).

В первых числах мая Толстого посетил выпущенный из тюрьмы толстовец В. А. Молочников. В своих воспоминаниях («Свет и тени». - «Толстой и о Толстом», сборник третий, изд. Толстовского музея. М. 1927, стр. 114–116) Молочников сообщает:

«В это время Л. Н. только что закончил письмо к студенту “О праве”, переделывавшееся и переписывавшееся более двадцати раз. Л. Н. захотел прочесть нам это письмо. Начал чтение я, но увидев, что я худо читаю, Л. Н. передал Гусеву... Слушая эту статью, мы были поражены от неожиданности и с недоумением глядели друг на друга, когда Гусев кончил чтение. - А ведь статья эта мне удалась! - радостно воскликнул Л. Н.».

Из письма Толстого к В. Г. Черткову от 10 июля 1909 г. видно, что Чертков познакомился с Крутиком, и что Крутик собирался быть у Толстого, Толстой писал:

«Крутика я до сих пор не видал - должно быть очень милый и умный человек. То, к чему вы и он пришли в разговоре, мне вполне сочувственно, и я об этом самом пишу теперь, отвечая на письмо с вопросом о науке и образовании».

Лев Иосифович Петражицкий (род. в 1867 г., во время революции эмигрировал в Варшаву) был одним из главных представителей так называемой «психологической школы права». Главные его труды - «Введение в изучение права и нравственности» (1905) и «Теория права и государства в связи с теорией нравственности» (1907). Был профессором Петербургского университета, членом кадетской партии и депутатом первой Государственной думы.

«Письмо о праве» появилось впервые в заграничной печати: «Journal Franco-Russe», «Русско-французский журнал». Женева, 1910, № 26 от 9 (22) января, стр. 1–4 и № 27 от 16 (29) января, стр. 3–7. Кроме того, «Письмо о праве» вышло отдельной брошюрой в немецком переводе д-ра Шкарвана. Эта брошюра под заглавием: L. N. Tolstoi, «Ueber das Recht». L. M. Waibel & C°. Heidelberg und Leipzig. 1910, в числе других, была получена в Ясной Поляне 24 сентября 1910 г. Под этим числом В. Ф. Булгаков записал в своем дневнике (стр. 207):

«Я заметил, что письмо “О праве” появляется в печати впервые, так как в свое время его не согласилась напечатать ни одна иностранная газета, не говоря уже о русских, до такой степени выражающиеся в нем взгляды расходятся с общепринятыми».

Печатаем статью по последней исправленной и подписанной Толстым копии, хранящейся в ГТМ.

Толстой Л. Н. ПСС / Под общей ред. В. Г. Черткова. Т. 38. - М.: Художественная литература, 1936. - C. 500-502.

ЛЕВ ТОЛСТОЙ

ПИСЬМО СТУДЕНТУ О ПРАВЕ

Журнал "Толстовский Листок/Запрещенный Толстой", выпуск пятый, Издательство "Пресс-Соло", Москва, 1994.

Получил ваше письмо и с удовольствием отвечаю на него. То, что вы выписываете из книги г-на Петражицкого, - "Существенное значение этических переживаний и нравственного и правового типа в человеческой жизни состоит в том что они

1) действуют в качестве мотивов поведения (мотивационное действие этических переживаний);

2) производят известные изменения в самой психике индивидов (педагогическое, воспитательное действие этических переживании)"...

"Чисто моральная, беспритязательная психика -- очень высокая и идеальная психика, но она требует для нормального и здорового развития характера еще другой, притязательной, правовой психики. Без такого дополнения, или, правильнее, без такого (императивно-атрибутивного) фундамента нет здоровой этики, а существует почва для разных, подчас отвратительных, уродливостей"... "В обществе принято относиться к праву, как к чему-то низшему по сравнению с нравственностью, менее ценному, менее достойному уважения. А есть учения (напр. учение Л. Толстого, разные анархические учения), которые относятся к праву прямо отрицательно. В основе этих воззрений. как видно из всего вышеизложенного, лежит незнание природы и значение и той и другой ветви человеческой этики" - показалось мне, с одной стороны, в высшей степени забавным своимиимперативными, атрибутивными, этическими и какими-то еще переживаниями, особенно, когда я живо представил себе ту важность, с которой все это преподается почтенными, часто старыми уже людьми, и то подобострастное уважение, с которым все это воспринимается и заучивается тысячами не глупых и считающихся просвещенными молодых людей. Но, кроме этой комической стороны, есть в этом деле и сторона серьезная и очень серьезная. И про нее-то мне и хочется сказать то, что я о ней думаю. Серьезная сторона эта в том, что вся эта удивительная так называемая наука о праве, в сущности величайшая чепуха, придумана и распространяема не с легким сердцем, как говорят французы, а с очень определенной и очень нехорошей целью: оправдать дурные поступки, постоянно совершаемые людьми нерабочих сословий. Серьезная сторона этого дела еще и в том, что ни на чем нельзя с большей очевидность увидать ту низкую степень истинного просвещения людей нашего времени, как на том удивительном явлении, что собрание таких самых запутанных, неясных рассуждений, выражаемых выдуманными, ничего не значащими, смешными словами, признается в нашем мире "наукой" и серьезно преподается в университетах и в академиях.

Право? Право естественное, право государственное, гражданское, уголовное право, церковное, право войны, право международное, das Recht, le Droit, право (по английски слово право, das Recht, lе droit, передается словом law. Англичане совершенно основательно соединили в одно-два искусственно разделенных понятия, так как правом называется только то, что утверждено законом.).

Что же такое то, что называется этим странным словом? Если рассуждать не по "науке", т.е. не по атрибутивно-императивным переживаниям, а по общему всем людям здравому смыслу определять то, что в действительности подразумевается под словом "право", то ответ на вопрос о том, что такое право, будет очень простой и ясный: правом в действительности называется для людей, имеющих власть, разрешение, даваемоеими самим себе, заставлять людей, над которыми они имеют власть, делать то, что им -- властвующим, выгодно, для подвластных же правом называется разрешение делать все то, чтоим не запрещено. Право государственное есть право отбирать у людей произведения их труда, послать их на убийства, называемые войнами, а для тех, у кого отбирают произведения их труда и которых посылают на войны, право пользоваться теми произведениями своего труда, которые еще не отобраны от них, и не идти на войны до тех пор, пока их не посылают. Право гражданское есть право одних людей на собственность земли, на тысячи, десятки тысяч десятин и на владение орудиями труда, и право тех, у кого нет земли и нет орудий труда, продавать свои труды и свои жизни, умирая от нужды и голода, тем, которые владеют землею и капиталами. Уголовное право есть право одних людей ссылать, заточать, вешать всех тех людей, которых они считают нужным ссылать, заточать, вешать; для людей же ссылаемых, заточаемых и вешаемых есть право не быть изгнанными, заключенными, повешенными до тех пор, пока это тем, кто имеет возможность это делать, не покажется нужным. То же самое и по международному праву: это право Польши, Индии, Боснии и Герцеговины жить независимо от чужих властей, но только до тех пор, пока люди, распоряжающиеся большими количествами войска, не решат иначе. Так это ясно для всякого человека, думающего не по атрибутивно-императивным переживаниям, а по общему всем людям здравому смыслу. Для такого человека ясно, что то, что скрывается под словом "право", есть не что иное, как только самое грубое оправдание тех насилий, которые совершаются одними людьми над другими.

Но права эти определяются законами, говорят на это "ученые". Законами? да, но законы-то эти придумываются теми самыми людьми, будь они императоры, короли, советники императоров и королей, или члены парламентов, которые живут насилиями и потому ограждают эти насилия устанавливаемымиими законами. Они же, те же люди и приводят эти законы в исполнение, приводят же их в исполнение до тех пор, пока законы эти для них выгодны, когда же законы эти становятся невыгодны им, они придумывают новые, такие, какиеим нужно.

И тысячи и тысячи молодых людей старательно изучают все эти глупости -- еще не беда бы была, если бы только глупости, но гадости, на которых строится этот грубый и губительный обман, и большие миллионы простых людей, доверяя тому, что им внушают "ученые", безропотно подчиняются той неестественной подавленной жизни, которая слагается для них вследствие этого проповедуемого и признаваемого "учеными" людьми обмана.

Нехорошо суеверие и отчасти обман какой-нибудь разносимой по народу чудотворной иконы матушки царицы небесной, но в этом суеверии и обмане есть некоторая поэзия, кроме того обман этот вызывает все-таки добрые чувства в людях, но в суеверии и обмане "права" нет ничего, кроме самого гадкого мошенничества, желания не только скрыть от людей сознаваемую всеми нравственно-религиозную истину, но извратить ее, выдать за истину самые жестокие и противные нравственности поступки: грабежи, насилия, убийства.

Поразительны при этом и дерзость, и глупость, и пренебрежение к здравом смыслу, с которыми эти г-да ученые вполне спокойно и самоуверенно утверждают, что тот самый обман, который более всего другого развращает людей, нравственно воспитывает их. Ведь говорить это можно было и то с грехом пополам, когда происхождение "права" признавалось божественным, теперь же, когда то, что называется "правом", выражается в законах, придумываемых или отдельными людьми, или спорящими партиями парламентов, казалось бы уже совершенно невозможно признавать постановления "права" абсолютно справедливыми и говорить о воспитательном значении "права". Главное же говорить о воспитательном значении "права" нельзя уже потому, что решения "права" приводятся в исполнение насилиями, ссылками, тюрьмами, казнями, т.е. поступками самыми безнравственными. Говорить теперь об этическом, воспитательном значении "права" все равно, что говорить (да и говорили это) об этическом воспитательном значении для рабов власти рабовладельцев. Мы теперь в России с полной очевидностью видим это воспитательное значение "права". Видим, как на наших глазах развращается народ, благодаря тем неперестающим преступлениям, которые -- вероятно, оправдываемые "правом" -- совершаются русскими властями. Развращающее влияние деятельности, основанной на "праве", особенно резко заметно теперь в России, но то же самое всегда и везде есть, было и будет, где есть, -- а оно везде есть -- признание законности всякого рода насилий, включающих и убийство, основанных на "праве".

Да, воспитательное значение "права"!

Едва ли в каком-либо другом случае доходили до таких пределов и наглость лжи и глупость людей.

Этическое воспитательное значение "права"! Ведь это ужасно. Главная причина безнравственности людей нашего христианского мира это этот ужасный обман, который называется "правом", а они говорят о воспитательном значении "права".

Ведь никто не станет спорить о том, что самые первые, невысокие требования нравственности, не говоря уже о любви, состоят в том, чтобы не делать другому, чего не хочешь, чтоб тебе делали, сострадать бедному, голодному, прощать обиды, не грабить людей, не присваивать одним людям того, на что другие имеют одинаковое с ними право, вообще не делать того, что сознается злом всяким неиспорченным разумным человеком. И что же, как образец справедливости и исполнения нравственных требований, самым торжественным образом делается людьми, считающими сами себя учителями, руководителями людей? Охранение богатств крупных земельных собственников, фабрикантов, капиталистов, наживших свои богатства захватом земли, естественно долженствующей быть общей, или ограблением трудов рабочих, поставленных вследствие отнятия земли в полную зависимость от капиталистов; охранение такое усердное, что когда [кто ] либо из ограбленных, забитых, обманутых, со всех сторон спаиваемых одуряющими напитками людей как-нибудь присвоит себе 0,0000001 предметов, которые постоянным грабежом отняты у него и его товарищей, его по "праву" судят, запирают, ссылают.

Живет владелец тысячи десятин земли, т.е. человек, противно всякой самой несомненной справедливости завладевший один естественным достоянием многих, в особенности тех, которые живут на этой земле, т.е. явно ограбивший и не перестающий грабить их. И вот один из этих огрубляемых людей, безграмотный, одуренный ложной верой, передаваемой ему из рода в род, спаиваемый правительством водкой, нуждающийся в удовлетворении самых первых жизненных потребностей, идет ночью с топором в лес и срубает дерево, необходимое ему или для постройки, или для того, чтобы на вырученные деньги купить самое необходимое. Его ловят. Он нарушил "право" владетеля 1000 десятин леса, знатоки "права" судят его и сажают в тюрьму, оставляя голодную семью без последнего работника. То же совершается везде, в сотнях, тысячах таких случаев в городах, заводах и фабриках.

Казалось бы, что не может быть нравственности без справедливости, доброты, сострадания, прощения обид. Тут все это нарушается во имя "права". И такие-то дела, совершаемые на основании "права" ежедневно повсюду тысячами, нравственно воспитывают людей!

Воспитательное, этическое влияние "права"?!

Нет ничего -- даже не исключая богословия, которое так неизбежно развращало бы, не могло бы не развращать людей.

"Если ученые господа, знающие все божеские и человеческие законы, при том ни в чем не нуждающиеся, богатые, считают, что надо бедняка, который по нужде, или даже по глупости, пьянству, невежеству срубил в лесу дерево или унес из завода на 2 рубля товару, посадить в тюрьму и не прощать, а морить с голоду его семью, то что же мне-то голому, безграмотному делать, когда у меня сведут лошадь. Судить, и не то что засудить, а убить конокрада"" -- Так должны бы рассуждать люди из народа, но они, несмотря на все развращение, которому подвергаются от "права" и богословия, преимущественно от "права", все-таки удерживают настоящие нравственные человеческие черты, которых нет и помину людей, устанавливающих "права" и живущих по ним.

Кант говорил, что болтовня высших учебных заведений есть большей частью соглашение уклоняться от решения трудных вопросов, придавая словам изменчивый смысл. Но мало того, что эта болтовня ученых имеет целью уклонение от решения трудных вопросов, болтовня эта, как это происходит при болтовне о "праве", имеет часто еще самую определенную безнравственную цель -- оправдание существующего зла.

Так это и в нравственном отношении, но и с точки зрения разумности вера в какую-нибудь чудотворную матушку царицу небесную, или в канонизированную на днях Жанну д"Арк все-таки не так нелепа, как вера в атрибутивные, императивные переживания и т.п. Казалось бы, в наше время уже и явная неточность, софистичность самых понятий и искусственность несуществующих выдуманных слов для их выражения должны бы сразу отталкивать свежие, молодые умы от занятия такими предметами. Но по вашему письму вижу, что и теперь то же самое, что было 60 лет тому назад. Я ведь сам был юристом и помню, как на втором курсе меня заинтересовала теория права, и я не для экзамена только начал изучать ее, думая, что я найду в ней объяснение того, что мне казалось странным и неясным в устройстве жизни людей. Но помню, что чем более я вникал тогда в смысл теории права, тем все более и более убеждался, что или есть что-то неладное в этой науке, или я не в силах понять ее; проще говоря, я понемногу убеждался, что кто-то из нас двух должен быть очень глуп: или Неволин, автор энциклопедии права, которую я изучал, или я, лишенный способности понять всю мудрость этой науки. Мне было тоща 18 лет, и я не мог не признать того, что глуп я, и потому решил, что занятия юриспруденцией свыше моих умственных способностей, и оставил эти занятия. Теперь же, занятья десятками лет совсем другими интересами, я как-то забыл о науке "права", и даже мне смутно представлялось, что большинство людей нашего времени уже выросли из этого обмана. Но по вашему письму я, к сожалению, вижу, что "наука" эта все еще существует и продолжает совершать свое злотворное дело. И потому я рад случаю высказать об этой науке то, что теперь о ней думаю, и полагаю, что думаю не один я, а вместе с очень многими и многими.

Не стану советовать профессорам разных "прав", проведшим всю жизнь в изучении и преподавании этой лжи и устроившим на этом преподавании свое положение в университетах и академиях и часто наивно воображающим, что, преподавая свои мотивационные действия этических переживаний и т.п., они делают что-то очень важное и полезное, не стану таким людям советовать бросить это дурное занятие, как не стану советовать это священникам, архиереям, проведшим, как и эти господа, всю жизнь в распространении и поддерживании того, что они считают необходимым и полезным. Но вам, молодому человеку, и всем вашим товарищам не могу не советовать как можно скорее, пока голова ваша не совсем запуталась и нравственное чувство не совсем притупилось, бросить это не только пустое и одуряющее, но и вредное и развращающее занятие.

Так вот те мысли, которые вызвало во мне ваше письмо и которые я очень рад случаю высказать.

Письмо это мне бы хотелось напечатать. Если вы разрешите это, я бы напечатал его с вашим письмом.

ПРИЯТНОГО ПРОСЛУШИВАНИЯ!

II. КОММЕНТАРИЙ, ТЕКСТ.

С татья вполне отвечает своему заголовку: это письмо-ответ студенту Санкт-Петербургского университета, происхождением из Финляндии, по фамилии Крутик, на его недоумения по поводу впечатлений от прослушанных им на лекциях и прочитанных филиппик в адрес т.н. "правовой системы", якобы сделавшейся уже в начале XX столетия лучшим и надёжнейшим, нежели религиозные предписания и общесоциальные моральные нормы, регулятором в общественной жизни.
Юному Крутику накрутили мозги учёными словесами и внешне "весомыми", кажущимися неотразимыми, аргументами. Но всякий поживший, зрелый человек, знающий жизнь, (а тем более всякий верующий свободный (нецерковный) христианин, каким был Лев Николаевич) знает, что всего этого, громоздящегося учёными кабинетными писорчуками, дипломированными и остепенёнными "своим" правительством и оттого подло и предано обслуживающим его идеологические и прочие нужды, -- всего этого НЕТ.
Как нет и не может быть нравственности без религии, так нет и не может быть без истинной веры, руководителя помыслами и поступками людей, -- никакого действенного "права". Есть лишь только -- первозданное, дремучее, прямое и грубое насилие одних людей над другими, кое-как (и не в пользу большинства народа) вводимое в некие рамки государственным устройством с его неизменным репресивным механизмом.
Есть, помимо системы насилий, -- и система лжей (идеология), внушение которых глупым людям и детям (т.е. тем, кого правительство или ещё не успело, или не смогло ни запугать, ни подкупить) позволяет сэкономить на прямом насилии, сберечь силы и средства.
"Право" же -- лишь часть этой антихристовой, сатанинской системы. Главная его функция: обмануть людей, то самое подчинённое насилию большинство, иллюзией "защиты", "гарантий" их "прав"... а на деле -- только совратить людей возможностью на подленько-меленьком уровне их обывательской повседневности тоже поучаствовать в НАСИЛИИ.
Ах! как завлекательно! не "примитивная" драка, а -- суды, бумаги, рыгламенты, законы, пункты, параграфы!.. можно и говном быть, и слабосильным, но -- победить и сильнейшего, и правого только засчёт крючкотворства наёмной, дипломированной правительствами, "правоведческой" сволоты!
Да только... невелика разница с древними способами прямых поединков, а лукавства и подлости больше. А если учесть, что верят в это, как в благо, т.н. "христиане" (церковные) -- становится понятным, отчего христианские народы, и русский в том числе, продолжают и в веке 21-м пребывать всё в том же, и увеличивающимся, бедственном состоянии, неуклонно сползая к общецивилизационному тупику и краху...
Ибо вот: единственным необманным, не декларативным обеспечением исполнения этих самых предписаний этого самого "права" были и остаются -- насилие, принуждение: всё равно, в виде ли насилия над сознанием обманываемых с детства "простых граждан", или в виде полицаев, исполнителей с орудиями насилия в лапках, приставов, солдатни -- против тех, кого не удалось обмануть или кто -- слишком поздно! -- прозрел к пониманию истинной сущности фикции "права" во всяком насильническом и эксплуататорском, лжехристианском, изуверскоим обществе!

ТЕКСТ.

ЛЕВ ТОЛСТОЙ

ПИСЬМО СТУДЕНТУ О ПРАВЕ

(Источник текста: Журнал "Толстовский Листок/Запрещённый Толстой", выпуск пятый, Издательство "Пресс-Соло", Москва, 1994).

Получил ваше письмо и с удовольствием отвечаю на него. То, что вы выписываете из книги г-на Петражицкого, - "Существенное значение
этических переживаний и нравственного и правового типа в человеческой жизни состоит в том что они

1) действуют в качестве мотивов поведения (мотивационное действие этических переживаний);

- показалось мне, с одной стороны, в высшей степени забавным своими императивными, атрибутивными, этическими и какими-то еще переживаниями, особенно, когда я живо представил себе ту важность, с которой все это преподается почтенными, часто старыми уже людьми, и то подобострастное уважение, с которым все это воспринимается и заучивается тысячами не глупых и считающихся просвещенными молодых людей. Но, кроме этой комической стороны, есть в этом деле и сторона серьезная и очень серьезная. И про нее-то мне и хочется сказать то, что я о ней думаю. Серьезная сторона эта в том, что вся эта удивительная так называемая наука о праве, в сущности величайшая чепуха, придумана и распространяема не с легким сердцем, как говорят французы, а с очень определенной и очень нехорошей целью: оправдать дурные поступки, постоянно совершаемые людьми нерабочих сословий. Серьезная сторона этого дела еще и в том, что ни на чем нельзя с большей очевидность увидать ту низкую степень истинного просвещения людей нашего времени, как на том удивительном явлении, что собрание таких самых запутанных, неясных рассуждений, выражаемых выдуманными, ничего не значащими, смешными словами, признается в нашем мире "наукой" и серьезно преподается в университетах и в академиях.

Поразительны при этом и дерзость, и глупость, и пренебрежение к здравом смыслу, с которыми эти г-да ученые вполне спокойно и самоуверенно утверждают, что тот самый обман, который более всего другого развращает людей, нравственно воспитывает их. Ведь говорить это можно было и то с грехом пополам, когда происхождение "права" признавалось божественным, теперь же, когда то, что называется "правом", выражается в законах, придумываемых или отдельными людьми, или спорящими партиями парламентов, казалось бы уже совершенно невозможно признавать постановления "права" абсолютно справедливыми и говорить о воспитательном значении "права". Главное же говорить о воспитательном значении "права" нельзя уже потому, что решения "права" приводятся в исполнение насилиями, ссылками, тюрьмами, казнями, т.е. поступками самыми безнравственными. Говорить теперь об этическом, воспитательном значении "права" все равно, что говорить (да и говорили это) об этическом воспитательном значении для рабов власти рабовладельцев. Мы теперь в России с полной очевидностью видим это воспитательное значение "права". Видим, как на наших глазах развращается народ, благодаря тем неперестающим преступлениям, которые -- вероятно, оправдываемые "правом" -- совершаются русскими властями. Развращающее влияние деятельности, основанной на "праве", особенно резко заметно теперь в России, но то же самое всегда и везде есть, было и будет, где есть, -- а оно везде есть -- признание законности всякого рода насилий, включающих и убийство, основанных на "праве".

Да, воспитательное значение "права"!

Едва ли в каком-либо другом случае доходили до таких пределов и наглость лжи и глупость людей.

Ведь никто не станет спорить о том, что самые первые, невысокие требования нравственности, не говоря уже о любви, состоят в том, чтобы не делать другому, чего не хочешь, чтоб тебе делали, сострадать бедному, голодному, прощать обиды, не грабить людей, не присваивать одним людям того, на что другие имеют одинаковое с ними право, вообще не делать того, что сознается злом всяким неиспорченным разумным человеком. И что же, как образец справедливости и исполнения нравственных требований, самым торжественным образом делается людьми, считающими сами себя учителями, руководителями людей? Охранение богатств крупных земельных собственников, фабрикантов, капиталистов, наживших свои богатства захватом земли, естественно долженствующей быть общей, или ограблением трудов рабочих, поставленных вследствие отнятия земли в полную зависимость от капиталистов; охранение такое усердное, что когда [кто ] либо из ограбленных, забитых, обманутых, со всех сторон спаиваемых одуряющими напитками людей как-нибудь присвоит себе 0,0000001 предметов, которые постоянным грабежом отняты у него и его товарищей, его по "праву" судят, запирают, ссылают.

Живет владелец тысячи десятин земли, т.е. человек, противно всякой самой несомненной справедливости завладевший один естественным достоянием многих, в особенности тех, которые живут на этой земле, т.е. явно ограбивший и не перестающий грабить их. И вот один из этих огрубляемых людей, безграмотный, одуренный ложной верой, передаваемой ему из рода в род, спаиваемый правительством водкой, нуждающийся в удовлетворении самых первых жизненных потребностей, идет ночью с топором в лес и срубает дерево, необходимое ему или для постройки, или для того, чтобы на вырученные деньги купить самое необходимое. Его ловят. Он нарушил "право" владетеля 1000 десятин леса, знатоки "права" судят его и сажают в тюрьму, оставляя голодную семью без последнего работника. То же совершается везде, в сотнях, тысячах таких случаев в городах, заводах и фабриках.

Воспитательное, этическое влияние "права"?!

Кант говорил, что болтовня высших учебных заведений есть большей частью соглашение уклоняться от решения трудных вопросов, придавая словам изменчивый смысл. Но мало того, что эта болтовня ученых имеет целью уклонение от решения трудных вопросов, болтовня эта, как это происходит при болтовне о "праве", имеет часто еще самую определенную безнравственную цель -- оправдание существующего зла.

Так вот те мысли, которые вызвало во мне ваше письмо и которые я очень рад случаю высказать.

Письмо это мне бы хотелось напечатать. Если вы разрешите это, я бы напечатал его с вашим письмом.

Статья посвящена студенческим годам Л.Н. Толстого в Казанском университете, где сформировались государственно-правовые взгляды юного графа.

Ключевые слова: своекоштный студент, юридический факультет, «Наказ» Екатерины II, «О духе законов» Ш. Монтескье, М.М. Сперанский.

Автор: В.Н. Мартышкин, Заместитель председателя Верховного Суда Республики Мордовия, доцент кафедры международного и европейского права Национального исследовательского Мордовского государственного университета им. Н.П. Огарева. г.Саранск

Л.Н. Толстой в студенческие годы

«Я решил, что занятия юриспруденцией свыше моих умственных способностей…» (Л.Н. Толстой. «Письмо студенту о праве»)

Граф Лев Николаевич Толстой родился 09 сентября 1828 г. в усадьбе Ясная Поляна Тульской губернии. Детей в семье Толстых было пятеро: Николай, Сергей, Дмитрий, Лев и Мария.

Родители умерли рано: в 1830 г. мать, а в 1837 г. и отец. Осиротевших детей воспитывали тётки по отцу. В 1841 г. молодые Толстые переехали в Казань к опекунше Юшковой П.И. Казань первый город в российской провинции где в 1759 г. была открыта гимназия. Её выпускниками были видные деятели российской науки и культуры: Г.Р. Державин, Н.И. Лобачевский, С.Т. Аксаков, А.М. Бутлеров. В 1804 г. был открыт Казанский университет — третье по времени и значимости учреждение в Российской империи. Дед Льва, граф Илья Андреевич Толстой был губернатором Казанской губернии (1815-1820). Три старших брата Льва Николаевича Толстого закончили математическое отделение императорского Казанского университета .

Лев Толстой выбрал восточное отделение философского факультета (разряд турецко-арабской словесности). Выбор был осознанным: предок Льва Николаевича — Петр Андреевич Толстой (1645-1729) служил у Петра I, был известным дипломатом, а будучи послом в Турции, весьма искусно отстаивал интересы России.

Следует отметить, что лишь после повторных испытаний (с разрешения ректора университета Н.И. Лобачевского) Л.Н. Толстой 03.10.1844 г. был зачислен «своекоштным», т.е. оплачивающий свое обучение, студентом . Учеба у молодого графа не заладилась и в апреле 1845 г. с формулировкой за «весьма редкое посещение лекций и малоуспешность» Толстого не допустили к переводным экзаменам.

25 августа 1845 года Л. Толстой обратился к ректору Казанского университета о переводе его на юридический факультет, обосновав это тем, что приложение юридической науки «к нашей частной жизни делается легче и естественнее любой другой» .

Ходатайство своекоштного студента было удовлетворено. В фондах Музея истории Казанского университета сохранилось прошение Л.Толстого от 14 марта 1846г. о приеме «за слушание лекций десяти рублей серебром».

Состав студентов-юристов того времени был в основном дворянским, «более думавших о рысаках, женщинах, балах да модных брюках, нежели об университетских лекциях. Это был тот самый факультет, про который попечитель округа М.Н. Мусин-Пушкин выражался, со свойственной ему резкостью: «что ни юрист, то дурак» .

На юного Льва Толстого произвели сильное впечатление лекции Станиславского по энциклопедии права, диспуты профессора Фогеля о смертной казни (Толстой в последующем будет противником этого вида наказания).

В университете Л. Толстой изучил наследие графа Михаила Михайловича Сперанского (1772-1839), принадлежащего к «созвездию крупнейших государственных деятелей России». Наполеон назвал его «единственной светлой головой в России», А.С. Пушкин — «Гением Блага». Л.Толстой прочитал его «Правила высшего красноречия» — сборник лекций выдающегося дипломата, юриста и законотворца. Это учебное пособие, изданное в 1844 г., через пять лет после смерти М.М. Сперанского, до сих пор является настольной книгой профессионалов в области ораторского искусства и коммуникации. Лев Николаевич, будучи студентом юристом, хорошо усвоил один из тезисов Сперанского: «Умение писать или говорить непонятно, есть нелепость, превосходящая все меры нелепостей» .

Любознательного графа Толстого поразила прозорливость отчизнолюба Сперанского, который еще в 1809 г., по поручению императора Александра I, подготовил план государственных преобразований — «Введение к уложению государственных законов». При этом Сперанский исходил из того, что «Законы существуют для пользы и безопасности людей, им подвластных. В государстве, — писал он, — где нет добрых исполнителей, конечно, не может быть и просвещенных судей, внутренней изящности установлений. Народ рассуждает о вещах по внешнему их действию» . Отдавая дань уважения реформаторским идеям М.М. Сперанского, Л.Н. Толстой в уста героя своего романа «Война и мир» князя Андрея Болконского вложил пророческое высказывание: «Теперь судят и обвиняют Сперанского все те которые месяц тому назад восхищались им, и те которые не в состоянии были понять его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки других; а я скажу, что ежели что-нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то все хорошее сделано им – им одним… И потомство отдаст ему справедливость. » .

Поскольку еще свежи были воспоминания о 1812 годе, для юриста Толстого патриотизм был неотделим от понятия Родина, Отечество, так как «любовь патриота посвящена тому же предмету, которому служит право: духовной жизни, её устроению и расцвету». .

Будучи всемирно известным писателем Л.Н. Толстой из патриотических побуждений весь свой гонорар от издания романа «Воскресение» пожертвовал преследуемым царским правительством крестьянам-«духоборам», названным так в честь провозглашения ими борьбы духовного начала с плотским. В их числе было немало мордвы, переселившимся из России в Канаду (с декабря 1898г. по апрель 1899г. до 7500 человек). Процесс этот был сложный. Известен, например, случай, когда юридическое заступничество графа Л. Толстого в 1898г. помогло трем мордовским крестьянам Самарской губернии вызволить из монастыря их детей, помещенных туда из-за отказа крестьян-духоборов от службы в царской армии по религиозным убеждениям . Такое дискриминационное отношение Российской империи к людям вынуждало их семьями мигрировать за рубеж. Все это в совокупности сформировало у писателя резко критическое отношение к нарушению в нем идеи равенства людей. Поэтому к концу жизни гения в его трудах доминирует отрицание любви к царскому отечеству и патриотизму: «Любовь к отечеству, -писал Л.Н.Толстой, -«есть нечто отвратительное и жалкое» («В чем моя вера», с. 252); о «диком суеверии патриотизма» («Царство божие», с. 38, 72).

На юридическом факультете Казанского университета формировались правовые взгляды юного графа. Здесь Толстой встретился с Д.И. Мейером, с именем которого связывают зарождение русского гражданского права как отрасли. Мейер поручил первокурснику Толстому провести анализ двух работ: «Наказ» Екатерины II (1767) и «О духе законов» Шарля Монтескьё (1748). Это исследование привело молодого Толстого к глубоким размышлениям об истоках права, о государственном устройстве… В дневнике студент Л. Толстой запишет: «Работа с «Наказом» и «О духе законов» открыло мне новую область умственного самостоятельного труда, а университет со своими требованиями не только не содействовал такой работе, но мешал ей» .

Толстой пришел к выводу, что положительные законы должны соответствовать нравственным, а наказания от имени государства должны быть соразмерны содеянному (преступлениям). Заключение юрист Толстой в ходе исследования сделал неожиданное: «Наказ» принес больше славы Екатерине, чем пользы России» .

Столь дерзкое свободомыслие молодого графа не осталось незамеченным со стороны начальства. За нарушение университетских правил, за непосещение лекций по истории Лев Толстой был посажен в карцер.

Граф Толстой не стал обжаловать это решение, так как считал, что во все времена отчизнолюбов отличало высокое правосознание. Здесь уместно вспомнить образ древнегреческого философа Сократа (463-399 до н.э), чьи труды и независимые суждения импонировали Л.Н. Толстому. Афинский суд постановил Сократу в вину, что он «портит молодежь», не признает богов, которых признает город, а признает знамения каких-то новых гениев». .

Философа приговорили к смерти путем принятия яда. Сократ отверг предложения своих учеников спастись бегством, ибо полагал, что «Законам своего государства следует повиноваться, даже если их применяют не правильно» .

«Казанские старожилы, — вспоминал Н.П. Загоскин, — помнят графа Л. Толстого на всех балах, вечерах и великосветских собраниях, всюду приглашаемым, всюду танцующим». Студент юрфака Лев Толстой не был лишен и артистического дарования, о чем писали «Казанские губернские ведомости», особенно после того как 19 апреля 1846 г. в актовом зале университета он выступал в «живых картинах» . В стране вечной юности, имя которой Казанский университет, Л.Н. Толстой испытал первое романтическое чувство к Зинаиде Модестовне Молоствовой. Отправляясь в мае 1851 г. на Кавказ Л.Н. Толстой остановился в Казани и вновь встретился с ней. В своем дневнике он запишет: «Я опьянен Зинаидой. Я ни слова не сказал ей о любви, но я так уверен, что она знает мои чувства».

Первый курс юрист Л. Толстой сдал успешно, о чем свидетельствовали его оценки… Тем не менее, на 2 курсе учебы 12 апреля 1847 г. Лев Толстой подал на имя ректора прошение об исключении из числа студентов.

В выданном ему свидетельстве в частности было указано: «Объявитель сего, граф Лев Николаевич Толстой… из разряда арабско-турецкой словесности перемещен на юридический факультет, в коем обучался с успехами… Поведения он, Толстой, во время бытности в Университете был отличного. Граф Толстой, как не окончивший полного курса университетских наук, не может пользоваться правами, присвоенными действительным студентам… при поступлении в гражданскую службу сравнивается в преимуществах по чинопроизводству с лицами, получившими образование в средних учебных заведениях, и принадлежит ко второму разряду гражданских чиновников. В удостоверении чего и дано ему, графу Льву Толстому, сие свидетельство из правления Казанского университета на простой бумаге» .

23 апреля 1847 г. Л.Н. Толстой покинул Казань. Значимость и насыщенность казанского периода (1841-1847) жизни молодого Толстого, переход от возраста отрочества к юности, совпавший с изучением права в университете, оказали влияние на его мировоззрение и творчество.

Казанские мотивы его творчества отражены в некоторых его произведениях: «Отрочество» (1854), «Юность» (1857), «Исповедь» (1884), «После бала» (1903).

Прибыв из Казани в Ясную Поляну, в свою усадьбу, которая досталась по наследству, Л.Н. Толстой задумал проект коренного переустройства социально-экономического уклада жизни крепостного крестьянства. С этой целью он углубленно изучает юриспруденцию, особенно в части касаемой плана всеобщего государственного образования, открыл школу для детей крестьян. Более того, весной 1849 г. Толстой отправляется в Петербургский университет для сдачи экзаменов на степень кандидата права. Не забывал, уже достаточно известный писатель Л.Н. Толстой, и родной альма-матер. 5 сентября 1876 года, посетив юридический факультет Казанского университета, Лев Толстой в письме жене написал: «Казань возбуждает во мне своими воспоминаниями неприятную грусть» .

Незадолго до смерти, в 1909 г., Лев Толстой в работе «Письмо студенту о праве» изложил мотивы, побудившие его расстаться в 1847 г. с юридическим факультетом в Казани: «Я ведь сам был юристом. На втором курсе меня заинтересовала теория права, но чем более я вникал в смысл теории права, тем все более и более убеждался, что или что-то неладное в этой науке или я не в силах понять её. Проще говоря, я понемногу убеждался, что кто-то из нас двоих должен быть очень глуп: или Неволин, автор энциклопедии права, которую я изучал, или я, лишенный способности понять всю мудрость этой науки. Мне было 18 лет, и я не мог, не признать того, что глуп я, и поэтому решил, что занятия юриспруденцией свыше моих умственных способностей и оставил эти занятия» .

Юридическая наука от этого решения графа, по-видимому, не пострадала, но важно, то, что именно на юридическом факультете Казанского университета, Толстой твердо выбрал для себя «область самостоятельного умственного труда», благодаря чему стал гением в литературе, прославив в веках свое Отечество.

На закате своей земной жизни Л.Н. Толстой размышлял о своем тернистом жизненном пути и строках письма из Сибири М.М Сперанского: «все происшествия нашей жизни нанизаны на одной нити и сию нить держит и управляет наш верный и истинный Небесный Отец» .

Когда Толстой умер (20.11.1910) из Казани в Ясную Поляну отправили телеграмму: «Студенческий юридический кружок при Казанском университете лишь просит и его причислить ко всем скорбящим о смерти Л.Н. Толстого» .

Литература

Толстой Л.Н. Собр. Соч.: в 90 т. М. 1935 Т.38 С.60
Юридическая наука и образование в Казанском университете / под научн. ред. И.А. Тарханова. — Казань. 2014. С. 27-34
Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. 4-е изд., доп. — М. 1997. С.704. «Своекоштный — об учащихся: содержащийся и обучаемый на свой кошт».
Толстой Л.Н. Собр. Соч.: в 90 т. М. 1935 Т.59. с.10
Загоскин Н.П. Граф Л.Н. Толстой и его студенческие годы // Исторический вестник. 1894. №1. С.107-109
Юдина Н.В. Общественное мнение как инструмент сотрудничества государства и гражданина // Материалы правового форума: «Сперанские чтения», 29.08.2013 г., г.Владимир. 2014. с.222-223
Сперанский М.М. О коренных законах государства. М. Эксмо. 2015. с.166, 195.
Толстой Л.Н. Собр. соч.: в 12 т. М. 1987. Т.4. с.380
Ильин И.А. О сущности правосознания. Собр.соч. в 10т. М. 1994. т.4. с. 242.
Сушкова Ю.Н. Под небом Канады. Саранск. 2012.с.41,43,45.
Бирюков П.И. Биография Л.Н. Толстого (серия «Гений в искусстве»). М. 2000.кн.1. С.73-78
Гусев Н.Н. Лев Николаевич Толстой. Материалы к биографии с 1828 по 1855 год. М. Изд-во Академии наук СССР, 1954. С.225
Платон. Апология Сократа//Соч. в 3 т. М.1968. т.1. с.91,126-130.
Казанские губернские ведомости. 1846. №18 Стлб.174-180
Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: в 90 т. М. 1938. Т. 83. с.227-228
Материалы правового форума: «Сперанские чтения», 29.08.2013 г., г.Владимир. 2014. с.6-7
Копия документа из фондов Музея истории Казанского университета